Есть определенная ирония в том, что зачастую наилучшее напоминание о взаимосвязи между достоинством и свободой нам предлагают те, кто свободы лишен, — рабы и узники. Они отказываются принять те жалкие пределы автономии, которые им предписаны, и тем самым утверждают неистребимое чувство собственного «я». Так выстраивается цепочка ассоциаций, связывающих воедино достоинство и свободу, а также обе эти идеи с человеческой способностью поддерживать и выражать свою идентичность.
Эта смычка между персональной идентичностью и достоинством может возмутить кого-то как слишком западническая и индивидуалистичная. Во многих обществах идентичность, которую демонстрирует индивид, предстает в виде не столько личной, сколько племенной или иной групповой идентичности. Но даже в тех случаях, в которых идентичность выступает фундаментально социальным явлением, достоинство остается достоинством именно индивида, который его демонстрирует. Иначе говоря, от индивидуальной формы выражения достоинства никуда не деться, независимо от характера социума. Выражать второстепенную идентичность, то есть такую, которая не артикулируется как твоя собственная, даже в коллективистских обществах считается недостойным делом. Таким образом, та же ассоциативная цепочка, которая скрепляет достоинство, свободу и идентичность, связывает все три явления с индивидуальностью. Возможно, данная цепочка и является западной по своему