Введение

Тени большого города скрывали больше, чем просто улицы и переулки. Они хранили

секреты, которые могли сломать жизни, и правду, за которую приходилось платить

слишком высокую цену. Ядвига знала это лучше многих. Бывшая звезда следственного

отдела, она однажды подошла слишком близко к разоблачению коррупционной схемы, в которой были замешаны высокопоставленные чиновники, прокуроры и даже ее

собственный муж. В тот момент она еще не понимала, что правда может быть опаснее

пистолета, приложенного к виску.

Ее исчезновение стало громким скандалом, который быстро замолчали. Память стерта, дело закрыто, жизнь – перечеркнута. Но в новом городе появился один человек, для

которого это дело никогда не будет закончено. Константин Власов, ее бывший

напарник и единственный, кто не сдался, когда все остальные опустили руки.

Семь лет спустя судьба сводит их снова. Ядвига, работающая учителем, постепенно

начинает вспоминать обрывки прошлого. Константин, ставший тенью самого себя, наконец находит ее – но та, кого он искал все эти годы, больше не та женщина, которую он помнит. Она сломлена, напугана и не доверяет даже собственным

воспоминаниям.

Их воссоединение – не трогательная встреча после долгой разлуки. Это столкновение

двух раненых зверей, каждый из которых боится, что другой нанесет новый удар. Но

когда старые враги снова дают о себе знать, им приходится объединиться, чтобы

наконец докопаться до правды.

Это история не только о мести. Это история о том, как даже в самом темном деле

можно найти свет. О том, как доверие, однажды потерянное, можно вернуть. И о том, что любовь – не слабость, а самое мощное оружие, если использовать ее правильно.

Город все так же молчит, но теперь в его тишине слышен отсчет последних секунд

перед бурей. И когда она наконец грянет, никто не останется в стороне.

Глава 1

Ядвига.

Я села, как меня и просили. Спина прямая, руки сложены в замок на коленях. Пальцы

холодные, хотя в кабинете было жарко – окно закрыто, радиатор шипел.

– Ядвига Львовна, – начал директор, не глядя в мою сторону. – Поступила…

информация. От родителей ученика. Они утверждают, что вы – позволяли себе.. – он

прочистил горло – непедагогические действия. В отношении мальчика. Одиннадцатый

«А».

Молчание повисло, как веревка в комнате без окон.

Я моргнула. Один раз. Второй. Не ослышалась.

– Простите?.. – только и смогла выговорить.

Он по-прежнему не смотрел в мои глаза. Взгляд был где угодно: на часах, на папке с

бумагами, на краю стола. Где угодно, только не на мне.

– Родители утверждают, что вы якобы касались его. За пределами дозволенного. С их

слов. – Он тяжело вздохнул. – Мы, конечно, проведем проверку. Но сейчас вы будете

отстранены от занятий. Временно. На время разбирательств.

Касалась.

Это слово ударило в грудь как чужая рука. Грязная, липкая, не моя. Я даже представить

не могла, что это значит – не то чтобы сделать.

– Это… это какое-то недоразумение, – голос прозвучал тише, чем хотелось. Словно не

мой голос. Словно меня здесь не было.

– Мы все проверим. Директор наконец поднял взгляд. В нем – не злость. Усталость. И

что-то, похожее на заранее принятое решение.

– Кто этот ученик? – спросила я.

Внутри нарастал странный холод. Не страх даже – отключение от реальности. Как

будто кто-то аккуратно тянет за шнур, отключая розетки моего сознания одну за

другой.

Он назвал имя. И фамилию.

Я знала его. Смутно. Не особенно активный, тихий. И я даже не помнила, чтобы

общалась с ним лично. Пару раз – дежурная похвала за сочинение.

Это ошибка. Кто-то перепутал. Или.. придумал. Но зачем? Почему?

– Вы можете взять отпуск за свой счет. Или больничный. Это – ваше право. Но завтра

в школу лучше не приходить.

Слова ударили, как пощечина. Отпуск. Или больничный. Я попыталась вздохнуть, но

что-то мешало – будто внутри стоял большой камень.

Я встала. Ноги ватные. Колени дрожат.

Сумку забыла на полу, пришлось вернуться, неловко наклонилась, чуть не упала. И

снова – взгляд директора. Не гнев. Не поддержка. Просто нежелание участвовать. Он

хотел, чтобы я ушла. И не возвращалась.

– Я не делала ничего плохого. И поняла, что не верю, что меня кто-то услышал.

***

Дверь за спиной закрылась с легким щелчком – почти вежливо.

Я стояла в пустом коридоре. Слишком тихо. Звонка не было. Уроки шли. Я опоздала на

свой четвертый класс. Или уже не опоздала.

На секунду захотелось вернуться обратно, открыть дверь и сказать: "Вы что, с ума

сошли? Я не такая. я нормальная. Я преподавала здесь семь лет." Но с места не

двинулась. Стояла. Словно под ногами трескалась плитка, а за ней – черная вода.

Я прошла по коридору стараясь не смотреть по сторонам, не хотела видеть лица людей, которые уже знают и что страшнее – верят.

На повороте столкнулась с Мариной Петровной из начальных классов. Та замерла, как

будто не ожидала увидеть меня здесь. Потом резко опустила глаза и, не сказав ни слова, прошла мимо. Вот оно. Уже началось.

На вешалке у учительской – мое пальто, темное, строгое, с пуговицами под горло. Я

всегда так одевалась. Аккуратно, сдержанно. Чтобы не привлекать внимание. Чтобы

быть «никакой». Чтобы не было повода. Сегодня повод нашел меня сам.

Я вышла на улицу. Холодный воздух ударил в лицо – апрель, но солнце светило

обманчиво. На школьном дворе курили трое старшеклассников. Один из них – как

назло и был тот самый мальчик.

Кротов. Денис. Тот, кто обвинил.

Он посмотрел на меня. Не отвел глаз. Не прятался.

На его лице – ничего. Ни страха, ни торжества. Просто пустота. Как будто он меня

вообще не знает и не знает о том, что произошло.

А я не знала, как дышать.

Телефон завибрировал в кармане. Отец. Я тут же сбросила. Потом снова – звонок. Уже

завуч. Потом мачеха. Потом две коллеги в мессенджере. Слова мелькали, я их даже не

читала. Только одно сообщение от неизвестного номера: "Таких, как ты, надо сажать.

Грязь."

Руки задрожали. Я выключила телефон. Просто выключила – как лампу, как себя.

Села на лавку возле остановки, не чувствовала пальцев, в ушах стучало.

И я не плакала. Пока что – нет. Внутри – не боль, не ярость, даже не страх. Только

белый шум, как будто мое сознание под водой.

Слова "я ни в чем не виновата" крутились в голове, как молитва, которую повторяешь

– не потому что веришь, а потому что больше нечего говорить.

Глава 2

Ядвига.

Несмотря на то, что я пропустила все возможные автобусы, мне все таки удалось

добраться до дома.

Квартира встретила меня тишиной. Привычной, тяжелой, почти дружелюбной. Закрыв

за собой дверь, прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол. В ушах звенела

та же фраза, как отбойный молоток: «Вы подозреваетесь». Мир вокруг потерял звуки, будто все вокруг остановилось. Он больше не был надежным или справедливым, он

больше не внушал доверия.

Не знаю как долго я просидела и сколько времени прошло. Тени на стенах сдвигались, луч света от уличного фонаря рисовал зыбкие контуры на потолке. Дома было холодно.

Или это внутри меня заледенело все? Я не могла встать – не потому что устала, а

потому что что-то внутри оборвалось. Вся моя сдержанность, мои четкие линии, логика, профессионализм – все рассыпалось, как карточный домик.

С трудом поднявшись, я прошла в ванную. Включила воду и, не раздеваясь, встала под

душ. В зеркале – женщина. Уставшая, чужая. Не та, что еще вчера уверенно говорила

с прокурором. У нее в глазах поселилась тревога, а на лице – шрам от недоверия. Я

уперлась руками в стеклянную стену кабины, пытаясь остановить дрожь.

Быстро приняв душ, я вышла из ванной. Завернувшись в полотенце, я подобрала свою

мокрую одежду с пола. Из кармана джинсов выпал ключ.. Я подняла его и внимательно

рассмотрела. Это был ключ от моего класса, от класса в котором я провела столько лет

и в который я вряд ли уже когда-либо вернусь.

На кухне я автоматически включила кофеварку. Пальцы дрожали, кофейная чашка

тряслась в руках. Кофе – это привычка. Ритуал, за которым я всегда пряталась от

эмоций. Но сегодня не сработало. Слишком глубоко, слишком страшно было то, что

случилось.

Я села за стол, смотрела на кухонные стены, знакомые и в то же время чужие. Каждый

предмет напоминал о времени до —, до обвинений, до того, как мир внезапно показал

ей свое настоящее лицо. Я закрыла глаза. В памяти всплыли лица коллег. Кто из них

знал? Кто улыбался ей, уже зная, что меня подставили?

На столе лежала старая тетрадь. Когда-то я вела ее для себя – заметки по делам, схемы, догадки. Я раскрыла ее, и сердце пропустило удар: кое-где исчезли записи. Как

будто кто-то сознательно вырезал куски. Это был не просто намек – это было

предупреждение. Кто-то залез в мой дом. Кто-то давно наблюдает.

Я вскочила, сердце колотилось в груди. Первым порывом было собрать вещи и сбежать.

Исчезнуть. Но куда? За мной следили. И я поняла: игра началась гораздо раньше, чем я

почувствовала, со мной играли уже давно и правила были написаны не мной.

Я прошла в гостиную и открыла окно. Свежий воздух хлынул внутрь, как реальность.

Я глубоко вдохнула. Нет. Я не убегу. Не в этот раз. Больше я не позволю себя сломать.

В спальне я достала из коробки старые дела – свои личные копии, которые вела

параллельно. Лист за листом. Я искала совпадения, искала имя, связующее звено. И тут

– взгляд наткнулся на подпись. Имя, которое мелькало среди второстепенных, но

теперь вдруг стало центральным.

Я села, выпрямилась. Пазл начал складываться. Подстава была не случайной. Я кому-то

мешала. Кто-то тщательно выстраивал ловушку. На этом закончилась старая история и

видимо начинается новая.

Зазвонил телефон, я не хотела ни с кем разговаривать, но номер оказался не знакомым.

– Да?

– Ядвига Львовна? – голос на том конце был твердым, решительным и раздраженным.

– Да.

– Вас беспокоят из следственного комитета, вам необходимо подъехать для уточнения

информации по делу. Завтра в восемь вечера ждем вас в управлении.

Повесив трубку, я снова посмотрела в окно. Где-то за горизонтом начинался новый

день. И в этом дне у меня было только одно оружие – правда. Больше у меня не было

ничего. Но поможет ли мне эта правда выстоять? Если стоять мне придется одной.

Глава 3

Ядвига.

Ванная наполнилась густым паром, сквозь который пробивался мягкий свет лампы.

Струи воды стекали по моей коже, оставляя блестящие дорожки на плечах и исчезая в

изгибах талии.

Я закрыла глаза, запрокинув голову, позволяя воде смыть остатки этого кошмара.

Потом провела ладонями по лицу, смахнула капли с ресниц и вытерла тело пушистым

полотенцем, оставив кожу розовой от тепла.

Перед зеркалом, еще затянутым дымкой, я провела рукой, очистив участок для

отражения. Мои черные волосы, тяжелые от воды, падали волнами почти до лопаток. Я

нанесла крем на лицо, потом подвела глаза тонкой линией, подчеркнув их

миндалевидную форму. Помада – нейтрального, чуть розового оттенка – легла на

губы одним точным движением.

Одевалась я неспешно: сначала белье – кружевное, почти невесомое, потом

облегающие джинсы, скользнувшие по бедрам, и свободная белая рубашка, которую я

не стала застегивать до конца, оставив просвет у ключиц. На секунду задержалась у

зеркала, поправила сережку-кольцо в ухе, затем встряхнула волосами, распылив в них

аромат цветочного спрея.

Готова. Осталось только надеть часы на тонкое запястье – и можно выходить.

Комната была похожа на старую учительскую: выцветшие стены, пластиковый стол, стул с расшатанной спинкой.

Никаких камер. Только диктофон и мужчина напротив.

– Лебедева Ядвига Львовна? – спросил он, не поднимая глаз от бумаг.

– Да.

– Присаживайтесь.

Он перелистнул листы. Щелкнул ручкой.

Выглядел спокойно. Даже слишком спокойно – как будто это происходит каждый день

и он уже знает исход.

– Следователь Власов Константин Игоревич. Провожу опрос по делу ¼ 118/К. Вам

разъяснены ваши права?

– Мне никто ничего не объяснил, – сказала я, нервно теребя рукав рубашки. Сегодня

я оделась так, как не одевалась уже давно, на мне была белая легкая рубашка, джинсы, даже не знаю откуда они в моем шкафу, ведь вся моя одежда была серая, неприметная, как раз для работы учителем. Я распустила волосы и теперь они лежали черным

смогом на моих плечах.

Он кивнул, но без раздражения. Достал из папки лист.

– Тогда слушайте. Вы не обвиняетесь, вы – опрашиваемая сторона. Но, в случае

подтверждения заявлений, дело может быть переквалифицировано.

Он говорил спокойно. Без осуждения. Без сочувствия. Просто – по делу.

И от этого становилось страшнее.

– ФИО и дата рождения?

Я назвала. Голос прозвучал сухо.

– Вы преподаете где?

– Школа Nº 17, старшие классы, литература.

– Как давно работаете?

– Семь лет.

– Ученика с фамилией А. знаете?

– Знаю по списку. Почти не общались, я не веду его класс.

Он кивнул. Сделал пометку.

– Близких контактов не было?

– Нет.

– За пределами школы?

– Нет.

– Вы когда-либо были у него дома?

– Нет.

– Он – у вас?

– Конечно нет.

Каждое "нет" звучало все острее. Все сильнее хотелось закричать: "Вы вообще

слышите, что вы говорите?". Но я молчала. Он – тоже. Только взгляд.

Он поднял глаза впервые. Смотрел внимательно, без суеты.

И вдруг спросил:

– Вы боитесь?

Я растерялась.

– Простите？

– Это не в протокол. Просто… вы напряжены. Вы боитесь, что вам никто не

поверит?

Я внимательно посмотрела на него. Он не улыбался. Его темно карие, почти черные

глаза не выдавали никаких эмоций.

– А вы поверили бы? – тихо спросила я.

Пауза.

– Не знаю, – честно ответил он. – Пока не вижу оснований ни для обвинения, ни

для доверия. Но есть вопросы.

Он выключил диктофон.

– Могу задать один из них – не по форме?

– Пожалуйста.

– Вы знаете, что у него есть аккаунт на сайте с откровенными историями? С

подробностями. Похожими на вашу внешность.

Мое лицо побледнело. Он видел это.

– Вы… хотите сказать, он это все… придумал?

– Я ничего не утверждаю, – спокойно ответил Константин.

– Но, возможно кто-то хочет, чтобы вы выглядели виновной. Очень убедительно. И

мне интересно – почему.

***

Константин.

Костяшки ее пальцев побелели, она сильно вцепилась в свою сумочку. Взгляд

напуганный, как у маленького олененка, мне даже становилось ее жалко.

– Вам кто-нибудь угрожал? – спросил я.

– Уже начали, – она кивнула. – Анонимные сообщения. Один номер был с

картинкой. Фотография моего подъезда. Без текста.

Я потянулся к телефону, открыл заметки.

– Можете переслать это мне?

– Я выключила телефон, – ответила Ядвига. – я.. не справляюсь с этим потоком.

– Понимаю, – коротко кивнул я. – Когда включите – отправьте на этот номер, протянув ей визитку. – Только не публикуйте его. Это не служебный.

Она аккуратно взяла у меня визитку. Ее пальцы коснулись моих, холодные как лед, меня будто ударило током от этого прикосновения. Очень странно.

– Вы первый, кто не разговаривает со мной так, будто я уже призналась, – тихо

сказала она.

– Я предпочитаю проверять сам, – ответил я. – Вас могут вытащить на допрос

официально. Могут вызвать в суд. Ваша карьера – под угрозой. Если вы невиновны, вы это выдержите. Но не в одиночку.. Вам есть к кому обратиться за поддержкой?

Она смотрела в стол. Она будто стала еще белее, чем была до этого. Я смотрел на нее, ждал, когда она скажет, что не одна, что ей есть куда бежать. Но она лишь отрицательно

покачала головой.

– Я не знаю, кто это начал. Я правда не знаю, – прошептала она.

– Вы не из тех, кто кричит, даже когда тонет, – произнес я. – Я не знаю, кто это

начал. Я правда не знаю, – прошептала она. Таких легче утопить.

Она вздрогнула. Я не хотел ее обидеть, лишь сказал очевидную вещь.

– Отдыхайте сегодня. Психолог у нас штатный, но я не советую. Они пишут все в

карточку. Если хотите – могу дать вам адрес одного, кто работает анонимно. Не для

следствия. Для вас.

– Почему вы… вообще этим занимаетесь? – спросила она. Вы же могли просто…

задать вопросы и уйти. Зачем вам это?

Я на секунду замер. Но сказал:

– Потому что, когда человек начинает говорить как вы – сдержанно, вежливо, спокойно – я знаю, что внутри у него может быть такая боль, которую громкие давно

бы уже сорвали криком. А вы молчите. Это значит, что у вас внутри – не пусто. Это

значит, что вы еще боретесь.

Она кивнула, видимо понимая о чем я.

– Я постараюсь справиться с этим сама, думаю я смогу найти в себе силы пройти

через этот ад. Благодарю вас за помощь. Могу ли я пойти домой? – на последнем

слове ее голос дрогнул.

– Да, на сегодня вы свободны. До свидания, Ядвига Львовна.

– До свидания, Константин Игоревич.

Она ушла, а я замер, почему мое имя, прозвучало так тепло и нежно, когда его

произнесла именно она? Видимо я совсем заработался и мне тоже пора пойти домой.

Домой. Почему на этом слове у нее дрогнул голос?

– Хватит вопросов на сегодня, об этом ты подумаешь завтра, – сказал я сам себе, выключая свет в кабинете.

Глава 4

Ядвига.

В школьном родительском чате появилось новое сообщение. "Флешмоб": одна мать

написала, что "не хочет, чтобы такой человек учил наших детей". Через полчаса под

постом было сорок семь лайков.

Через час – девять сообщений:

"Я тоже за увольнение. Пусть разбираются органы"