Глава 1

«Я хочу найти сама себя.

Я хочу разобраться, в чем дело.

Помоги мне, помоги мне.

Я хочу, чтоб моя душа тоже пела».

Децл и МA.Ru.СЯ, «Письмо»

Скорость – это то, ради чего стоит жить. Скорость наполняет жизнь смыслом, насыщает ее красками. Только скорость дает то количество адреналина, от которого вскипает кровь, сердце пробивает грудину и становишься живее всех живых. От которого получаешь истинное удовольствие. На которое подсаживаешься по-черному и ловишь кайф. И с которого слезть уже невозможно.

Скорость окрыляет, вдохновляет, заряжает. Скорость дарит чувство абсолютной свободы, помогает выкинуть из головы лишние проблемы. Скорость – это все! V-Max – это все! Он дает то ощущение безграничной свободы, которым заменяется общепринятое понятие о счастье.

Ждан открутил ручку газа, выжимая из мотоцикла все силы. Кроваво-красный дрегстер подтверждал свое право считаться одним из лучших гоночных мотоциклов по преодолению прямой дистанции. Он с легкостью перестраивался из ряда в ряд, играя в «шашечки», обгоняя тяжелые и неповоротливые автомобили, которые уступали в разы по маневренности и динамике.

Правда, иной раз попадались такие же отчаянные любители скорости, как он сам, на низких «прилизанных» спорткарах японской сборки с рычащими моторами. Они могли почувствовать друг друга даже за несколько полос. Невидимая нить соперничества объединяла их. И тогда между ними вспыхивал соревновательный дух. Перед мысленным взором маячил стартовый флажок и все ограничители срывало.

Они мчались наперегонки с бешеной скоростью. И если пустынное шоссе позволяло в полной мере насладиться соперничеством, то на дорогах города тачки всегда уступали, без шансов на победу. Они не могли лавировать в междурядье, как это делал Ждан. Они не могли сорваться с места на светофоре и в считанные секунды набрать скорость под сотню. И они проигрывали в неравной борьбе, не успев сполна насладиться гонкой.

Ждан вышел на объездную кольцевую дорогу. Пригнулся к рулю, улучшая аэродинамику, и помчался с немыслимой скоростью, рассекая теплый ночной воздух. Свет от уличных фонарей отражался на глянцевых боках мота. В ушах засвистел ветер. Он наконец-то почувствовал себя в своей стихии после толкотни на дорогах города. Впереди целое лето, и каждый вечер будет насыщен скоростью и адреналином. Все, как он любит. Все, ради чего он живет.

Боковым зрением через затемненное стекло визора он заметил стремительное приближение автомобиля с прилегающей разгоночной полосы. «Почему бы и нет?» – мелькнуло в голове. Он чуть сбросил скорость, позволяя спортивной тачке с блестящими, лоснящимися от натертого воска боками дорогого бордового цвета нагнать себя. Ровно настолько, чтобы, уловив с водителем друг друга взглядом, закуситься в скорости.

Удар!

Громкий стук металла и его отбросило на отбойник. Характерный хруст костей ослепил вспышкой адской боли. Его рикошетом откинуло обратно, сорвало с седла, и он проскользил по дороге несколько десятков метров за мотоциклом. Асфальт, как раскаленная до бела наждачка, стер насквозь джинсы и кожаную куртку с защитными вставками. Обжигающая боль разъела кожу на бедре до мяса. Мелкой дробью простучал шлем, защищая голову, и со стуком ударился о бортик. Все произошло в считанные мгновения.

Ждан сцепил челюсти и с натугом задышал. Крепко зажмурился. Между бровями залегла складка. Холодные капли пота проступили на лбу и висках, и сразу пропитали балаклаву. Его нога лежала вывернутая под неестественным углом. Кожа на другой ноге горела адским огнем, и ему не надо было видеть, чтобы знать – там не достает куска плоти. Голова раскалывалась от переизбытка поступающих рецепторов боли.

Он в сознании. Слышит низкое урчание двигателя подъехавшей машины. Хлопок дверцы. Быстрый перестук каблуков. Поднялся визор шлема и он с трудом разлепил глаза.

– Он жив! – крикнул женский голос. Послышались другие голоса, глумливый и явно не трезвый хохот, похабные комментарии. – Надо вызвать «скорую»! Слышь ты, идиота кусок, хорош ржать!! «Скорую» вызывай!

Обладательница голоса перевела взгляд на парня:

– Жить будешь. Если захочешь, – подмигнула она и нагловато ухмыльнулась.

Ждан вгляделся в ее глаза и его агонизирующий от боли мозг совсем растерялся. На него смотрели два разных глаза одного человека. Один коварно щурился и был такой же темный, как окружающая девушку ночь. Другой смотрел прямо и открыто, даже с некоторой долей сожаления, и светился, словно изнутри лазурью летнего неба.

Она встала с корточек, и Ждан услышал отдаляющийся звук ее шагов. С трудом повернул голову и проследил за ней взглядом. Увидел, как ножки на высоких шпильках исчезли в салоне очень низкой машины с номерами 666 и ххх и логотипом золотого быка на черном щите. И отключился.

Глава 2

Она проснулась далеко за полдень. Тяжелые темные шторы были плотно задернуты, не впуская яркий дневной свет. Она редко вставала раньше обеда: отсыпалась после ночных гулянок, развлекаясь каждую ночь. Откинула пуховое одеяло и объемный, как живой скорпион, изображенный на пододеяльнике, скукожился. Спустила ноги с кровати. С правого бедра на нее хитро посмотрела рыжая лисица. По левому змеился хвост дракона, туловище которого карабкалось вверх по ее боку, «цепляясь» и оставляя кровавые следы от когтей.

Сусанна потянулась и недовольно поморщилась – тупая боль в голове напомнила о вчерашних алкогольных возлияниях. Подошла к дорогому трюмо из красного дерева с множеством выдвижных ящичков и огромным зеркалом со встроенным освещением. Кинула две шипучих болеутоляющих таблетки в стакан с водой, что стоял на трюмо. Об этом позаботилась Наталья. Как и об остальных таблетках, которые Сусанна должна принять. Она же собрала грязные вещи, разбросанные по всей комнате. Она же на кой-то ляд заправляет ее постель каждый день. И она же прибирает ее вечно заваленную всяким хламом комнату.

Сусанна выпила раствор и не глядя, опустила тяжелую руку со стаканом. Тот соскользнул с края столешницы и упал. Толстый ворс дорогого персидского ковра заглушил стук и не дал ему разбиться. Сусанна даже не обратила на это внимание. Плевать. Взглянула на себя в зеркало. Правая половина волос – ярко-розовые афрокосы, длиной до пояса, часть из которых перекинулась через плечо на грудь девушки. Левая половина ярко-голубого цвета осталась за спиной. На плече был вытатуирован паучок с мохнатыми лапками, который тоже смотрел на нее. Мятая майка с изображением Спанч Боба едва доходила до пупка, в котором блестела сережка с бриллиантом. С трусиков на оборке подмигивал Патрик. Скорчила себе недовольную гримасу. Губы покривились, и платиновое кольцо в центре нижней губы еще сильнее передавило плоть. Замерла. Несколько мгновений всматривалась застывшим взглядом в отражение своих разноцветных глаз. Потом брезгливо скривила лицо и показала себе язык. Тот блеснул штангой из чистой платины и исчез за полными четко очерченными перманентным макияжем губами.

Накинула шелковый халат. Небрежно завязала пояс так, что кусок майки бесстыдно торчал. Подобрала с пола джинсовку от Gucci, куда не глядя, бросила ее, когда пьяная вернулась домой под утро. Вынула из кармана пачку тонких сигарет, зажигалку и бросила. Наталья приберет. Как всегда.

Прикурила и пошла через весь огромный дом в кабинет отца, оставляя после себя шлейф табачного дыма. Она не любила курить. Но еще больше ее отец не любил, когда она курила в доме. И только для того, чтобы досадить ему, она делала это через силу всякий раз, когда он был дома.

Сусанна спустилась по широкой лестнице из дорогого голубого мрамора с позолоченными перилами. Сделала пару затяжек и почувствовала тошноту. Плевать. Лишь бы надымить тут посильнее. Сквозь панорамное окно от пола до потолка на первом этаже она увидела просторную придомовую территорию. Lamborghini, который она вчера поленилась загнать в подземный гараж и оставила у входа, не было. Значит, кто-то из охраны отогнал тачку. Интересно, заметили ли вмятину? Живая изгородь по краям аллеи, ведущей к дому, была идеально подстрижена добросовестным садовником. Он и сейчас, как заметила Сусанна, орудовал своими большими ножницами.

Она прошла по богато обставленной гостиной, в которой все надрывалось криком о чрезмерной роскоши и полнейшем отсутствии вкуса хозяина дома. Преодолевая тошноту, Сусанна сделала глубокую затяжку и выпустила как можно больше дыма. Струсила пепел на дорогую обивку кожаного дивана цвета слоновой кости, нисколечко не заботясь о последствиях. И, наконец, спустя вечность, дошла до кабинета отца.

Она рывком распахнула дверь, не постучав. Та с грохотом ударилась о стену, громко известив о посетителе.

– Оля-ля! Я смотрю, ты не один. Впрочем, как всегда.

Сусанна, ухмыляясь и нагло размахивая сигаретой, вразвалочку прошла в кабинет. Женщина в дорогом строгом костюме сидела напротив отца. Их разделял массивный письменный стол из цельного дуба. Она вздрогнула от столь дерзкого появления девушки.

Сусанна помнила этот стол и ненавидела его всем сердцем. Как-то раз из-под него вылезла женщина с размазанной по губам помадой, когда Сусанна также ворвалась в кабинет «не вовремя», прервав «совещание». Однажды она застукала отца во время животной случки прямо на этом столе. Представительница школы Президента принесла на рассмотрение бумаги о разрешении оборудовать компьютерные классы новыми мощнейшими ПК. Естественно, на это требовались определенные значительные расходы из бюджета города. И вот на этих самых бумагах, разбросанных по столу, отец поставил представительницу на четвереньки, задрал ее юбку, спустил до колен трусики – та предусмотрительно надела чулки – и, схватив ее за волосы, драл, как второсортную шлюху, не заботясь о приличиях. И много других постылых воспоминаний навевал Сусанне этот проклятый стол.

Она подошла и села на его край спиной к отцу. Полы черного халата с принтом черепов расползлись по сторонам и оголили татуированное бедро. Сусанна зло уставилась на женщину, которая явно растерялась и не знала, как себя вести. Сделала глубокую затяжку, чувствуя, как к тошноте прибавилось головокружение, и выдохнула дым прямо ей в лицо.

– Я занят. Ты не могла бы подождать в гостиной, пока я закончу? – глубокий бархатистый голос отца, тихий и властный, раздался за спиной у Сусанны. Этот голос сводил с ума всех женщин и рождал в их головах порочные мысли. Этот голос так и напрашивался, чтобы им говорили интимные непристойные слова. И этот же голос вызывал зависть своим насыщенным звучанием у таких же сильных мира сего, как ее отец.

Сусанна не повела и ухом. Продолжая нагло буравить женщину взглядом, рявкнула:

– Слышала? Пошла вон!

Дважды повторять не пришлось. Незадачливую визитершу как ветром сдуло. Евгений Николаевич недовольно вздохнул, откинулся на высокую спинку дорогого кожаного кресла и скрестил руки перед грудью. Его дорогая сорочка от известного модельера натянулась на крепких плечах. Посеребренные сединой виски красиво замерцали, когда он чуть повернул голову к дочери и вперил в нее тяжелый взгляд из-под низко нависших век.

Сусанна развернулась и хотела сделать еще одну наглую затяжку теперь уже ему в лицо, но не смогла. На этот раз ее точно стошнит. К тому же в кабинете курить разрешалось и ее открытое неповиновение его наказам не вызовет должного раздражения. Она затушила сигарету в золотой пепельнице, украшенной по кругу драгоценными камнями – подарок отцу от администрации города на юбилей. Жирно и абсолютно без вкуса.

– На-а поговорить.

– Не глотай буквы. С тобой занимались лучшие высококвалифицированные логопеды в школе Президента. Или после окончания Гарварда ты забыла произношение русских слов?

– О! Давай тока без нотаций! – скривилась Сусанна, нарочно коверкая слова. Она спрыгнула со стола и бесцельно пошла бродить по гигантскому кабинету. – Мы вчера с друзьями малость покуролесили. Клуб, потом покатались. То да сё.

Она остановилась у окна и чуть одернула тяжелую портьеру из темно-зеленого бархата. Прямо напротив был огорожен вольер, в котором жили пять крупных иссиня-черных чистокровных алабаев с купированными ушами и хвостами – еще одна блажь ее отца.

– Ничего нового, – прервал он затянувшуюся паузу. Сусанна отвернулась и пошла дальше, мимо книжного стеллажа из дорогого красного дерева до отказа забитого редкими произведениями великих авторов.

– Не совсем. Во время покатушек мы случайно зацепили мотоциклиста. Парень был жив, когда мы уехали.

Она взяла в руки томик Сократа – большой, увесистый, в кожаном переплете. Раскрыла книгу и увидела стопку стодолларовых купюр, вложенных в специально вырезанное углубление. Очередная взятка. Сусанна захлопнула испорченную книгу и вернула на место.

– Надо бы позаботиться о нем, – она повернула голову к отцу и прожгла его затылок горящим озлобленным взглядом. – Не так, как ты умеешь, а действительно, по-настоящему помочь. – Она пошла дальше, и босые ступни ее ног шагали неслышно, утопая в мягком ворсе Исфаханского ковра.

– Меня никогда не интересовало меценатство мотоциклетного гетто. Не вижу причин нарушать традицию.

Ну, разумеется, не интересовало. Этот лживый и продажный человек имел дела только с теми людьми, от которых мог получить реальную выгоду. Книги на полках тому явное подтверждение. Сдался ему этот вшивый мотоциклист?

– А я вижу. – Сусанна закончила обход кабинета и встала перед ним, сложив руки под грудью. Посмотрела в упор, и ее гетерохромия как всегда сбивала с толку. Для своих двадцати двух лет она имела слишком жесткий взгляд. – Кольцевая дорога, где произошло столкновение, оснащена камерами видеослежения. Они наверняка зафиксировали происшествие, а также то, что виновник аварии скрылся с места ДТП.

– Это не проблема. Запись всегда можно стереть.

– Она уже попала в руки журналистов. Кому, как не тебе знать, как оперативно они работают. Новость наверняка разлетелась по каналам теле- и радиовещания.

– Каким образом ты хочешь вовлечь меня в эту историю? – Евгений Николаевич всматривался в свою непокорную дочь, которая словно специально вставляла палки ему в колеса. На его загорелом лбу четче обозначились хмурые складки, уголки губ опустились вниз.