Я шел, вдыхая свежий запах не то цветения, не то гниения — приторный контрапункт природного безразличия. Спящая вода, крапивные кусты, угодья папоротника, чешуйчатые ящеры-сосны, растительный полупрах под ногами, смешанный из игл, перьев, костей и старых листьев, похожих на битое стекло, — впервые, что ли, я чувствовал не собственное одиночество, но общую покинутость мира, смятение каждого листа под домашним, как натяжной потолок, небосводом. Этой умеренно мучительной утренней нежности не хватало разве что первого позвякивающего трамвая.