Города

Города бывают разные. Большие и маленькие, высокие и низкие, каменные и деревянные. Несколько больших городов имеют свои лица: Колизей и Биг-Бен, Пизанская и Эйфелева башни, Кремль и Медный Всадник, башни-близнецы и пирамиды. Те города, которые имеют свои лица, можно по пальцам пересчитать. Остальные же похожи друг на друга, как братья-близнецы. Как десятки и сотни братьев-близнецов. Но люди, живущие в этих городах, все-таки немного разные. Белые, черные, раскосые, испаноязычные, с пейсами, в ковбойских шляпах и в ушанках. Эти приметы помогут вам распознать, в какой части света вы находитесь.

В этом городе люди тоже похожи на жителей десятков и сотен других городов. И все-таки они чуть-чуть отличались от всех других. Все, за что бы они ни брались, они делали чуть-чуть быстрее, чуть-чуть энергичнее, чуть-чуть настойчивее.

По утрам они, точно так же, как и другие, спешили на работу, но чуть быстрее других. И, точно так же, по вечерам чуть быстрее рвались к своим домашним очагам и домашним хлопотам. Они чуть сильнее и больнее толкались на улице и более хамовато извинялись. Чуть больше, чем другие, ели и чуть чаще других сидели на диетах. Чуть громче разговаривали по телефону, чуть опаснее ездили на автомобилях и чуть быстрее перебегали через дорогу на красный свет. Женщины в этом городе были чуть более женственны, мужчины – чуть более мужественны, а крысы – более наглы. Люди чуть сильнее любили друг друга и, точно так же, чуть сильнее, друг друга ненавидели.

Понятно, что и свой город они любили больше, чем другие города. Свой город – великий город Нью-Йорк.

Ким

Сегодня я этот город ненавидел. Так же, как и вчера и позавчера. А еще три дня назад я даже и не подозревал об этой своей ненависти. Просто сегодня хоронили Николая Васильевича, и старый Ким все смотрел да смотрел на меня. Ни зарядивший осенний дождь, ни дворники никак не могли стереть его лицо с ветрового стекла моего лимузина. Ким смотрел оценивающе, без эмоций, не моргая, не давая мне спать по ночам и сейчас отвлекая мое внимание от сумасшедших пешеходов, еще более сумасшедших таксистов и совсем уж безумных самоубийц-велосипедистов.

Дело в том, что Николая Васильевича убили из-за меня. Никто об этом не знал. Никто, кроме меня да старого корейца Кима. Никто даже не подозревал о моей причастности к его смерти. А если бы даже кто-то знал все детали, то не стал бы укорять и винить меня. Кореец тоже не укорял и не винил. Он просто внимательно и изучающе смотрел на меня. Как бы я ни отмахивался от него.

Три дня назад, в субботу, Саня, мой единственный в Америке друг, приехал ко мне со своими женой и дочерью. Несмотря на полдень, было только начало дня. Мы шли по пляжу, а впереди нас ждали солнце и песок, Аквариум и аттракционы, «Макдоналдс» с сэндвичами и жареной картошкой-соломкой и кока-колой, вечером – какой-нибудь тихий ресторан, а после него – длиннющий вечер на кухне с самой большой бутылью самого дешевого вина и воспоминаниями про наши школьные годы.

Стайка черных парней шла навстречу. Некоторых из них я знал по баскетбольной площадке и даже пару раз подвозил домой в своем шикарном лимузине. Лицо одного мне показалось смутно знакомым, и я машинально оглянулся. Парень тоже в этот момент оглянулся. Я прошел еще метров двадцать, прежде чем за всеми разговорами вспомнил, где я видел этого парня. Я остановился и обернулся. Парень бежал. Бежал от меня, от этого пляжа, к многолюдной набережной, бежал, чтобы спрятаться, раствориться среди людей. Это был тот самый молодой идиот, грабивший водителей такси и лимузинов. Меня он ограбил недели три назад.

Я не знал, что делать. Дилемма, элементарная дилемма стояла передо мной. С одной стороны, замечательный во всех отношениях день, с другой – этот самый дурак с пистолетом. Пока я раздумывал, он почти пересек пляж. Но главное, что остановило меня, – это несколько сотен долларов компенсации, которые я получил от своей лимузинной компании после ограбления. В конце концов, я знал его знакомых, так что найти его не составит труда. Смутные сомнения еще помучили меня немного в этот день и чуть сильнее – ночью. А утром, ни свет, ни заря, я заявился в полицию, чтобы выполнить свой гражданский долг. Но к этому времени жизнь и смерть Николая Васильевича уже были брошены на весы моей весьма сомнительной дилеммы и перевесили все: и солнце, и океан, и песок, и весь этот субботний день с бутылкой вина под занавес.

Там, в полиции, я рассказал о своей встрече предыдущим днем. Я еще не знал о Николае Васильевиче и очень удивился, с какой скоростью завертелись колесики полицейской машины. Снова пошли в ход альбомы с фотографиями, и уже через час полицейские привезли и допрашивали длиннющего и худющего Орнальдо – моего партнера и напарника по баскетболу, а минут через пятнадцать – еще двоих. Появились и исчезли полицейские в бронежилетах и касках. После этого на нас уже никто не обращал внимания, и именно тогда Орнальдо шепнул мне, что произошла беда. Через час полицейские наконец ввели его.

Вели его, как ни удивительно, две женщины в полицейской форме. Позднее я узнал, что полицейские очень резко обращаются с убийцами и достаточно часто калечат их при аресте. Не специально, случайно, и это действительно так.

Еще позже, днем, в диспетчерской абстрактная жертва убийства вдруг трансформировалась в уже остывшего, но, тем не менее, вполне реального Николая Васильевича, моего коллегу. Вот с тех самых пор лицо Кима стояло передо мной и задавало элементарный вопрос: а что я делаю?

Если бы я знал ответ, я бы ответил.