Ludovic Slimak

Néandertal nu. Comprendre la créature humaine

© ODILE JACOB, JANVIER 2022

Перевод А. Пшеничновой

© Пшеничнова А./Pshenychnov A., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Пробуя на вкус голого неандертальца

Человеку свойственно судить об окружающем мире на основании того, что он видит своими глазами, слышит своими ушами и воспринимает остальными человеческими чувствами. Трудно сказать, как выглядит наш мир в восприятии мухи или слона, и «наш» ли он в их глазах. Между тем человек всеми средствами стремится подчинить и уподобить себе мир, выражая эту страсть в пафосе фраз «победа над природой», «торжество разума», «прогресс цивилизации». Немногим удается хотя бы на мгновение избавиться от всепоглощающего гомоцентризма, подняться над плотной завесой человечности, включить шестое чувство, позволяющее ощутить иную реальность. Искусством этнографа и антрополога считается умение «влезть в шкуру туземца», что, однако, предполагает и способность вылезти из собственной шкуры. Для подобного переключения мало интересоваться внеземными цивилизациями или альтернативной онтологией; надо найти точку опоры – почву для фактов и знаний, открывающих неведомые прежде горизонты.

С «почвой» автору этой книги повезло: как исследователь он вырос в пещере людоедов. Представьте, уважаемый читатель, что бы вам снилось и чего бы хотелось, если бы лучшие годы жизни (ну хорошо, не годы, а месяцы – по два ежегодно шесть лет кряду) вы провели в компании с каннибалами? И не просто коротали время в облюбованной ими 100 тысяч лет назад Ардешской пещерке в долине Роны, но и беспрестанно думали об их жизни, одеяниях, настроении, пищеварении. Наверное, за шесть лет можно свыкнуться с мыслью, что каннибализм – дело обычное и даже полезное и что поедание людей имеет некое, как пишет автор, «волшебное, мистическое или религиозное значение» и даже несет смысл «позитивной антропофагии». Когда археолог перебирает окаменелости и размышляет о глубоких традициях людоедства, включая поедание своих (эндо-каннибализм) и чужих (экзо-каннибализм), христианское причастие и драму «самоедства» полярной экспедиции сэра Франклина 1848 г., выясняется, что ничто неандертальское человеку (и археологу) не чуждо.

И все же, при всей близости сопереживаний, автор настойчиво уводит читателя в иное мироощущение и «иное человечество»; кстати, его мысли о разных человечествах созвучны с концепцией разных галактик (и метагалактики). Он резко протестует против милой, на первый взгляд, склонности современных людей (Homo sapiens) наряжать неандертальцев в свои одежды (в том числе непременную шляпу) и тем самым играть в них, как в куклы, собранные «из кусочков трупа». Этот невинный с виду подход он называет «настоящим расизмом». Образ «голого неандертальца» сложился как раз из стремления автора избавить иное существо от назойливых услуг по облачению и осмыслению.

Удалось ли автору добиться своей цели и найти оригинальный путь к пониманию мира и души неандертальцев, судить читателю. Предисловие – не спойлер, и я не собираюсь забегать вперед и раскрывать авторские замыслы и секреты. Скажу лишь, что повествование в книге построено в жанре детектива, где разгадка (она же развязка, а в науке – открытие) приходит не сама собой, а в результате поисков и блужданий. В чем-то научное исследование напоминает криминальное расследование, успех которого в немалой степени зависит от случайного везения (ис)следователя: в данной книге это сцена встречи «двух человечеств» в пещере Мандрен. Автор использует и соответствующие выражения, например, «допрос археологического материала».

Пользуясь моментом, отмечу те авторские позиции, которые мне близки (и умолчу о тех, что далеки). Прежде всего, аплодирую Людовику за убежденность в том, что древние пралюди были настолько высоко адаптивны, что от них самих, а не от сторонних воздействий вроде климатических колебаний, зависел ход праистории. С этим связана и основная гипотеза исчезновения неандертальцев вследствие вооруженных конфликтов – я в «Феномене колонизации^[1]» вообще называю противоборство neanderthalensis и sapiens «первой мировой войной». Отмечу и наш общий интерес к значимости фактора Севера в древности. Наконец, хочу поблагодарить автора за искреннюю и взаимную симпатию к жителям России, которые, убежден, с интересом прочтут его книгу.

А. В. Головнёв,

член-корреспондент РАН, профессор, доктор исторических наук, директор Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого Российской академии наук (Кунсткамера)

Предисловие к русскому изданию

Дорогие друзья, должен вам сказать, что в этих строках речь идёт не об археологии и не о доисторических временах.

Эта книга рассказывает обо мне.

Эта книга рассказывает о вас.

Она говорит о нашей способности смотреть на странный мир, в который мы попали, на довольно короткое время.

Рассматривание неандертальца сводится к обозреванию огромного пейзажа прошлых времен, понимание которого остаётся нам недоступным.

Мои размышления прошлись по всему миру и наконец дошли до России. На дорогую мне землю. По прочтении книги вам станет это очевидно.

В этом рассматривании глубины времён и умирания человечеств, просвечивается в какой-то степени славянская душа. Что-то хрупкое, что не описать словами, но понятное всем русским, лучше, чем кому-либо другому.

Я рассказываю, в частности, о своих путешествиях. И вам, дорогие читатели, желаю попутных ветров…

Людовик Слимак

Глава 1
Неандерталец, положа руку на сердце

Другой разум

19 октября 2017 года в Гавайском университете телескоп Pan-STARRS1 заметил предмет в форме лепешки размером в несколько сотен метров, удаляющийся от Солнца на большой скорости. Немедленно телескопы всех континентов подключились к наблюдению. И правильно сделали, ведь скорость странного предмета составляла более 87 километров в секунду. Удивительный объект был первым межзвездным предметом, который наблюдали в нашей Солнечной системе.

Гавайцы сразу назвали его Оумуамуа – Светило, пришедшее издалека. Кроме его непривычной формы, этот торопыга ничем не походил ни на метеоры, ни на астероиды, он отличался высокой прерывающейся рефракцией, низкой тепловой отдачей и удивительной скоростью, которую он развил после прохождения рядом с Солнцем. И Абраам Леб, директор Института теории и вычислений при престижном Гарвардском университете, в очень серьезном издании Astrophisical Journal Letters предположил, что «Оумуамуа может быть действующим зондом или его осколком, намеренно запущенным рядом с Землей инопланетной цивилизацией». Гипотезу, конечно, попытались оспорить, но выдвинули‑то ее великие ученые одного из важнейших научных заведений мира и тем разожгли пожар в СМИ всех континентов.

Всего лишь гипотеза, межзвездный объект с захватывающим дух происхождением… и как это всех зачаровало!

А все почему? Потому что хочется верить в существование нечеловеческого разума, цельного, полностью осознающего себя и огромную сложность своей материальной действительности, не принадлежащей нам.

Неандерталец к тому же был первым из «последних дикарей», которых вновь и вновь открывало для себя каждое поколение.

Эта межзвездная перспектива, этот призыв дальних разумов напоминает нам о том, что ныне осиротевшее человечество единственное обладает сознанием, способным анализировать тайны окружающей нас Вселенной. Да, вокруг нас много животных разумов, но ни с одним из них мы не можем ни взаимодействовать, ни обменяться опытом, ни даже просто поговорить…

Далекие иные разумы, равные нашему, может быть, до сих пор существуют в необъятной Вселенной – кто знает. Ведь они точно существовали на нашей планете, кажется, что очень давно, но на самом деле совсем недавно.

Отчего‑то спустя тысячелетия эти разумы постепенно исчезли загадочным образом, и это стало поворотной точкой в истории Земли, когда сознание, не принадлежащее человеку, такому, каким мы его себе представляем, в последний раз существовало, встречалось и общалось с нами. И вот теперь потеря возможности соприкасаться с иным сознанием одновременно заставляет нас надеяться на новые встречи и бояться вновь столкнуться с чуждым разумом, особенно возрожденным искусственно.

В этой бездне домыслов рождаются потрясающие фантазии: мы пытаемся представить себе, каким было это неоднозначное пропавшее человечество. И все, что мы только ни представили об этом сознании, выходящем за рамки нашего понимания, об этом вымершем разуме, определено узкими основами нашего собственного, узнаваемого человеческого разума.

Неандерталец никогда не был нашим двойником, братом или родственником. По своим умственным структурам неандертальцы были другим полноценным человечеством.

Неандерталец – один из таких давних вымерших разумов, пожалуй, наиболее очаровательный из всех.

Давнее сосуществование человечеств способствовало развитию всех наших умственных конструкций: от поп‑культуры до научной мысли. Но неандерталец к тому же был первым из «последних дикарей», которых вновь и вновь открывало для себя каждое поколение. Геродот, Колумб, Руссо, Бугенвиль… Таким был Иши, последний представитель индейского неисследованного народа яхи в Калифорнии, исчезнувшего вместе с ним в начале XX века. Такими были «добрые Тазадеи», выдуманное племя «возраста ограненного камня», которое в 1971 году занимало в западном воображении завидное место последних пещерных людей. Подобные дикари всегда последние для каждого поколения, но они, естественно, никуда не пропадают. Они периодически появляются в СМИ и бесконечно воплощают последнее дыхание необъятной доистории в нашем воображении. На протяжении тысячелетий эти дикари мерещились нам и питали наши надежды отыскать затерянные миры, где снежный человек гуляет по загадочным пейзажам Жюля Верна.

Последние неандертальцы открывают нам окно в неизвестный мир, где отличающиеся от нас сознания бродят по заброшенным пустошам. И хотя мы заселили, захватили каждый сантиметр нашей планеты и изо всех сил пытаемся разрушить ее природу, эти разумы отказываются исчезать. Они продолжают просачиваться и пускать корни в наши представления о действительности, в закоулки, ущелья, убежища, заросли, на окраины, островки, континенты – в неопределенные пространства, с неясной географией, где‑то между мифическими Му и Атлантидой.

Свидетельства далекого прошлого позволили нам понять, что неандерталец никогда не был нашим двойником, братом или родственником. По своим умственным структурам неандертальцы были другим полноценным человечеством. Чтобы приблизиться к этому человечеству, необходимо прежде научиться особенному мастерству: смотреть на сознания, основательно отличающиеся от нашего.

Смело выйти на встречу с созданием

Вот уже 29 лет и бо́льшую часть своей жизни я скребу не покладая рук пещерную землю. Не простую пещерную землю, а грунт, в котором еще живет призрак неандертальца. Двадцать девять лет я преследую это создание, пробираясь по узким трещинам, где неандерталец жил, ел, спал, встречал других людей, своих и чужих, и иногда умирал. Но даже после стольких лет, с руками, пропитанными этой землей, этой пещерной грязью, я так и не сумел точно определить, кем был неандерталец. Я откапывал, изучал, размышлял, часто думал, что понимаю, особенно вначале, но потом оказывалось, что что‑то не клеится. Да, особенно вначале, ведь когда смотришь на создание издали, ощущается ложная очевидность, легкость понимания. Археолог же, как и антрополог, должен стараться смотреть, как писал Клод Леви-Стросс, и вблизи, и издали. А разве можно смотреть на неандертальца с точки зрения антрополога? Руссо рассматривал человечность больших обезьян, когда другие отрицали человечность «дикарей», которые на самом деле относятся к нашему биологическому виду, хотя и другой культуры. Границы человечности всегда были неустойчивые, нечеткие, и многие общества ставят животных на один уровень с людьми, смещая центр тяжести, считая человека частью одного целого. Его не увидеть сквозь наши общественные конструкции, которые искусственно отделяют и изолируют человека от его среды. Где же находится неандерталец в этом лабиринте? На каком полюсе, человека или создания, располагает его наше подсознание?

Во всех учебниках вам объяснят физиологию этого вымершего вида: отсутствие подбородка, убегающий лоб, надбровье, висящее над глазами, объем мозга, превышающий наш. Низкий, коренастый, сильный, превосходный ремесленник. У нас с ним был общий предок более 400 тысяч лет назад. В тех же учебниках вам покажут его замечательную мускулатуру и объяснят механику пальцев, из которой следует захват предметов, отличающийся от нашего. Вам расскажут об огромных территориях, на которых он жил: от атлантического побережья до Алтайского края, горной границы между Восточной Монголией и сибирскими просторами. А потом добавят, что это человечество внезапно вымерло 40 тысяч лет назад. На его суть они будут только намекать, так как, конечно же, ни форма нашего черепа, ни изгиб нашей бедренной кости, ни размещение нашего большого пальца не определяют нашу человечность. И, обойдя эти очевидные морфологические характеристики скелета, дальше даже лучшие из этих учебников пойти побоятся. Ну, а те книги, авторы которых точно уверены в сути этого вымершего человечества, может, лучше вообще не открывать…

У этих молчаливых обычно грязные ногти, потому что они бесконечно скребут землю, чтобы допросить оставленные созданием предметы.

На самом деле мы еще не закончили определять глубинную суть этого другого человечества… И это сомнение погружает нас в неопределенность природы как нашего, так и всех иных человечеств, с которыми мы разделяли планету на протяжении какого‑то времени.

Представьте себе, что вы разглядываете пейзаж с высоты горной вершины. Вам кажется, что всю бесконечность, открывающуюся перед вами, можно охватить одним взглядом. Но вместе с тем пейзаж с такой высоты – это многочисленные далекие рельефы. Какими бы прекрасными они ни были, вы не увидите людей, которые там живут, различите лишь намек на деревенские улочки и не почувствуете вкус хлеба из невидимой вашему глазу булочной. С высоты далеко видно, но никого не встретишь. И не узнать, чем пахнет из того ресторанчика, и не потрогать текстуру камня на стене вон той церквушки. Но если приблизиться, можно различить причудливые повороты этих деревенских улочек, по которым сотни человеческих поколений носили свои надежды.

Неужели мы действительно думаем, что у нас получится воскресить это исчезнувшее человечество, вызвать его душу, как в спиритическом сеансе? Бездарные чревовещатели из странной траурной игры кукольного театра!

Но картину будто бы рисовал импрессионист. После 300 тысяч лет в оставшемся огромном пазле не хватает слишком много кусочков, и приходится прибегать к нашему воображению, чтобы достроить картину. Что‑то тут не так. Создание убегает от нас. Неандерталец однозначно остается загадкой. И те, кто сегодня верит в обратное, недостаточно или с поверхностным энтузиазмом порылись в этой грязи. Забавно, но исследователей, которые рассуждают о создании, условно можно разделить на две категории: те, которые уверены в его сути, и те, которые все еще сомневаются и ищут. Первая категория так ярко и громко заполняет научное медиапространство, что кажется большой. Вторая категория менее заметна, поскольку, когда сомневаешься, стараешься молчать и не выскакивать слишком рано. У этих молчаливых обычно грязные ногти, потому что они бесконечно скребут эту землю, чтобы допросить оставленные созданием предметы. Кем же все‑таки был этот чертов неандерталец?

Как можно обсуждать неандертальца, если ты недостаточно долго бродил по его каменным убежищам и не откопал тысячи предметов, которые он бросил или спрятал в закоулках скал? Говорить о создании, не изучив его жизненное пространство, не держав его следа, как охотник, на протяжении десятилетий, – все равно что говорить ни о чем. Непосредственная добыча этих пещерных архивов на протяжении десятилетий – минимальное условие для того, чтобы иметь право хоть чуть‑чуть обоснованно высказываться об этом вымершем человечестве. Представлять себе, что можно сказать о нем что‑то дельное, повстречав его лишь в музейных коробках, – это, по‑моему, бессмысленно. Ни в его кремнях, ни в скелетах его добычи, ни даже в редких элементах его собственных останков нет смысла, если они заключены в коробки среди белых стен. Чтобы надеяться зачерпнуть хоть немного этого смысла, надо как следует потереться о стены пещер. Походить в поисках него по заросшим дорожкам. Если же просто несколько месяцев любительски покопать землю, можно, конечно, почувствовать его запах, но не вкус, и уж точно рано делать выводы, которые так хотелось бы сделать.

На неандертальских землях любителям делать нечего, неандерталец дается только живьем. Археолог не может надеяться понять человечество, открывая музейные ящики, так же как этнограф не может понять общество, посмотрев на древние украшения с перьями в стеклянной витрине или на черно‑белые фотографии в старом альбоме.

Теперь понятно, что создание, которое мы изучаем, не будет поддаваться ни нашим желаниям, ни нашим ожиданиям. Этот робкий гоминид – одно из самых неуловимых созданий, которые нам дано изучать. Оно в чем‑то сходно с монстром Франкенштейна, ведь его создатель вместо живого человека сотворил неуправляемое существо с собственным сознанием, непостижимое потому, что таится в тени мертвых и не имеет собственных мыслей и слов. С его исчезновения из живого мира прошло 42 тысячи лет, и ученые‑экспериментаторы, как ученики‑колдуны, пытаются одарить речью останки этого человечества, обреченного на молчание биологическим вымиранием. Мы пытаемся из кусков трупов собрать это создание и вернуть его к жизни. И для многих это исследование стало поиском Священного Грааля. Неужели мы действительно думаем, что у нас получится воскресить это исчезнувшее человечество, вызвать его душу, как в спиритическом сеансе? Бездарные чревовещатели из странной траурной игры кукольного театра!

Чтобы эта мертвая и немая материя заговорила, надо хорошенько покопаться в пещерной пыли. Поскрести землю, вытащить из нее миллионы кремней, костей, углей. Но все эти доказательства его былого существования говорят с нами только с помощью алхимии между разумом и воображением, в наших запутанных представлениях и концепциях, витиеватых теориях.

И вот создание висит на ниточке, как маятник, болтается между фактами и представлениями о нем, между близостью и чуждостью, между похожим и иным. Как мы, не как мы, как мы, не как мы… Бедное создание! Мягкая кукла в играх нашего сознания.