Пролог

9 мая 2020 года

Это происходит слишком быстро. Слишком страшно. Слишком знакомо…

…будто я снова провалилась в одно из своих жутких воспоминаний, и стоит только сделать глубокий вдох и перестать жмуриться, как все исчезнет, и мир вокруг станет прежним… Но весь ужас в том, что глаза мои широко открыты. Может быть, даже слишком.

Я вновь вижу перед собой безликого, но тем не менее уродливого человека. Зверя, скрывающегося под маской. И это не сон. Не страшное воспоминание. Все начинается снова.

Он в очередной раз вторгся в мою жизнь. Но теперь он здесь, чтобы довести задуманное до конца… Он хочет уничтожить меня…

Секунду назад с моих губ сорвался никому не слышный, жалкий крик о помощи, и теперь во рту у меня грязная сухая тряпка. Она царапает нёбо, но я продолжаю попытки вытолкнуть ее языком, пока он безжалостной хваткой сжимает мои руки и обматывает их клейкой лентой. Под его весом я чувствую, как хрустят мои кости, болят мышцы, но не оставляю попытки освободиться, неистово барабаня ногами по полу и извиваясь из стороны в сторону, точно мотылек, попавший в паутину. Липкие нити ужаса все сильнее оплетают мое тело. Каждое движение – болезненный удар по нервам, но я не могу остановиться. Тело действует точно само по себе в отчаянном стремлении вырваться из этого кошмара.

«Этого не может быть, не может быть!» – кричит мой обезумевший разум, и я чувствую, как по щеке скатывается слеза. Теперь, когда мои запястья крепко обмотаны лентой, он резким движением переворачивает меня на живот. И в следующую секунду его массивная клешня хватает меня за волосы и оттягивает назад, заставляя смотреть в зеркало. Он хочет, чтобы я вновь наблюдала за тем, как он будет рвать меня на части…

Тело горит, каждый нерв натянут до предела, а комната будто сужается вокруг моей сумки, брошенной у журнального столика. Это все, что я вижу, сквозь пелену слез. Это то, до чего мне нужно дотянуться, чтобы прекратить этот ад…

«Я смогу. Я должна», – мысленно даю себе установку, пока он резко и грубо раздвигает мне ноги. Одной рукой он срывает с меня одежду. Треск рвущихся тканей взрывает тишину, напоминая, как мало мне осталось…

Непослушными напряженными пальцами цепляюсь за длинную кожаную ручку, пытаясь подтянуть сумку к себе, но он снова дергает меня за волосы и со странным животным рыком тянет мою голову к себе и прижимает к своей груди. Сердце пропускает ход, и по коже пробегает ледяной холод, когда он грубыми пальцами больно хватает меня между ног. В зеркале я вижу его массивную черную фигуру, возвышающуюся надо мной, и кажется, ловлю его дикий взгляд даже сквозь эти блестящие стекла очков.

Вместо крика, навсегда оставшегося похороненным в моем горле, изо рта вырывается жалобный хрип. Ощущение безысходности нарастает, обволакивая меня с ног до головы, как сироп…

«В этот раз он пойдет до конца. Он не оставит меня в живых…» – проносится в мыслях, когда он снова швыряет меня на пол, словно тряпичную куклу.

У меня почти не осталось сил сопротивляться. Мой разум готов признать поражение, но тело отказывается подчиняться. Пальцы тянут кожаную ручку, приближая сумку.

Звук расстегивающейся молнии лишает меня возможности дышать. В ужасе содрогаюсь всем телом, чувствуя, как ублюдок снова прикасается ко мне. Время замедляется, и тот страх, что сковывал меня, теперь заставляет действовать. Пальцы сжимаются вокруг холодной рукоятки пистолета, и я тут же нажимаю на спусковой крючок.

Оглушительный выстрел разрезает тишину и дарит мне возможность отсрочить свою участь. Ублюдок в растерянности ослабляет хватку. Отталкиваясь локтями, тяжело перекатываюсь на бок и без раздумий снова спускаю крючок. На этот раз целюсь ему в грудь.

Один, два, три… четырнадцать.

Глава 1

20 марта 2020 года

За окном пасмурно и серо, точно страшный вирус, о котором говорят с утра до ночи, тяжелой тучей накрывает город, угрожая в любой момент обрушиться на Нью-Йорк кровавым дождем. Согласно данным Всемирной организации здравоохранения, за последние три месяца ковид уже забрал жизни порядка пяти тысяч человек по всему миру. И похоже, это только начало…

Сегодня, после выхода приказа оставаться дома», не выдержала напряжения последняя и моя самая преданная пациентка Грета Фишер. Пять минут назад, когда она позвонила и, тяжело дыша в трубку, пожаловалась на недомогание и приступ астмы, мне пришлось признать очевидное: в моем расписании остались сплошные свободные окна. Похоже, теперь мне ничего не мешает исполнить пожелание доктора Крамер и наконец устроить себе настоящие каникулы.

«Осталось только понять, кто за все это будет платить, – мелькает в мыслях, когда я открываю банковское приложение, чтобы свериться с цифрами. Паника, которая с каждым днем все сильнее охватывает Нью-Йорк, заставляет всерьез сомневаться в том, что мы сможем вернуться к прежней жизни в ближайшее время. – Ну, на три или даже четыре месяца должно хватить».

Я уже сталкивалась с подобным кризисом, вот только тогда причина простоя носила личный характер и крылась в моем душевном равновесии, сейчас же такое чувство, будто весь мир балансирует на грани хаоса.

Думая о хаосе, предсказуемо вспоминаю о маме, которая месяц назад перенесла операцию на открытом сердце и сейчас проходит реабилитацию. Теперь мы созваниваемся с ней каждый день, бывает даже по несколько раз, и главная причина тому – моя незанятость. Из-за ее жалоб на больничные счета (бóльшую часть которых покрыла медицинская страховка), стоимость витаминов и прочих добавок, которые она должна будет регулярно принимать в течение первого года, я всерьез задумалась о том, что, наверное, пришло то время, когда мы, дети, должны начать помогать родителям. Две недели назад я сделала первый перевод на карту отца, поскольку мама бы наотрез отказалась, хотя и отец долго сопротивлялся, но я умею быть убедительной. В результате потратила со счета три тысячи на помощь родителям и триста баксов на дополнительный рекламный щит, который в надежде на приток новых душ мне установили в тот же день у входа в офис. Сегодня, оглядываясь назад, хочется верить, что помощь родителям не была одноразовой акцией и я смогу регулярно переводить им деньги, хотя и наружная реклама не принесла никакого результата. Пациенты все равно не стучатся в мои двери.

«Нужно поговорить насчет аренды кабинета, может быть, удастся выбить отсрочку или даже какую-то скидку», – заключаю я, вставая с дивана, и иду в комнату для спиритических сеансов. Все здесь будто замерло в том мгновении, когда я в последний раз делала расклад на картах Таро и вглядывалась в прозрачную глубину хрустального шара в поисках ответов с того света. Теперь, похоже, я могу смело сложить всю магическую атрибутику в коробки и убрать их под кушетку, освободив место под материалы моего собственного расследования. С этими мыслями я прохожу мимо массивного круглого стола, проводя пальцем по приятной бархатной скатерти с шелковой бахромой, и беглым взглядом окидываю уже слегка запылившиеся карты.

«Интересно, кому я делала этот расклад?» – пытаюсь вспомнить, но в тот же миг одергиваю тяжелую штору за громоздким креслом, полностью отгораживаясь от внешнего мира. Вот оно – мое истинное рабочее место: белая доска, в центре которой уже два месяца висит черный мужской силуэт, символизирующий ублюдка, разорвавшего меня на части. Больше пяти лет единственными уликами были одни лишь мои воспоминания, страшные и липкие… Но два месяца назад все изменилось. Нас стало двое…

Две истерзанные, надломленные женщины против одного омерзительного, безжалостного монстра…

***

Два года назад открытие кабинета ритуальной магии было скорее вынужденной мерой, потому как я по-настоящему устала от скучных и предсказуемых историй с изменами, бытовыми ссорами, разрывами и прочими кризисами в отношениях, которыми женщины охотно делились с дипломированным психологом, снимающим офис на 46-й этаже в Нижнем Манхэттене. Каждый день, принимая клиентов в модном обезличенном кабинете и элегантном дорогом костюме, я чувствовала себя не лучше трупа, смиренно лежащего в гробу и терпеливо ожидающего, когда родственники, друзья и какие-то зеваки выговорятся с трибуны и наконец позволят закрыть крышку гроба – и тогда наступит желанный покой и умиротворение.

Удивительно, но только назвавшись жрицей мира мертвых, медиумом Дженой, способной говорить с душами усопших, я вновь ощутила себя живой. И главная причина такому чуду крылась в том, что теперь мне не приходилось собирать по кусочкам, по отрывкам из страшных историй очевидцев и жертв преступлений портреты мерзких, обезображенных личными травмами людей. Не нужно было смотреть в лица убитых горем родных и близких, выискивая связь между прошлым и будущим. Теперь передо мной лежали фотографии давно и мирно усопших людей, связь с которыми была утеряна из-за смерти, и, надо заметить, зачастую не насильственной. И вместо точного психологического портрета с описанием травм, желаний и мотивов я легко выдумывала все, что хотели бы услышать мои пациенты. Я врачевала души скорбящих, а моя собственная пребывала в тишине и спокойствии. За эти два года «потусторонней» практики, казалось, я созрела для своей настоящей работы. И словно в подтверждение этому, спецагент Рори Блэкмен предложил мне вернуться в ряды ФБР, став частью его команды, но ублюдок сделал свой следующий ход, и время будто остановилось…

В тот день, в очередной раз просматривая посты на форуме «Не в одиночку», я наткнулась на сообщение от Лили, и кажется, прошла вечность, прежде чем я снова начала дышать ровно и спокойно. Ее сообщение – несколько скудных предложений, болезненно жавшихся друг к другу, словно рейки шаткого забора, готового развалиться от легкого дуновения ветра, – кричало от отчаяния и безысходности, заставляя мое сердце обливаться кровью. А последняя фраза и вовсе выжгла мне душу: «Я родилась и умерла в один и тот же день…»

Так же, как и я…

Сегодня я впервые за два года разместила на доске события собственного дела в хронологическом порядке. В центре – черный силуэт и список имен, который мне удалось сократить до трех подозреваемых благодаря Лили.

Удивительно, но только в конце прошлого года, спустя пять лет после тех жутких событий, я смогла составить список возможных подозреваемых. То, что в нем числилось всего десять имен, уже казалось невероятным прорывом в деле, которое полиция с самого начала сочла безнадежным. Но с помощью Лили я сузила круг до трех – именно эти трое оказались знакомы не только мне, но и ей:

Альваро Перез

Скотт Шеппард

Кевин Дорр

Взгляд, как и всегда, застывает на нижней строке. Кевина я записала последним, и это далось мне особенно тяжело. Было гораздо проще поверить в причастность старого приятеля Ника или даже мужа лучшей подруги, но не в его. Кевин был моим единственным другом, однако, кажется, за последние два месяца в наших отношениях все резко изменилось. И совсем не так, как он мечтал и на чем настаивал.