Надо было одеться, чтобы спрятать под одеждой разукрашенное нечто. Поискал одежду, в которой был вчера. Хотел выяснить, насколько сильно она испорчена, но не смог найти ни куртки, ни джинсов, ни футболки.

Выдвинув ящик самодельного комода, который отец, как и всё в нашем доме, смастерил сам, достал другие джинсы и рубашку с рукавами, и, надевая, заметил, что джинсы стали коротковаты, а рубашка тесна в плечах. Возможно, я вырос за лето, пока ходил в одних футболках и шортах? Решив не париться по этому поводу, пошёл на кухню, чувствуя нестерпимый голод.

Заглянув в холодильник, обнаружил варёную курицу и съел её всю без остатка, но только лишь слегка утолил свой зверский аппетит.

Сварил себе кофе, но выпить не смог. По какой-то причине меня воротило от запаха, который раньше казался приятным. Напился сырой воды из-под крана.

Вышел во двор посмотреть, куда запропастился отец.

Поблизости его не было, так же отсутствовал вороной в стойле. Решил, что отец отправился на дежурство.

Чем заняться, не знал. О том, чтобы в таком виде отправиться в школу, не могло быть и речи, поэтому расположился на крылечке, ни о чём не думая и никуда не спеша.

Решив, что повезло поселиться в таком глухом местечке, спокойно грелся на солнышке, не опасаясь, что какой-нибудь прохожий увидит моё разукрашенное лицо и, приняв за невероятное лесное чудище, брякнется в обморок. Всё-таки, дождливая осень не лучшее время для вездесущих туристов.

Расслабленно размышляя, пытался понять, из-за чего так разукрашен. Не настолько сильно был избит, лицо практически не пострадало в драке, я же ясно помнил, что было только пара ссадин, небольшое рассечение над бровью и трещинка в уголке губ. Откуда же взялось столько "красоты"?

Пригревшись на таком нужном сейчас редком солнышке и почти уснув, вдруг через некоторое время я каким-то шестым чувством ощутил приближение опасности.

В один миг сон как рукой сняло.

Ещё не видел, что мне могло угрожать, не слышал ничего подозрительного, но каждой клеточкой тела ощущал приближение опасного существа.

Окружающая тишина сковала тело, и, весь превратившись в слух, я вдруг засомневался. Что могло угрожать мне здесь? В доме моего отца? Похоже, интуиция меня подводила. Привычный лес, без каких либо признаков опасности, успокаивал шумом ветра в ветвях.

Послышался отдалённый шорох с задней стороны дома, к которой почти вплотную подступали лесные заросли. Не двигаясь с места, стал ждать неотвратимо приближающееся чудовище, за которое воспалённый мозг принял моего собственного отца.

О его появлении узнал задолго до того, как увидел. То ли услышал его шаги, хотя в это время он находился ещё довольно далеко, то ли почувствовал запах конского пота и дичи, только не заострил на этом своего внимания.

Отец пришёл со стороны леса, ведя вороного в поводу. На спине лошади была привязана туша недавно подстреленной косули, и я догадался, что он ездил на охоту.

Обогнув дом, он увидел меня, но представшее пред ним зрелище нисколько его не удивило.

– Здравствуй, сын, – спокойно произнёс он. – Как ты себя чувствуешь?

– Ну…, – не знал, что ответить. – Кажется, неплохо.

– Хорошо. Знаешь, ты проспал больше суток. Уже должно стать полегче.

– Ага, уже стало… – едко ляпнул, разведя руки в стороны в театральном жесте. – И я теперь нереальный красавчик! Представитель долбаной гжели!

– Ничего! – усмехнувшись, заверил он. – Всё быстро сойдёт.

– Ты даже не спрашиваешь о причинах всей этой хохломы? – добавил я в голос сарказма.

Отец странно посмотрел на меня долгим взглядом, но его ответ меня удивил:

– Сам расскажешь, если пожелаешь.

– Точно, – согласился я. – Уже желаю. Я ввязался в драку, хотя знал, что проиграю, ведь их было четверо.

Отец нахмурился, и будто удивился, словно не такого ответа ожидал, но изучив моё лицо придирчивым взглядом, спросил:

– Это того стоило?

– Ну… – задумался. – Я доказал себе кое-что.

– Хорошо, – спокойно отреагировал отец. – А теперь помоги мне.

Мы сняли поклажу со спины вороного. Отец занёс дичь в дом. Я отвёл в стойло коня, который заметно волновался, переступая с ноги на ногу, храпя и прядая ушами.

Не обращая внимания на странное поведение животного, задал ему сена и принёс воды. В это время отец растопил печь и начал разделывать тушу косули. Часть мяса порезал и поставил тушиться на огонь, остальное убрал в морозилку.

– Что с Вороном? – спросил я, когда вернулся в дом.

– А что с ним? – поднял отец на меня свои глаза.

– Он странно себя ведёт: храпит и шарахается, как бешеный.

– Ну, может он не узнал тебя? – рассмеялся отец. – Ведь ты стал таким…

– Каким – таким? – уставился я на него.

– Ослепительно прекрасным представителем росписи кулаками по телу!

– Очень смешно! – пробурчал я. – Ты не видел одежду, в которой я был, когда ты меня подобрал в лесу?

– А, куртку и джинсы? Я их выбросил, – ответил отец с улыбкой.

– Почему? Мне эта куртка нравилась!

– Она была до такой степени разорванной, что невозможно починить.

– А мне казалось, когда я возвращался домой, одежда выглядела грязной, но не такой уж и испорченной, – сказал я, глядя в упор на отца, но он молчал. – Конечно, я упал в лесу, дальше ничего не помню. Может я сам порвал одежду, когда ползал по камням? Точно! Вот тогда я и повредил лицо! Видать, ударился о камни! Ну, не получал я столько по лицу, чтоб так выглядеть!

– Ты потерял сознание. Ты что-то чувствовал перед этим? Злость, ярость? – предположил он.

– Ага. А ты откуда знаешь?

– А что ещё ты должен был чувствовать после драки? – ответил отец. – Раньше случалось что-то подобное? Когда ты жил с матерью?

– Нет, по крайней мере, я не помню ничего такого.

– Думаю, эти подонки тебя сильно избили, поэтому ты потерял сознание в лесу, – уже серьёзно сказал отец.

– Не так уж сильно меня избили, как тебе кажется. Тебя не удивляет, почему я потерял сознание именно в лесу, а не сразу, возле школы?

– Ну, ты видно был в горячке, знаешь в такой боевой горячке, которая иногда бывает у солдат на войне – они тогда не чувствуют ни страха, ни боли. А в лесу ты успокоился, расслабился…

– Я помню, что не успокоился. Наоборот, очень сильно напрягся, разозлился, впал в бешенство. За всю свою жизнь со мной ничего подобного не происходило. Никогда не испытывал такого сильного гнева. Именно тогда потерял сознание от боли, которая внезапно скрутила меня. Мне кажется, что своим гневом я сам запустил разрушение, отчего меня стало ломать изнутри. Похоже, на какой-то припадок.

– Нет, – прозвучало одно лишь слово.

– Нет? – я всмотрелся в лицо человека, с которым меня ничего не связывало, кроме кровных уз. Я едва осознал, что сегодня я с ним говорил и произнёс слов едва ли не больше, чем за всё время нашего с ним знакомства.

Отец ничего не сказал, только долго и пристально посмотрел в глаза, пытаясь что-то там разглядеть. Его лицо было печальным.

– Давай поедим, – сказал он, чтобы уйти от неприятной темы, и поставил на стол дымящееся блюдо с тушеным мясом, от которого исходил пьянящий аромат.

Я был голоден, будто неделю не ел. Набросившись на свою порцию, уничтожил её в мгновение ока. Отец не успел даже глазом моргнуть.

– Аппетит у тебя хороший, – сказал он, хмыкнув. – Значит и со здоровьем будет всё нормально.

Прошла неделя. Пока с моего тела не исчезла расписная "хохлома", и лицо не приобрело нормальный вид, я скучал дома.

С каждым днём тело наливалось силой, движения приобретали былую лёгкость, и о том, что произошло, ничто бы не напоминало, если б не глаза с полопавшимися капиллярами, хотя на качество зрения это не влияло.

Всю неделю ничего не делал, только спал и ел, ел и спал. А в остальное время, когда уже не мог ни есть, ни спать, слонялся по лесу, который невероятным образом стал моим прибежищем, с непреодолимой силой зовущим меня домой. От своих мыслей я мог отключиться только там, под сенью густых ветвей. Воедино сливаясь с природой, часами бродил по извилистым тропинкам, пробирался прямо сквозь колючий кустарник, впитывал в себя лесные запахи и звуки, лежал на земле и смотрел на узорчатый свет, пробивающийся меж густых ветвей.

По вечерам у меня повышалась температура, тело горело, я принимал парацетамол, но он, кажется, совсем не помогал. Ложился, всю ночь горел и просыпался утром разбитым и больным.

Когда первый раз проснулся в лесу ранним утром, мокрый от росы – сказать, что удивился, значит, ничего не сказать – был растерян и оглушён. Но чувствовал себя идеально, выспавшимся и отдохнувшим. Как я оказался здесь? Я что, сам пришёл и уснул среди переплетения корней? Не мог поверить, пока следующим утром всё повторилось снова, а потом опять. То есть, я начал ходить во сне. Ложился спать вечером в свою постель, а потом каким–то образом перемещался в лес.

Кстати, отец этому не был удивлён, сказал только, что и не такое бывает, думая, что этим он меня успокоит. А я не мог не париться по этому поводу. Пока это всё резко не прекратилось. В один из дней я проснулся в своей постели, и в эту ночь у меня больше не было жара.

О драке я старался не вспоминать, чтобы ненароком не вызвать в себе то дикое чувство первобытной ярости. Признаться, просто трусил, не желая больше испытать той боли, которая чуть не убила меня.

Чтобы заглушить воспоминания, вставлял в уши наушники и слушал музыку любых стилей на пределе громкости, и это помогало, отвлекало так же чтение, которым я доводил себя до сонного состояния и часто засыпал, выронив книгу из рук. Со временем воспоминания о драке померкли и уже не вызывали во мне столь сильных эмоций.

Я почти почувствовал себя прежним, а всё то, что случилось со мной в лесу, причислил к случайности.

Чтобы я мог отправиться в школу, отцу пришлось потратить часть своих сбережений и купить мне самые необходимые вещи, так как вся старая одежда, что немало меня удивило, внезапно стала мне мала. Брюки, хоть и сходились на поясе, были очень коротки, рубашки тесны в плечах, и их рукава доходили лишь до середины предплечья.

Когда, через несколько дней и глаза пришли в норму, наконец, выбрался из дому и отправился в школу, с нетерпением ожидая встречи с той, о которой думал все последние дни.

Ужасно соскучился по синим глазам, по фруктово-цветочному аромату, милой улыбке.

Девушка, образ которой навсегда поселился в моём сердце, не покидала моего воображения, занимая все мои помыслы и желания, и даже во снах меня посещало синеглазое видение, дороже которого не было ничего на свете.

Как всегда, пошёл пешком через лес. После долгого перерыва казалось, что по горной тропе идти довольно просто. Совсем недавно эта дорога вызывала больше трудностей, теперь же я легко преодолевал спуски и подъёмы, препятствия в виде камней и поваленных сухих деревьев.

Движения мои были быстры и плавны, но ощущение того, что я могу двигаться ещё быстрее, не покидало меня. Охватившее меня пьянящее чувство свободы, заставляло нестись, как на крыльях, вперёд, постоянно увеличивая скорость.

Время пути пролетело мгновенно, словно прошло всего несколько минут, я совершенно не устал и мог бы на одном дыхании преодолеть ещё большее расстояние.

Ощущение скорости опьянило настолько, что уже не мог двигаться медленно.

Промчавшись по улицам посёлка, буквально ворвался в здание школы, мельком взглянув на расписание уроков, взлетел по лестнице на второй этаж, в нетерпении встретиться с той, которую каждую ночь видел во сне.