Тории и Люси, моему так называемому ковену – потому что, как говорится в бессмертной песне Келли Кларксон, моя жизнь была бы невыносимой без вас

Привет

Ты, наверное, купила эту книгу, увидев на рекламном плакате, что она о бедненькой сиротке, которая оказалась в самом центре сексуального скандала национального масштаба, и подумав: «О, отлично, очередная душераздирающая история. Наверняка после нее моя жизнь не будет казаться мне такой ужасной». Но ты ошибаешься. Эта история не в стиле «Оливер Твист повстречал Ким Кардашян». И если тебе хочется хорошенько поплакать, то это не ко мне. Могу лишь предложить запастись выпивкой и посмотреть какую-нибудь драму про медиков.

Или на свои фотки в стиле ню. Они есть у многих. Мои сиськи разного размера привлекли больше внимания прессы, чем эпидемия в небольшой стране, – и могу поспорить, микробы-переносчики в ярости. Все их старания по уничтожению человечества остались незамеченными.

Но если серьезно, я не знаю, почему издатель попросил меня написать эту книгу, ведь в мой жизни не было ничего интересного, если не считать случая, когда я случайно съела пирожок с травкой, а затем ввалилась в дом престарелых. Я еще расскажу тебе эту историю. И хоть она и не из разряда секс-скандалов и чего-то подобного, зато заставит тебя смеяться до коликов.

Знаю, знаю, тебя может смутить то, что сейчас я буду говорить о покупке этой книги – если только ты не скачала ее на пиратском сайте, потому что в этом случае тебе не позавидуешь, ведь этот PDF самоуничтожится через сорок пять секунд, – но дело в том, что я очень мета и претенциозна, и мне захотелось взорвать тебе мозг, как при первом просмотре «Начала».

Для начала же, думаю, я лучше расскажу, как ввязалась в международный скандал в восемнадцать лет. Но вместо того, чтобы писать историю, я скопирую в книгу посты из своего блога, добавив к ним ценные замечания в квадратных скобках. Эти посты занимают примерно девяносто пять процентов книги, и это очень радует меня, потому что не пришлось много сочинять. Всегда, когда сомневаешься, выполняй поменьше работы, чтобы сохранить силы на такие важные вещи, как смех и секс.

Не смотри на меня так. Это книга о сексуальном скандале: ты же не думаешь, что я стану притворяться монахиней и/или Девой Марией?

13 сентября, вторник

07:01

Клянусь, я единственный человек во Вселенной, который понимает, насколько бессмысленна жизнь. Люди считают, что их существование – это прекрасный подарок, полностью игнорируя тот факт, что упомянутое существование не что иное, как результат ужасного взрыва, произошедшего почти четырнадцать миллиардов лет назад.

Не хотелось бы кого-нибудь расстроить, но нас ожидает лишь определенное количество оборотов вокруг Солнца, прежде чем мы сыграем в ящик и окажемся в бесконечном аду, как Дональд Трамп и Адольф Гитлер. Возможно, я преувеличиваю, но то, чем мы занимаемся все это время, не стоит того, чтобы вставать с постели.

А может, я просто мелодраматична, потому что ненавижу вылезать из кровати.

14:47

У меня только что закончилась беседа на тему профориентации с мистером Русенквистом, очень колоритным шведом. Как Бруно^[1], только покрупнее. Правда, насколько я помню, Бруно был швейцарцем, или австрийцем, или что-то в этом роде. Но каждый раз, взглянув на мистера Русенквиста, я вспоминаю Сашу Барона Коэна в светлом парике.

Мужик изо всех сил старается помочь каждому ПОСЛЕДОВАТЬ ЗА СВОЕЙ МЕЧТОЙ [он громкоголосый, поэтому я пишу большими буквами], ВЫБРАТЬ НЕ САМЫЙ ЛЕГКИЙ ПУТЬ и ПЕРЕСТАТЬ УПОТРЕБЛЯТЬ ГЕРОИН ПО ВЫХОДНЫМ. [Последнее я добавила от себя. Стоит уточнить: никто в старшей школе Эджвуда не употребляет героин так часто, чтобы это заинтересовало нашего консультанта по профориентации. К тому же если это сейчас читает юрист, пожалуйста, не обращайте внимания на подобные заявления в этой книге, потому что мне бы не хотелось добавлять иск о клевете к моему впечатляющему списку проблем.]

Мы сидим в маленьком кабинете без окон мистера Русенквиста. Когда-то эта комната была кладовкой, если судить по все еще витающему тут запаху чистящего средства. Перед мистером Русенквистом крошечный стол, который больше подошел бы добывайкам^[2]. Нас окружают шкафы для хранения документов. В них стоят папки с информацией о каждом ученике. Вероятно, существует какая-то электронная база данных, способная заменить эту устаревшую систему, но библейские школы^[3] привыкли всё делать «по-старинке».

– Мисс О’Нилл, вы подумать о том, какую профессию учить, когда пойти в колледж осенью? – говорит Русенквист.

[Больше я не буду писать с акцентом, чтобы не показаться расисткой. Хотя сложно быть расистом по отношению к белокожим скандинавским мужчинам.]

– Эм, нет, сэр. Я подумала, что могла бы немного попутешествовать. Ну, вы знаете, посмотреть мир и тому подобное, – отвечаю я, вдыхая через рот, чтобы запах чистящего средства не сжег волоски в носу.

И, ради справедливости, последующий за этим допрос на тему моего финансового положения был вполне обоснован, учитывая, что мы с бабушкой нуждаемся сейчас в деньгах больше, чем армия США.

– Значит, у вас есть средства, которых хватит на оплату ваших поездок? – спрашивает он, даже не вздрогнув, когда за его спиной с верхней полки падает метелка для пыли.

Как начинающему комику и полной идиотке, мне сложно удержаться и не поставить метелке для пыли оценки, которые обычно ставят на спортивных соревнованиях: восемь целых девять десятых за трудность исполнения и т. д.

Но вернемся к проблеме: мой отрицательный баланс на банковском счету.

– Нет, сэр, мне восемнадцать, и я безработная.

Он одаривает меня сочувственным взглядом, неспешно убирая метелку для пыли в ящик стола. Оттуда вырывается зловоние заплесневевшего яблока, и мистер Русенквист поспешно захлопывает его. Здесь, должно быть, нарушено не меньше дюжины санитарных норм. Мне кажется или я слышу топот маленьких мышиных лапок?

– Я вижу. А вы пытались найти работу?

– Боже мой, какая великолепная идея! – изображая удивление, выпаливаю я. – Как я до этого не додумалась! Вы просто обязаны стать консультантом по профориентации!

Если серьезно, это больная тема. Я уже трижды в этом году оставляла свое резюме в каждом магазине, ресторане и гостинице в городе. Но у них слишком мало рабочих мест, а желающих слишком много, и до меня никогда не дойдет очередь.

Мистер Русенквист вздыхает.

– Я знаю, что говорю очевидные вещи. Но вы… пытались?

Скрипнув зубами от раздражения, я выпаливаю:

– Дасэр, но проблема в том, что даже на самые простые рабочие места сейчас требуются люди с трехлетним опытом работы, степенью по астрофизике и дважды победившие в Суперкубке, иначе на собеседование не зовут. К сожалению, у меня средний IQ и отсутствуют спортивные достижения, поэтому я все еще безработная.

А значит, мы оба понимаем, что мое самоотверженное и благородное желание сесть на самолет и отправиться в Южную Африку спасать слонов так и останется неисполненным.

Просматривая мою ужасающе пустую папку, мистер Русенквист меняет тактику.

– Какие предметы вам больше всего нравятся? – Он старательно делает вид, что его не шокировал мой средний балл.

Какое-то время я раздумываю, крутя в руках нитку, которая торчит из стула подо мной.

– Не математика, потому что я не социопат.

Он заливается заразительным шведским смехом.

– И не научные дисциплины, по той же причине.

Еще одна милая усмешка.

Феминистка во мне тут же чувствует вину, потому что все вокруг поощряют девушек заниматься точными науками, но, честно говоря, я не настолько предана своей вагине, чтобы стать программистом. Не все сражения нужно выигрывать.

Если честно, я точно знаю, кем хочу стать, но слегка побаиваюсь это озвучивать.

Большинство консультантов по профориентации заинтересованы лишь в одном: чтобы ты поступил в колледж. Рейтинг школы зависит от того, сколько выпускников продолжили обучение, и это главная цель таких консультаций. А еще не стоит выбирать то, чему не учат в Лиге Плюща^[4]. Вот только там нет кафедры комедиантов.

Кроме того, шансы осуществить мечту у меня малы. У такой девушки, как я.

Русенквист продолжает свои расспросы:

– А что насчет английского?

Неуверенно покачав головой, я отвечаю:

– Мне нравится английский, особенно писать сочинения. И читать пьесы. – И не давая себе ни секунды на раздумья, добавляю: – Иногда я пишу и разыгрываю разные сценки с друзьями. Знаете, просто ради веселья. Ничего серьезного, не подумайте.

Судя по всему, мои щеки стали ярко-красными.

Но, несмотря на мое жалкое бормотание, мистеру Русенквисту понравился этот ответ. Его светлые усики задергались на лице, словно хорек, застрявший в двигателе машины.

– ФАНТАСТИКА! СЛЕДУЙТЕ ЗА СВОЕЙ МЕЧТОЙ, МИСС О’НИЛЛ.

[Я же говорила.]

И теперь, несмотря на то, что это не самая надежная карьера, в моем рюкзаке лежит куча буклетов с информацией об импровизационных^[5] коллективах, театральных школах и театрах, в которые можно отправить сценарии скетчей. На самом деле я очень благодарна Русенквисту, что он не отверг сразу же мои нестандартные карьерные амбиции, как многие учителя до этого.

Он даже рассказал мне о своем друге, который за небольшие деньги делает фотопортреты для школьников. Конечно, это немного подозрительно, но вряд ли стоит искать подвох. Я бы очень расстроилась, узнав, что мистер Русенквист получает деньги за то, что отправляет школьников к фотографу-педофилу.

17:04

На радостях мистер Русенквист посоветовал мне поговорить с миссис Крэннон, учителем театрального мастерства, о моей карьере, поэтому я все еще в школе. Я в самом деле торчу здесь после уроков. По собственной воле. Это явное и недвусмысленное доказательство того, что контроль над разумом – не выдумки и что мой милый, хотя и громкоголосый, скандинавский консультант по профориентации – вроде Темного Лорда, владеющего телепатией. Это единственное объяснение. Хотя… Если кто-то не верит в сверхъестественное, то, возможно, Русенквист сделал мне какую-нибудь лоботомию, пока мы с ним разговаривали.

[При всем моем цинизме и остроумии мне действительно нравится писать. Но меня нельзя назвать умной в традиционном, академическом понимании. Я скорее сильна в том, чтобы «смотреть много фильмов» и «талантливо высмеивать всех и вся». И так как на уроках не место фильмам и приколам, это не моя любимая среда. Наверное, учителя, с их стороны, так же не понимают, как можно их предмет считать самым жестоким и изощренным наказанием за появление на свет. Чудно.]

Как бы то ни было, в офис миссис Крэннон можно попасть по лестнице за актовым залом. Я пробираюсь туда, как только звенит звонок и ученики разбредаются по домам. С собой у меня блокнот, распечатка сценария и тонна пачек конфет-корзинок из молочного шоколада с арахисовой пастой, потому что, на мой взгляд, разговор с учителем в свободное время сродни походу к татуировщику: вам приходится есть много сладкого, чтобы пережить боль и не потерять сознание.

Миссис Крэннон – прекрасная женщина. Она носит очки в фиолетовой оправе, сандалии Birkenstocks и туники сумасшедших расцветок, что говорит об ее эксцентричности. А еще она всегда дает мне отличные роли в школьных пьесах, потому что я говорю так громко, что мне не нужен микрофон. Поэтому сейчас я играю Дейзи в «Великом Гэтсби», хотя во мне нет ни капли гламурности и элегантности.

Мне всегда нравилась миссис Крэннон, хотя я считаю это проявлением стокгольмского синдрома. Нет, ну серьезно, кто-нибудь действительно любит своих учителей? Люди, а ведь это важный философский вопрос!

Когда я вхожу, она сидит за столом, на котором нет пустого места из-за стопок книг, кофейных кружек и массивного бежевого компьютера из девяностых [да здравствует уменьшение расходных статей бюджета]. Вся комната пропахла пыльными сценическими костюмами и застаревшим лаком для волос. Любимый запах в мире.

– Иззи! Приятно хоть раз увидеть тебя не на репетиции.

Она приглашает меня войти, и я усаживаюсь на самый неудобный пластиковый стул из всех, что мне встречались. Это «железная дева»^[6] в виде стула. Я не преувеличиваю.