Журнал «Юность» № 07/2025

Литературно-художественный журнал

Выходит с июня 1955 г.

© С. Красаускас. 1962 г

Поэзия

Стефания Данилова

Русский поэт поколения тридцатилетних. Преподаватель РУДН. Автор «Российской газеты». Редактор рубрики «Дебют» журнала «Аврора». Лауреат Всероссийской премии имени Андрея Дементьева. Стипендиат Министерства культуры РФ. Член правления Санкт-Петербургского союза литераторов. Основатель продюсерского центра «Всемпоэзии».

В «АСТ» выходили книги стихотворений «Веснадцать» (2014), «Неудержимолость» (2015) и «Под небом русского цвета» (2024).

Санкт-Санктыч

* * *

 
мой Питер похож на фальшивое пианино
откидываешь крышку а там шум гам
крики чаек стальные нервы безмолвие белой ночи
эта музыка тебя уложит к своим ногам
здесь потерянные превращаются в ищущих
но не в найденных
пахнут крафтовыми духами искусственные цветы
высокопарный том из Дома книги на Невском
ненавидит рваную книжку с Уделки
но лишь вторую зальем слезами и я и ты
коты у хрущевок пугливы и невсеядны
ибо хлебнули приснопамятный суп с котом
я покажу тебе то, о чем молчат путеводители
с открытым от страха ртом
как на развалах Крупской старые диски с видеоиграми
перерезают горло тем кто про них забыл
как безглазые куклы и однолапые плюшевые собаки
по ночам выносят сор из твоей избы
как на крышах невидимые дома растут подвалами в небо
в них прозрачные люди но я их вижу увы
никто не живет на кладбищах это просто красивый символ
Петербург не отпустит своих даже если они мертвы
я похожа на Питер каждым кольцом из лунного камня
каждым сборником горьких строк спасенным из арт-кафе
где вилки втыкают в глаза
а едят руками
я пророк Петербурга в Салониках и в Уфе
и рассказываю смуглым и белозубым
как гоняю по шару земному но все не то
как у нас угощают конфетами а после кошачьим супом
как в шкафу скелеты бабочек бьют крыльями о пальто
как под мостами утопленницы смеются
заразительнее всех
как я стала монеткой в одном из дворов-колодцев
бесконечно подпрыгивающей вверх
 

* * *

 
Так пахло на балконе у Невы —
под Новый год. Салюты и салаты.
Дышала звездопадом и не вы —
росла из петербургского халата.
Не серый цвет, а войлок или ворс,
дворовый кот смешной, свинец отважный.
Как боязно – вопросом на вопрос.
Как мягко падать в эту реку дважды.
 

* * *

 
Походкой царской шататься по Пролетарской —
забегаловки, пункты выдачи диких ягод,
обветшалый причал перебинтован ряской,
в отсырелый туман закутаюсь и прилягу
изучать сборник самых серых стихотворений,
где запятые – птицы да самолеты.
Цвет их – не алюминий, скорее рений.
Потому что блестит,
как сердце у рифмоплета.
 

* * *

 
Предпочитаю Дворцовому Володарский.
Непарадностью, грязеподтеками как родной.
Он меня обратно в себя вытаскивает,
Я иду под ним, и колеса гремят надо мной,
И горят не изумительно-изумрудным
Светофоры, а – как бутылочное стекло,
С жидкостью, бывшей в нем, перестал быть трудным
Чей-то день, время которого истекло.
И не латте, не раф, а из автомата сода.
Из ключицы твоей я, Питер, не из ребра!
Исключительная хрупкость фарфорового завода
Под защитой бетонных стали и серебра.
 

* * *

 
Звон-трезвон от путей отбрасывает рикошетом.
Из-за угла укоризна трамвайных глаз.
Переулок – мне четко слышится – Евтушенко.
Матюшенко. Как жаль.
Но Евгению в самый раз.
 

* * *

 
Психологи говорят, это якоря.
Наведываться в памятные местечки
Проездом, в ночи, в середке ли января,
Нычки, заначки, сокровищницы, аптечки.
Вместе с кассиршей я никак не пойму,
Почему набираю в пакетик пятирублевый
Стикеры с Хеллоу Китти и Сейлормун,
И блокнотик с котом – зачем? Потому что клевый.
Мать моя – книжная ярмарка на Крупе.
Отец – сто четырнадцатый автобус.
Игры, уже не идущие ни на одном компе.
Какое местечко, вы ошалели? Топос.
 

* * *

 
Паломничеством станут булочная и секонд,
Котоприют и речка в лесной глуши.
Плесни мне, мой Питер, Охтинского просекко
В мятый бумажный стаканчик моей души.
 

* * *

 
Погадай мне на стенах домов, ведь они все помнят.
Пубертатно-максимализмовы чудеса.
Как бегут от себя из лабиринтов комнат,
С оцинкованной стали прыгая в небеса.
Приглашает листовка бравым разнорабочим.
Специалистом по ловле слетевших крыш,
Укротителем строк.
Дегустатором белой ночи.
Очистителем лексикона от «краш» и «кринж».
Но в итоге я стану с разводными мостами кружкой,
Что с витрины столкнула соседку с принтом «Москва»,
Ростовою куклой то ли Ксении Петербуржской,
То ли императрицы, уставшей от шаловства.
Угасающим эхо снятых радиоточек
Прекращаются староневские голоса.
В телефонных заметках построится городочек.
Я зову его в шутку Санкт-Санктыч.
Твои глаза.
 

24.03.2025

Александр Аносов

Родился в 1988 году. Автор нескольких поэтических сборников. Публиковался в журналах «Юность», «Север», «Аврора», «Пироскаф» и др. Участник поэтических семинаров Дмитрия Воденникова (школа писательского мастерства «Пишем на крыше»), Зимней школы поэтов в Сочи и т. д. Живет в Москве.

Снег не рифмуется

* * *

 
Сидеть с тобой рядом в театре,
Не понимать ничего:
Роскошный спектакль, Роза Хайруллина,
А в голове ветер срывает соцветья чертополоха.
Хочется поцеловать тебя в шею.
Роза, прости, это был твой вечер, а станет наш (или не станет?).
Я бы ничего не менял местами,
Оставил бы все как есть и не дергался:
Выпал снег, снег растаял,
И у меня не спросил, когда ему падать,
Когда ему исчезать.
Ты делаешь то же самое,
Но пока я хочу целовать твою шею,
Пожалуйста, будь где-то рядом…
Летай и не тай,
Мой снег.
 

* * *

 
Из сотен текстов отыщу один,
Где ты, где день еще не пылен,
Где на часах слова мои застыли,
А стрелки улетели в космос навсегда.
Спускалась талая вода
по водостоку,
Метался снег, затерянный в весне,
И я метался вместе с белым тоже,
Не думал ни о чем, не шел за рифмой,
Смотрел в окно на мир-медвежий угол,
Не шел к метро, писал стишок.
И как же мне тебя зарифмовать
Со снегом этим,
Талым и бегущим,
С собой таким же, как и этот снег?
Никак. Верлибр.
 

* * *

 
Авторы плохих книг,
Как участники
Любовных треугольников (печали),
Печатают себе заведомые глупости,
Сочиняют персонажей с необычными именами,
Думают, что ими гордился бы Чехов.
Премию Нобеля не дадут никому из них (из нас).
Может, авторам рилсов достанется приз
И улыбки достопочтенного жюри.
Иногда хочется быть хорошим писателем,
А для этого нужно попробовать выйти
из треугольника,
из комнаты,
из соцсетей,
Совершить ошибку или поступок —
Спасти ближнего (или хотя бы себя).
И ничего не написать об этом.
 

* * *

 
Сквозь окно я вижу не тебя.
Я вообще не вижу никого,
Только парк и конус величавый храма.
Как будто этих лет и нет, и не бывало никогда.
Фильм «Матрица», но где мои таблетки?
Еще одна нарушенная заповедь,
Украденное время.
А за окном какая-то другая
Жизнь, незамкнутая на
Одном трамвайном рельсе
Или одном собачьем вальсе,
На переулке
со смешным названием,
На человеке…
Синяя таблетка слаще красной.
Мои братья – сестры Вачовски —
Уже все за меня сказали,
И мне остается только смотреть-ся в окно.
 

* * *

 
Снег – это пауза,
Заевшая кнопка пробела.
И миллион снежинок до тепла,
Когда последняя из них растает?
Залает пес, киргизка зарыдает —
(Тепло, как дома,
Здравствуй, город Ош!)
И я заплачу следом за киргизкой —
О, вечный снег,
Ты падаешь —
я падаю так низко.
Ты таешь —
я взлетаю, чтоб упасть.
И так по кругу,
Вечный календарь наматывает даты.
Какой сегодня век?
Четверг.
Снег – это пауза.
Ты – снег,
Осадки сладки.
Осадки былой роскоши, как сон,
Но в нем ты ничего почти не помнишь,
Лишь то, как был отчаянно влюблен…
 
 
Проснулся.
 

Михаил Вистгоф

Родился в 2003 году в Москве. В 2021 году поступил в Литературный институт имени Горького. Публиковался в журналах «Артикуляция», «Волга», «Плавучий мост», «Прочтение», «Формаслов», «Полутона» и др. Участвовал в Зимней школе поэтов и в литературно-критическом проекте «Полет разборов». Живет в Подмосковье.

* * *

 
Вывеска собралась из костей
Тонких и таких музейно-белых
Посмотри, как выплюнут луну
Как таджик оранжевый ее
Подберет и заново приклеит
И когда по улице крутой
Я пойду, толкая притяженье
Мне сошьют огромные крыла
Из пальто, забрызганного ЗИЛом
А потом окликнут, позовут
Но с хорьковой прытью ускользнет
Или не загрузится текстура
Только шум. И надо мной стоят
Страшные дома-карандаши
Осторожно воткнутые в землю
 

* * *

 
Теннисный мяч вертолета гуляет в ночи
Теннисный корт необъятной воды и травы
Ангела ноготь от пальца его отскочил
Месяцем стал освещать арматурные рвы
 
 
Мир оставляет лежать и глядеть одного
То ли сосна, не поймешь, то ли ржавый баллон
Узким кольцом замотается шарф огоньков
Медленно в черном расходится красный неон
 
 
По животу пробегает фонарь-горностай
Чьи-то глаза покатились в речных рукавах
Теннисный мяч вертолета уходит за край
Ночь зубочисткой-сосной ковыряет в зубах
 

* * *

 
Оставаться бесформенным следом
У дверей, у ворот
У китовьего рта зазевавшейся арки
Под бубновым окном
Под зачеркнутым центра торгового серым стеклом
Свои крылья сложила прозрачная моль – растянулась вокзалом
Из кармана записка – и почерк летит голубями над поездом
Домино с миллионами точек на ребрах стоят
И готовятся падать
Мне от их заостренных боков уплывать
Мне ползти, мне катиться юлой
Мне листву прилеплять на себя
И мокрицы от страха толпой
Убегают и светятся
 

* * *

 
У «Гогена» матовые стены
Держатся на арочных горбах
Звезды захрустели над «Гогеном»
Сухарем у облака в зубах
 
 
Смотрит сиротливо, как заплата
Ледяная рамочная кость
Серым немигающим квадратом
Голограммой, видящей насквозь
 
 
Люди и кленовые наклоны
Графикой стирались на ветру
Посмотри, из живота бетона
Родилось наземное метро
 
 
Посмотри, оно ведет куда-то
И мерцает, и поет, как лед
В город немигающей заплаты
В «никуда» огромное ведет
 

* * *

 
Под рубашкой неба, расшитого проводами
Под электроветками, свисающими ковшом
Отмирает неловкая речь мелкими мотыльками
Вытянутый катер сверкает седым стеклом
Почему ты с пятнистой тьмой сливаешься?
 
 
В переулок осколочный сходишь по мостовой?
Над твоей головой сжалось облако недоваренное
И нечетный поезд с мордой измаянной
Дребезжит многоточием над Москвой
 

* * *

 
Мотыльки вылезают пятнами в черном воздухе города-паука
Застревают глаза в застройки косых тростинках
Алюминиевая стружка звезд катится с языка
Остается блестеть на кожаных гладких ботинках
 
 
Долго смотришь и учишься видеть сквозь слой вещей:
Линяет речными трамваями ящерица китайская
Слышишь – череп бездомного от множества снов трещит
В колыбельной-скамейке моделью земли качается
 
 
Тысячелетние улиц извилины так запутаны и легки
И так мягки столетние грани, когда размыты листвою
Котлованов беззубые пасти кормятся тьмой с руки
И о чем-то неразличимом клацают за спиною
 
 
И о чем-то неразличимом перешептываются огни
Две дороги пыльные сращиваются, как ножницы
Горизонтом медленно скрещиваются они
На зеленой пятнистой шее ворочающейся земли
Двумя половинами беззвучно сложатся