Глава первая.

Вдалеке заухала, завыла самоходная пушка. Мария обессилено падает на диван. Почему-то на душе проявилась странная, давящая тоска. В самой глубине души застыл огромный, колючий ком. Женщина достаёт старый школьный рюкзак, и принялась складывать самые важные документы. Паспорт, свидетельство о рождении, диплом. Немного подумав, засовывает маленький, портативный ноутбук. И крохотную фигурку Эйфелевой башни. Маленький сувенир, подаренный подружкой. Всё, что осталось в память о ней. А подружка? Бедняге не повезло. Попала под обстрел жилого дома, и теперь покоится под простым деревянным крестом на сельском кладбище. «Блин, это не жизнь. А что это? Постоянный бег по лезвию ножа!» Растерянный взгляд останавливается на кошке. Напуганное животное мечется пушистой, черной кометой по комнате, истошно мяукая. Мария хватает кошку на руки, ощущает дрожь всего тельца.

– Да что с тобой, Пампуша? – Женщина пытается успокоить испуганную кошку. Но животное выдирается, завывая и мяукая. Даже попыталась укусить хозяйку, но за это получила легкий шлепок по пушистой попке. Мария кое-как запихнула Пампушу в портативную переноску. – Да перестань вопить, точно нерезанная! – Оглядывается на дочку. – Давай, пошли быстрее в наше убежище. Наверное, что-то неладное почуяла наша Пампуша.

– Вот, вот, не тяни кота за яйца, хватай кошку, ребенка, и марш в убежище! – Нахмурил густые брови отец.

– А ты? Как же ты?

– Успею. От судьбы не убежать. – Отец бережно берёт фотографию матери. – Сегодня ровно сорок дней, как случилось это… – Отец осекся. Да, сегодня ровно сорок дней, как утренняя маршрутка, набитая людьми, попала под обстрел. Море крови, много убитых и раненных. Отец прижал фотографию к груди. – Леночка, мне без тебя плохо. Потом перевел тяжелый взгляд на дочь и внучку. – Вы еще здесь? У ну, немедленно марш в погреб!

– Но папа!

– Ни слова больше! Быстро отсюда. И не спорь со мной. Да, Мария знала, спорить с отцом бесполезно.

– Деда, а где мой зайка, что бабушка мне пошила?

– Я сейчас поищу, принесу. А мы, Марийка, шустро в подвал! Не будешь слушаться, уши намну. Не посмотрю, что уже взрослая. И сама мама. Беги! Мария подхватила переноску с вопящей кошкой, рюкзак в одну руку, второй хватает за плечико Аленку.

– Пошли. С отцом спорить бесполезно. Быстрее договориться со скоростной электричкой на Донецк, чем переспорить папашу. Выскочили на крыльцо. Рядом цвел розовый куст. Эти цветы посадила мама. Розы цветут, а мамы уже нет. Здесь нет. В затылок дохнул холод, и словно услышала тихий шепот матери:

– Беги! Доченька, беги! – Мария направилась в сторону подвала. Шаг ускорился, внезапно перешел на бег. За спиной послышался ледяной вой. Ухнуло. Взрывная волна сшибает с ног, толкает в густую траву. В нос ударила вонь серы и горячего металла. Около головы просвистело несколько кусков железа, срезав начисто молоденькую березку. Деревце, посаженное отцом, когда родилась внучка, умирает, истекая соком, точно кровью.

– Мама, мне страшно. – Заплакала девочка. Женщина затравленно всхлипывает. Было стыдно признаться, что самой было очень страшно. Она медленно поворачивает голову в строну дома, приподнимаясь на локтях. Вместо старого, уютного дома, словно в фильме ужасов, курится столб пыли, обломков камня, шифера, известки. По спине проходит волна ледяного озноба. О, только не это. Красный столб, как в замедленной съемке, опадает на землю, траву, кусты и деревья. Ни дома, ни розового куста, ничего не было.

– Нет… папа… – нет!!! В лицо пахнула волна холодного страха. Она уже знала его запах. Серы, металла, битого кирпича и земли. Острый, точно удар ножом.

Что с отцом? Может, еще можно спасти? Нужно только разобрать завал. Но как его вытащить? Если только будет что вытаскивать. А не собирать по кусочку, по косточке. Наконец-то снаряды перестали свистеть. Наступила долгожданная тишина. Мария еще немного полежала. Потом встает, обтряхивая пыль.

– Иди в подвал. Возьми – сует дочери переноску с перепуганной, орущей Пампушей. Девочка берёт переноску и плетётся в сторону подвала. Мария бежит к огромной, больше человеческого роста, воронке. И куче битого кирпича и шифера. Все, что осталось от построенного с любовью родового гнезда трех поколений. «Что с отцом?» – Женщина нагибается над припорошенным предметом. Кролик. Тот пушистый кролик, пошитый не так давно для Аленки мамой, глупо таращит пуговицы – глазки. Рядом… казалось, под ногами покачнулась земля. Рядом лежит оторванная кисть. Человеческая кисть. Между большим и указательным пальцем заметила крохотную татуировку. Якорек. Точно такой якорек был у папы. Моя ошибка молодости, как иногда любил шутить.

– Папа, папа… нет! – Это было последнее, что помнила Мария, прежде чем темнота накрыла с головой. Очнулась от резкого запаха нашатыря.

– Живая! – Над ней нагнулся парень в зеленой форме. Те немногие соседи, кто еще не успел уехать, вызвали неотложку и МЧС. Парни, уставшие, покрытые копотью, разбирали завал. Среди камней удалось найти несколько фрагментов тела. Еще одну кисть, часть ноги, стопу. Все, что осталось от мужика ростом почти два метра и весом чуть больше центнера, вместилось в небольшой чёрный пакет.

– А где все? Где? – Растерянно бормотала Мария, тупо глядя на пакет с останками.

– Разнесло в клочья. Спасибо, хоть это нашлось. Есть что похоронить.

Похороны прошли, словно тяжелый, дурной сон. В закрытом гробу погребали отца. Вернее то, что от него осталось. Люди было мало. Многие уехали, а те, кто остался в городе, не все знали. Постепенно люди разошлись. А Мария осталась одна, около двух свежих могил. Женщина не могла понять и осознать, что именно в этих могилах скрыты самые дорогие для нее люди. Мама и папа. «Сразу мама… потом отец. Я осталась в этом мире совсем одна. Кто у меня остался? Только Аленка. Да Пампуша». – По щеке скатилась тяжелая слеза. Господи, как это случилось? Как? Может, это дурной сон? Может, ущипну себя побольнее, и проснусь, как делала в детстве, когда сон не особо нравился? Обратно будет спокойная жизнь. Живы мама и папа. А дом будет стоять, как много лет. Мария больно щипает себя за руку. Резкая боль немного отрезвила. Щипай, не щипай, но желанного пробуждения не наступает. Увы, все это правда. Это реальная жизнь, а не кошмарный сон. В уголке глаз заблестели слезы. Что теперь будем делать? Где жить? В подвале? В этом жалком подобии жилья, переоборудованном в убежище?

– Мам, кушать хочу. Пить хочу. – Эти слова возвращают в реальность.

– Пошли, малыш! – Мария взяла дочку, и обе направились в сторону черневшего в стороне рабочего поселка. На окраине, не доходя до родной улицы совсем немного, около них останавливается большой, похожий на черный танк, «Джип». Распахивается дверца. Мария отходит от машины подальше. Так, на всякий случай.

– Женщина, возьмите. – Из машины выглядывает загорелый мужчина. В руке держит большой пакет.

– Что это?

– Помощь. Гуманитарная. От французского посольства. В глазах противно защипало. Она хрипло проговорила:

– Может, вы мне папу и маму воскресите? Проклятая война! Мне ничего не надо! Я не собака, а человек. И хочу нормальной, спокойной жизни, а не одноразовой подачки.

– Может, вам ничего не нужно. Но для своего ребенка возьмите. – Настаивает незнакомый мужчина. Неожиданно дверь водителя открывается, оттуда выскакивает рослый незнакомец. Он просто обнимает за плечи, и начал что-то очень быстро, возбужденно говорить по-французски. Мария ощущает тепло, и сопереживание, которое исходило из его души.

Женщина разрыдалась. Все, что накопилось за эти сорок дней, выплеснулось потоком слез. Француз усаживает в машину, рядом приткнулась испуганная малышка. Переводчик устало спрашивает:

– Куда ехать?

– Прямо по дороге. Там возле разбитой бани направо и прямо по улице. Вернее, по тому, что от нее осталось. Третий дом от дороги. Вскоре «джип» тормозит около развалин родного дома. – Все. Приехали. Спасибо.

– Может, отвезти вас в лагерь для переселенцев?

– Спасибо. Не надо. Хоть какой дом, да мой.

– Все – таки возьмите. – Переводчик вкладывает в руки пакет.

– Спасибо! – Мария выходит из машины. А «Джип» катит по улице в сторону центра города. «Так, небольшой запас еды есть. Воды тоже. Как- то проживем. Господи, кому эта война нужна? Кому? Когда все это закончится? Не знаю».