История живет не столько в документам сколько в памяти людей…

От издателя

Роман Лоры Козловской «Звезда Серафима Саровского… Звезда Любви…» – это роман о красивых людях, где их любовь и дружба представляют собой высокий уровень человеческих взаимоотношений. И не только об этом… Еще он о людской ненависти, корысти, подлости, хамстве, предательстве и о… христианском всепрощении.

Роман так называется потому, что когда-то, когда главный герой романа – Михаил Богдан был еще мальчиком, его бабушка показала ему в небе красивую звездочку, которая людям с чистой душой дарит большую и светлую любовь. Роман основан на реальных событиях. Это история семьи из знатного рода Козловских в четырех ее поколениях. В романе затронуты семьи других дворянских и шляхетских родов, а так же семьи простых людей, судьбы которых тесно переплелись воедино. Герои романа – реальные люди и почти все они с реальными именами и фамилиями. Исторический фон романа – времена жестокого гнета крестьян их панами в Царстве Польском, Первая мировая война, Октябрьская революция, которая уничтожила всю русскую интеллигенцию, а оставшихся принудила выживать в ужасающих условиях, а также период НЭПа, репрессии 1937 года, Великая Отечественная война…

С любовью и профессионализмом автор подходит к повествованию, умело оперируя как языковыми приемами, так и историческими деталями, наполняющими текст достоверностью. Читательская аудитория такого издания будет включать довольно обширный круг взрослых, умудренных опытом людей, коих не отпугнет внушительный объем книги, и тех, кто истосковался по качественной литературе в духе русской классики ХIХ века. Впрочем, и молодежь, захваченная описанной эпохой, безусловно, найдет свой интерес в прочтении произведения и почерпнет для себя много любопытного и нового.

Часть первая

I. Терзания Михаила Селивестровича Богдана

 
…И к небу взор поднявши свой,
У Бога для неё просил пощады…
 

Последние дни августа 1932 года выдались в Могилеве ненастными. Вот и в ту беспокойную для семьи Михаила Богдана ночь неистовствовала гроза, рассекая небо зигзагообразными молниями и разбрасывая по саду ветки мечущихся под разгулом стихии деревьев.

Молодая рябина, растущая под окном спальни Михаила, тревожно стучала красными гроздями по стеклу окна, как бы моля хозяина спасти ее от ливневого дождя и порывов обезумевшего ветра.

Ночь близилась к концу… Михаил ворочался с боку на бок, отчетливо осознавая, что и в эту ночь уснуть ему не удастся: в соседней комнате мучительно стонала от нестерпимой боли его супруга Анна.

Устало встав с кровати, он снова подошел к иконе Николая Чудотворца, серебряный оклад которой был освещён тлеющим огоньком лампадки.

В полумраке комнаты этот высокий сорокапятилетний мужчина казался много старше своего возраста. Не знакомые с ним люди, посмотрев сейчас на него со стороны, решили бы, что перед ними пожилой, лет шестидесяти пяти человек, который или очень устал от жизни, или болен неизлечимой болезнью. А взъерошенные кольца волос, уже тронутые сединой, помятые парусиновые брюки и несвежая полотняная рубаха поверх них выдавали в нём человека неопрятного и явно безразличного к своей внешности.

На самом деле Михаил таковым не являлся. Все, кто знал этого мужчину, оценивали его как до педантичности аккуратного во всех отношениях человека, признавали в нём эстетически развитую личность. Мало того, он был на редкость красив, что доставляло наслаждение женскому взору, будоражило их воображение и приводило в смятение сердца… Просто горе, нежданно-негаданно свалившееся на его плечи, сильно вымотало его за последние дни и поселило на лице печать мученика… Величественная его стать поникла, черные круги легли вокруг синих глаз, ясный взор потух, уступив место непреодолимой тоске… Скулы и подбородок покрыла трехдневная щетина.

Упав перед образом Николая Чудотворца на колени, Михаил почувствовал непреодолимое желание снова и снова молиться этому могучему святому, но вдруг со страхом осознал, что все молитвы, которые он непрестанно и так страстно читал на протяжении нескольких последних ночей, как по мановению волшебной палочки, покинули его память. Стоя на коленях, он, обхватив голову руками, только раскачивался из стороны в сторону и безутешно плакал. Несчастье опустошило его и, расставив на жизненном пути засады и тупики, с каждой минутой все явственнее забирало у него надежду на счастливый исход в трагически сложившихся обстоятельствах, свалившихся на его семью.

Неожиданно Михаил почувствовал, как неведомая сила повелела ему подняться с колен и подойти к иконе. Неосознанно повинуясь, он выполнил команду и, подойдя вплотную к лику святого, увидел, что взгляд его, всегда властный, проницательный, вызывающий в человеке чувство смирения и дисциплинирующий его поведение, на удивление явственно поменялся… Создавалось ощущение, что святой услышал его, свое чадо Михаила, и, пожелав внять его мольбам, взывает к доверительному с ним разговору. И так захотелось измученному горем Михаилу излить боль своей души Николаю Чудотворцу, захотелось поговорить с ним так, как это можно было бы сделать с самым близким человеком, рассчитывая на взаимопонимание, искренность и дружескую поддержку с его стороны!

– Николай Чудотворец! – протянул Михаил к иконе свои трясущиеся мелкой дрожью руки, – молю тебя!.. Молю о пощаде!.. Жена моя Аннушка заболела… Несколько дней назад укусила её за ногу бездомная собака. Рана сильно нарывает. Все усилия были брошены на то, чтобы облегчить её страдания, однако до сего дня даже врачи не в состоянии ей помочь…

На мгновение он умолк, как бы собираясь с новыми силами и новыми мыслями… Затем вдруг заговорил быстро, сбивчиво, не обращая внимания на сильно пересохшие губы: «Николай Чудотворец, помоги! Умоляю, помоги!!! На силу твою чудотворную уповаю! Так хочу верить, что не откажешь мне в моих мольбах! Верю в тебя, Чудотворец! Верю!» – ударил он себя кулаком в грудь. «Верю в тебя! Верю! Верю!» – бил и бил он себя в грудь, тихо рыдая, и только тело его сотрясалось от клокочущей в глубине души боли. Грубо, по-мужски, смахнув с глаз горячие слезы, он вновь продолжил свою исповедь: «Николай Чудотворец, вчера днем в очередной раз приезжал к нам врач. Он осмотрел ногу Анны, перебинтовал её, сделал укол, а потом, уходя, сказал, что если до утра лучше не станет, придется забрать Анну в больницу для ампутации ноги»…

Последняя произнесенная им фраза помутила его рассудок, осознание неотвратимого горя больно сдавило сердце, а желание помочь любимой женщине наткнулось на ощущение полной беспомощности в достижении желаемого. Никогда в жизни Михаил не чувствовал себя таким никчемным и бесполезным для той единственной в его жизни женщины, которая так остро нуждалась сейчас в его помощи. Отчаяние перед собственным бессилием остро ударило по его мужскому самолюбию. Он отошел от иконы и принялся ходить из угла в угол по комнате, с трудом понимая, кто он, где он, не отдавая отчёта в своих действиях, испытывая только лютую ненависть к самому себе.

«Ну, чем, чем я еще могу помочь своей Аннушке?!» – вновь и вновь обращался он всё с тем же вопросом к измученному своему сердцу.

Пришедший ему на помощь разум тут же стал импульсивно анализировать, какие варианты в оказываемой им помощи жене могли быть еще упущены… Когда же оказалось, что все возможности его исчерпаны, а значит, остается только уповать на волю судьбы он, сдавив голову руками, принялся истерично метаться из угла в угол по комнате…

– Ненавижу себя!.. Ненавижу!!! – вырвалось с отчаянием из его груди. – Из-за тебя, мразь, из-за тебя, ничтожество, погибает сейчас женщина, которую Господь сотворил из красоты и добродетели. Женщина, на которую надо молиться, как на икону, а не использовать, как тягловую силу, взвалив непосильный груз бытовых проблем на её хрупкие плечи! Женщина, чьи предки кровными узами были связаны с членами высочайших дворянских семей! Да как ты, простолюдин по происхождению, даже в мыслях посмел поставить себя рядом с ней?!! Тебе же, ничтожество, когда ты просил ее руки и сердца, четко разъясняли: не порть жизнь Анне! Не сможешь ты обеспечить привычного для нее уровня жизни! Не сможешь! Не сможешь!!!

Истерзанный чувством вины перед женой, Михаил устало привалился спиной к стене и опухшими от слез глазами стал безучастно вглядываться в полумрак комнаты. Постояв так какое-то время, медленно съехал по стене вниз, присел на корточки и, вцепившись руками во взъерошенные волосы, тихо заплакал. Плакал он горестно и безутешно, не контролируя своих эмоций, так, как плачут сломленные жестокой судьбой люди. Он уже осознавал всю безысходность положения, в которое его загнала беда.

Сколько так просидел на полу, и сам не знал. Но вдруг поймал себя на мысли, что взгляд его оценивающе скользит по стенам и обстановке комнаты, в которой он находится, а мозг проводит детальное сравнение увиденного, представляющего собой удручающее зрелище, с красивой картинкой роскошного дома семьи Козловских, где провела его Аннушка свое детство и юность.

Этот дом, со всей присущей ему претенциозностью, все отчетливее и отчетливее стал проявляться в его сознании, что еще острее подчеркивало всю серую действительность, в которой сейчас находилась его любимая женщина…

Михаил снова пробежал взглядом по комнате… Вот перед ним две деревянные кровати, небольшой двустворчатый шкаф и высокий комод с шестью большими выдвижными ящиками. Эту мебель он сделал своими руками, сделал умело и с очень большой любовью. Створки шкафов, спинки кроватей и ящики комода украсил накладным декором, представляющим собой сложную композицию из плодов рябины с ажурными листочками и веточек дуба, усыпанных желудями.

Все свободное время после работы на Могилевской шелковой фабрике, где он числился плотником, Михаил проводил в своей столярной мастерской. Там, всецело отдаваясь любимому делу, мастерил он мебель на радость родным и близким, и все те, кто бывали у него в гостях, искренне восхищались его талантом краснодеревщика, коим он и слыл во всей округе. Да Михаил и сам не без гордости для себя отмечал, что любая вещь, задуманная им для воплощения в жизнь, оказывается ему по плечу и исполняется искусно, что радовало его сердце и побуждало к новым свершениям. И ведь на самом деле, до этой минуты Михаил без всяких сомнений довольствовался обстановкой своего дома, которую создал своими руками… Но только до этой минуты!!! А теперь вся эта самодельная мебель показалась ему обыкновенной кустарщиной!.. Жалкой подделкой под ту роскошь, которая в девичестве окружала его Аннушку. Это обстоятельство жесточайшим протестом вырвалось из его души наружу…

– Кошмар! Какой же кругом кошмар! – прохрипел он, потерявши по причине усталости свой приятный природный баритон. А взгляд его, преисполненный отвращения, снова и снова скользил со шкафа на комод, с комода на кровати. Этот взгляд уже делал свое дело… Безо всякого сожаления он крушил всю обстановку комнаты. Крушил то, что совсем недавно было дорого для него, являлось предметом его гордости, составляющей уюта в его доме, составляющей уюта в их отношениях с Анной.

– Да разве на таких убогих кроватях должна спать моя Анна, моя Царица?!! – возопил он к самому себе и тут же почувствовал, как очередная горячая волна отчаяния обдала его сердце. Он снова с брезгливостью взглянул на одну из кроватей, где провел уже несколько бессонных ночей… На сбитую простынь и смятую подушку… На съехавшее на пол одеяло… На низкие потолки комнаты и небольшое, с ситцевыми занавесками окошко, выходящее в палисадник.

– О, Jezus Maria!!! – стремительно закрыл он руками глаза, – какая кругом убогость!.. Какая серость!.. И ведь это – самое большое, что я могу дать своей семье!!! Уста-а-ал!.. – вырвалось стоном из его уст. – Уста-а-ал!.. Как я устал!..

А в памяти его с какой-то болезненной навязчивостью стали вновь и вновь вырисовываться живописные картинки роскошного дома Козловских, где провела его Аннушка свое детство и юность.

Вот, совершенно отчетливо, видится ему фасад этого величественного двухэтажного каменного дома с шестью белыми колоннами у парадного входа и двумя скульптурами пантер из черного мрамора, мертвой хваткой держащих в зубах бездыханных перепелок.

Пантеры, стоящие на высоких пьедесталах, символизируют мощь и величие рода Козловских, а еще напоминают окружающим о том, что семья эта находится под покровительством потусторонних сил, способных любого неприятеля, посягнувшего на честь и величие этой фамилии, словно жалких перепелок, растерзать в клочья.

Здесь, именно здесь провела его Аннушка семнадцать лет своей беззаботной девичьей жизни. Здесь она жила со своей семьей: с дедушкой, князем Иваном Владимировичем, с родителями, с двумя своими братьями и двумя сестрами.

Этот дом, когда Михаил увидел его впервые, тут же напомнил ему огромный белый корабль, на века бросивший свой якорь в глубине аллей старого ухоженного парка. Больше века в натертых до безупречного блеска окнах этого дома отражалось живописное озеро, находящееся почти рядом с парадным его входом.

Между озером и домом – вольготная лужайка, поросшая мягкой зеленой травкой. В самом центре лужайки – круглая беседка-ротонда, зеленый купол которой поддерживают восемь белых колонн.

А вот узкая тропинка, протоптанная ногами людей через эту лужайку. Веселой извилистой змейкой бежит она от дома к озеру, соединяя собой рукотворное чудо, созданное людьми – роскошный дом Козловских, с чудом нерукотворным – озером, созданным на радость окружающим самой матушкой-природой.

Как кадры из немого кино, замелькали в сознании Михаила восхитительные интерьеры просторных залов дома Козловских, по которым водила его тогда, в далеком уже 1915 году, совсем еще юная Анна.

Вот ему видится, как входят они с Анной в зал для приема гостей, потолки которого отделаны лепниной, а стены окрашены в темно-голубой цвет… Высокие полуциркульные проемы окон украшены шторами из белого воздушного шелка. Торжественность им придают затейливые ламбрекены, кружева и многочисленные банты. Солнечный свет струится из окон и падает на яркие узоры персидских ковров, устилающих паркетные полы зала, рассеивается по его стенам, по старинной мебели, по роскошным статуэткам и посуде из мейсенского фарфора, искрится в хрустальных подвесках многочисленных люстр, в позолоте рам, обрамляющих портреты знатных предков Анны.

А вот и большой белый рояль, в центре которого – высокая фарфоровая ваза, наполненная цветами белых хризантем. Вокруг рояля сгруппировались мягкие кресла с подлокотниками…

Следующее помещение, которое явственно прояснилось в памяти Михаила – зал для проведения балов… Очень большой и светлый зал, с колоннами по обеим сторонам. Стены бальной залы и колонны окрашены в белый цвет, капители колонн тонированы позолотой.

Спальня его Аннушки на втором этаже… Просторная комната с двумя высокими окнами. Стены оклеены обоями розового цвета с орнаментом из мелких белых цветочков.

Вся мебель в комнате Анны: большая кровать, два двухстворчатых шкафа, тумбочки, стулья, комод и секретер – выполнены из дерева и тонированы в белый цвет.

На небольшом диванчике, обтянутым розовым шёлком, сидят две большие фарфоровые куклы, одетые в длинные кружевные платья и в милых ботиночках на ногах. Носик у одной из кукол отбит….. но от этого её взгляд не утратил своего былого высокомерия…

На стене, напротив кровати Анны – большой портрет в белой деревянной раме, на котором изображена маленькая, лет пяти девочка, сидящая на розовом диванчике в обнимку всё с теми же двумя куклами. Несомненно, что это Аннушка, хозяйка этой комнаты и этих кукол!..

На тумбочке, обок с кроватью Анны, стоят два канделябра с множеством оплывших свечей. Это наводит на мысль, что хозяйка комнаты подолгу читает ночами. Подтверждением тому – лежащая рядом с канделябрами книга, повидавшая много человеческих рук. Она лежит раскрытыми страницами вверх. Михаил вспомнил, насколько же велико было его желание узнать, как называется эта книга и чем уж так сильно смогла она заинтересовать его любимую Аннушку, раз уж она все ночи напролет не выпускает её из рук. Но… не решился он тогда этого сделать…

Но особое, неизгладимое впечатление произвела тогда на Михаила большая кровать Анны с белым кружевным балдахином в ее изголовье. Полы балдахина были раздвинутыми, что и позволило ему оценить всю роскошь спинки этой, со сложным ажурным узором, кровати.

Царственную изысканность её ажурному узору придавала вкрапленная в него позолота, а элемент декора из дерева, в виде белых голубка и голубки на самой ее вершине – неповторимый шарм.

Голубок, цепко ухватившись своими позолоченными лапками за витиеватый узор спинки кровати, держал в позолоченном клювике розовый бантик с прикрепленным к нему сердечком из червонного золота. Створки сердечка при желании можно было раскрыть, спрятав внутрь портрет возлюбленного. Для этого стоило лишь повернуть в крохотной замочной скважине такой же крохотный золотой ключик.

С каким же нежным трепетом смотрел этот голубок на свою возлюбленную голубку, страстно желая только одного: чтобы она приняла из его клювика заветное сердечко!.. Но голубка пребывала в раздумьях… Отвернув от голубка-кавалера свою головку в сторону, не спешила она принимать от него приготовленный для нее подарок.

Михаил совершенно отчетливо припомнил ту волну ревности, которая обдала тогда его молодое, страстно влюбленное в Анну сердце: «А вдруг это сердечко уже было занято кем-то?» И тут же – мучительное сомнение: «А вдруг ему всё-таки не удастся его завоевать?»

Но….. все это было давно… Очень давно… На этом Михаил прервал свои воспоминания.

– И зачем я только появился на жизненном пути Анны?! – с истеричными нотками в голосе обратился он к самому себе. – Зачем?!! Кто пояснит мне, зачем?!! – все сильнее и сильнее стали накрывать его эмоции. – Ради меня отказалась она от хорошей жизни, на которую вправе могла рассчитывать. Ради меня ввергла себя в ситуацию жить тем, что предлагают ей теперь обстоятельства. Ну-у-у… и что же они, эти обстоятельства, предлагают ей теперь?.. – пробежал он ненавидящим взглядом по обстановке комнаты, в которой находился. О-о-о….. какое же уныние навеяло на него вновь всё то, что его окружало… Всё то, что, до сего времени, не только удовлетворяло, но и позволяло чувствовать своё превосходство над теми, кто жил гораздо беднее его семьи.