Цитаты из книги «Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога»

Желание, поддержка, план действий — эта комбинация работает. Желание — необходимое условие для инициации изменений. Причем не желание бросить пить, а желание улучшить свою жизнь. Не борьба против чего-то, а борьба за что-то. На кону сама жизнь — ее качество, глубина и ширина, открытость возможностям, удовлетворенность своим существованием, ощущение смысла.

Горькая ирония заключается в том, что психоактивные вещества не снижают уровень стресса (вопреки ожиданиям самих аддиктов), а в долгосрочной перспективе очень даже повышают его, а самих зависимых делают все менее и менее стрессоустойчивыми и жизнестойкими.

Зависимые не выздоравливают, а продолжают расти и развиваться, как любой другой человек, преодолевший трудности благодаря осознанным действиям и размышлениям. Марк Льюис

Изоляция, нахождение в свободной от триггеров среде, способствующей восстановлению их физического, психического и социального здоровья, так долго, как это необходимо для деактуализации тяги.

«Я не пью» — и все. Цивилизованные люди примут это сразу же, а до остальных тебе нет дела. А тем, кто знал тебя в прошлой, пьяной жизни, ты вместе с «Я не пью» сообщаешь нечто предельно важное: «Я теперь иначе на это смотрю, и вам придется принять это». Но, в конце концов, не так важно, какими словами ты говоришь «нет» тем, кто предлагает выпить. Дело не в других людях. Дело в том, чтобы ты говорил НЕТ тому, что мешает тебе жить.

Что не так с трезвостью? Разговаривая с аддиктами, которые достигли больших сроков трезвости, я обнаружил две вещи. Первая: трезвость одним в тягость, другим в радость. Недавно я прочел книгу Майи Шалавиц63 — нейробиолога с личным аддиктивным опытом. Шалавиц, как я смог понять по некоторым повторяющимся репликам, будто бы стыдливо облизывается, вспоминая прежние пьяные ощущения, и с сожалением констатирует, что ей сейчас нельзя, так как она не сможет остановиться. Это трезвость «с царапинкой». Трезвость, достигнутая путем самозапрета: «Я не употребляю, так как мне нельзя, а так бы, конечно…» Похоже, Шалавиц не до конца довольна своей трезвостью. Есть и трезвость-выбор. Когда ты честно взвешиваешь плюсы и минусы употребления, крепко задумываешься над этим и выбираешь трезвость, внутри которой есть свои плюсы и минусы, но их соотношение для тебя более привлекательно, чем то, к чему тебя привела твоя зависимость. Выбор, который подразумевает принятие на себя обязательств жить оставшуюся жизнь определенным образом. Трезвость-самозапрет — источник неустранимых страданий, жизнь с ощущением лишенности. Трезвость-выбор — жизнь с ощущением внутренней свободы: ты не обязан поступать так, как велят твои аддиктивные импульсы, мысли и чувства. Потому что противоположность зависимости — именно свобода, а трезвость — лишь условие для ее достижения.

А знаешь ли ты, что может разрушить тюрьму? Любая глубокая и серьезная привязанность. Дружба, братство, любовь — вот верховная сила, вот могущественные чары, отворяющие дверь темницы. Тот, кто этого лишен, мертв. Там же, где есть привязанность, возрождается жизнь. Винсент Ван Гог. Письма брату Тео

Но я сделал важное открытие, касающееся доверия. Я не знаю, смогу ли передать словами магию и мощь этого открытия. Это вне слов, это выше слов. Но попробую. Однажды девушка из Томска написала: «Можно спрошу? А как ты верифицируешь мой прогресс? Может быть, я очень хорошо вру, а сама тут синячу вовсю! (Шутка, тьфу-тьфу-тьфу.)» Я ответил: «Очень просто: я тебе верю». Да, я ей верил. Сейчас, когда я пишу эти строки, она трезва седьмой год, без единого срыва. Я верил и остальным. Но как я в будущем пойму, кому верить, а кому нет? Когда их станет сто, двести, тысяча человек, как будут обстоять дела с доверием? Большинство наркологов не верят своим пациентам: годы работы привели их к устойчивому скепсису по поводу благонадежности лиц с аддиктивными расстройствами. Как быть мне? И я вот что решил: я буду верить словам и делам до тех пор, пока не появятся доказательства обратного, а если они появятся, то мы разберемся, почему это случилось, и я снова вернусь к доверию. Эта презумпция доверия, которая звучала как простое и прагматичное правило, вдруг открыла для меня пространство наилучшего возможного мироощущения, такого, в котором я от всей души хочу взаимодействовать с людьми — как внутри, так и вне моей профессии. Пространство доверия наперед. На этом я построил свою жизнь. И за эти годы в моей личной этике, построенной на презумпции доверия, ничего не изменилось.

Были ли у меня трудности во взаимоотношениях с аддиктами? Вообще-то нет. Я придерживался правила «помогать человеку исследовать свою собственную мотивацию» вместо «мотивировать его».

Но я курю слишком много. В месяц уходит пятьдесят грамм очень сильного индийского гашиша (могу назвать сорт, если ты в этом разбираешься). Пятьдесят грамм в месяц! И мне не становится хорошо — вот в чем дело. Мне все хуже и хуже. И, знаешь, до меня стало доходить: а что, если гашиш к этому причастен? Я его курю, чтобы мне стало лучше, но что, если мне хуже именно из-за него? И еще: я вдруг осознал, что вся моя жизнь крутится вокруг употребления гашиша. С утра до вечера гашиш — основная тема моих мыслей, чувств, планов. Будто он вытеснил из моей жизни меня самого и занял в ней все пространство. Это меня потрясло. Я не хочу это продолжать. Меня ужасает перспектива жить без гашиша, но то, что есть сейчас, уже никуда не годится.