Журнал «Юность» № 05/2025

Литературно-художественный журнал

Выходит с июня 1955 г.

© С. Красаускас. 1962 г.

Поэзия

Олег Мошников

Родился в 1964 году в Петрозаводске. По национальности вепс. Окончил Свердловское высшее военное политическое танко-артиллерийское училище. На данный момент работает в структуре регионального МЧС. Публиковался в журналах и альманахах Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска, Калининграда, Воронежа, Урала, Сибири и Карелии. Автор пяти сборников стихов, книги переводов вепсских поэтов и трех книг прозы. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе Всероссийской премии имени Г. Р. Державина «Во славу Отечества». Член Союза писателей России. Заслуженный работник культуры Республики Карелии.

НА КИЖСКОЙ КОЛОКОЛЬНЕ

 
Много ль душа применяет усилья? —
Бойкий звонарь рукавицы сносил…
В малых загубинах подняли крылья
Ло́дьи – на роздыхе весельных сил.
 
 
Колокол тишь заонежскую черпал,
Сонно и медно гудели шмели:
Как на ладони – Покровская церковь,
Свод осиянного неба Земли.
 

ПЕРЕПУТЬЕ

 
Отзвенел, отсеребрился
Вереницы след.
Рассекают крылья птицы
Сумеречный свет.
 
 
Блеск воды и луч обманный.
Льется лист парчой.
Над урочищем туманным
Круг еще, еще.
 
 
Можно вглубь уйти кругами
На седых крылах:
Загудит глухое пламя
На семи ветрах.
 
 
Отойдет отверстой бездной
Алый жар рябин…
Потягаться б с той, небесной
Силой на один,
 
 
И, презрев судьбы потуги,
Круги разомкнуть!..
Различим в неясном звуке
Безоглядный путь.
 

* * *

 
На простынке подзоры – оберег,
Перед сном – угомон для внука:
Баловны́х ребятишек на́перед
В темноту забирает Бука!
 
 
Ближе к стенке и – баю-баюшки,
Сказки ласковей, всхлипы тише…
Кружевные подзоры бабушки
Вековою защитой дышат:
 
 
Летоцветы, коняшки, утица…
Дрема – стон половиц прогонит.
Будет не́жить в узорах путаться,
Никого на Земле не тронет…
 

Дмитрий Доронин

Родился в 1976 году в городе Горьком, живет в Москве. Работал в марийской тайге, в ямальской и таймырской тундре, на северных болотах и в горах Азии – в геоботанических, зоологических и этнографических экспедициях. Социальный антрополог: к. ист. н., РГГУ, автор многих исследований и научнопопулярных публикаций по алтайскому шаманизму, фольклору и этнографии тюркских, финно-угорских, самодийских (ненцев, нганасан), тунгусо-маньчжурских, енисейских, семитских и славянских народов. Публикации: «Дегуста. ру» (2021), «Лиterraтура» (2022).

ЛЕДОХОД НА НЕВЕ

 
Нева покрыта беглым льдом
Гранит корыта рыбий дом
Вороны катятся на льдинах
Не тратятся на лимузины
Над ними шпиль Петра и Павла
Вороний стиль горбатой карлы
Им острова ледовы скользки
И головы торчат по-польски
Пальто воронее из драпа
В глазах ирония арапа
Плывут в балтийские заливы
В халву бандитским черносливом
Прокаркав траурно и смело
На барках мраморных и белых
 

ЗИМА В МОСКВЕ

 
Кругом меня оборванные рвы
Я выползаю из своей норы
Сковал столицу лед и полумрак
И прерван лет у птиц и беготня собак
 
 
Автобусы ползут как змеи умирая
и Сколль оскалил зуб
и разлилась пралая
и холод как в мешке
у Лоухи-старухи
и мир на ремешке
который тянут духи
 

ОТТЕПЕЛЬ В МОСКВЕ

 
Грибы растут в Москве зимой
Над ними оттепель рукой
 
 
Для них вся влажность в этом месте
В лесах Москвы они как в тесте
Пузырясь, раздувают хлеб —
Был город, скоро станет хлев
 
 
Овин, амбар с зерном проросшим
В нем мокрая гуляет лошадь
Глядит туманно из конюшен
На стены крепости разбухшей
Они похожи на фураж
Торчат их башенки из спарж
 
 
Течет в пространствах клейковина
Испарина и пуповина
Нас в общий единяет чан
Москва как город англичан
 
 
Единый пар, единый морок
Столица обратилась в творог
Дух оттепельных мокрых корок —
Как запах яблоков гнилых
Стучит нам ласково под дых
 

ПЛАЦКАРТ

 
Плацкарт похож на склад людей,
Меж ними ходит иудей
В священнических одеждах —
Трясутся все в своих надеждах
И мчатся поездом в Москву,
Отдав себя его броску —
Он бросился бежать с вокзала,
Увечья оставляя шпалам.
 
 
Не ведая об этом гнете,
Лежат тела в его киоте —
Внутри он не железный зверь,
Внутри похож он на музей:
Его служитель носит чаю,
На нем звездой блестит пиджак,
Под юбкой у него, я чаю,
Бобер и кружево-наждак.
 
 
Я думал часто с интересом,
Хранят себя, как стюардессы,
Как моют белые тела,
Чтоб плоть в пути не загнила.
Я думаю: не снять ли брюки?
Поскольку час настал в постель,
Продольно поместивши руки,
Окончить жизни канитель.
И лишь катаются от тряски
Тестикулы мои, как в пляске,
Растягивается позвоночник
Над рельсами, как поезд ночью.
Мой позвоночник – поезд тоже:
Вагон – под небом, он – под кожей.
 

МОЙ ГОЛЕМ

 
Внутри огромной
толстой глыбы
Как будто в озере мы рыбы
И лед над нами толстой кожей
Нас мнет и ложит в наше ложе
 
 
Я чувствую, как движет глина
Мы влились в ноги, руки, спину
Мы вмяты в тело истукана
И движемся из котлована
 
 
Наш голем с голенями глины
Его пути голимо длинны —
От тундры севера до юга
Мы в глине клиньями друг в друга
 
 
Наш голем гол наш голем болен
Но он как вол и вечно волен
Валить и волновать округу
Как пахарь он подобен плугу
 
 
Он вечно рвет и вечно пашет
Наш котлован глубок и страшен
Он глиняной горой дыбится
Над ним и солнцем золотится
 

Светлана Блохина

Родилась в 1990 году в городе Торжке, живет в Твери. Филолог, маркетолог, публиковалась в журнале «Юность», «Слово|Word», «Литературной газете», журналах «Краснодар литературный», «Невский альманах» и др. Дипломант Всероссийской поэтической премии имени Андрея Дементьева, лауреат конкурса «Зеленый листок», IX Международного молодежного фестиваля-конкурса поэзии и поэтических переводов «Берега дружбы» имени Л. Ю. Севера и др.

* * *

 
Уехать, листать за окном города,
Сидя в пустом вагоне.
Молча, бессовестно наблюдать,
Как день ускользает с ладони.
 
 
Бьется синицей в брошенный сад,
Где пара неспелых яблок,
И никогда не вернется назад
то, что вернула я бы.
 
 
Бежать от себя и обратно к себе,
Встретились, поговорили.
Белым пятном на мутной реке
След похоронных лилий.
 
 
Куда ни иди, туман за спиной,
И даже за поворотом,
Словно сама я столкнулась с собой
И ужаснулась – кто там.
 

* * *

 
Ну, что там, завтра?
 
 
Прожитый вполне,
День разделен на
«знаю» и «не очень»,
 
 
Где в летний полдень,
словно между прочим,
Мы остаемся с ним
наедине.
 
 
И не желая что-то
доказать,
додумать,
дореветь,
договориться,
 
 
Тоска по небу остается в птице
Нелепой невозможностью лететь.
 

Андрей Максимов

Телеведущий, член Академии российского телевидения. Андрей Максимов и его программы пять раз удостаивались премии «ТЭФИ». Писатель, автор более 70 книг, написанных в разных жанрах. В 2008 году в издательстве «Питер» вышел сборник его стихов «Любовь и другие подробности». Театральный режиссер, поставил около 20 спектаклей по своим и чужим пьесам. Драматург. Его пьесы ставили Р. Виктюк, С. Яшин, С. Арцибашев и другие. Автор психологической системы «Психофилософия. Как оказывать первую психологическую помощь».

Включая любовь

* * *

 
Расскажи, как умирают
Те, с кем Богу по пути,
Кто тоску не заливает
До журчания в груди.
 
 
Кто шагает без опаски,
Кто до гибели не стар.
 
 
Опыт жизни – это маска.
Опыт смерти – это дар.
 

ЧАЙКИ

Из пьесы «Без антракта»

 
Неволя, неволя, неволя
Стучит и стучит у виска.
Нет криков, нет звуков, нет боли.
Тоска.
 
 
Свобода, свобода, свобода
Осталась в ушедшей дали.
Как будто стою я у брода,
Но нету за бродом земли.
 
 
Ни столбика нету, ни вехи,
Лишь чайки кружатся легко.
Конечно, их выпустил Чехов,
Но не объяснил для чего.
 
 
Лишь чайки и я. Мелководье.
Неволи застенчивый плен.
Похоже, я выживу, вроде.
Но Чехов не скажет: зачем.
 

* * *

 
О, как надо жить терпеливо,
Сгорая на добром огне,
Поскольку, что мертво, что живо
Понять невозможно вполне.
 
 
Вдруг камень окажется сердцем
Какого-нибудь существа,
Живущего по соседству,
Не втиснутого в слова?
 
 
О, как надо жить терпеливо
На этом сквозном рубеже,
Поскольку, что мертво, что живо
Понять невозможно уже.
 

* * *

 
Человек, идущий давно и далеко,
человек, шагающий широко и свободно,
человек, вызывающий уважение хотя бы тем,
что идет,
человек, забывший о цели своего пути,
человек, потерявший надежду куда-то дойти,
 
 
этот человек улыбается широко и спокойно,
и, не замечая никого,
идет, уверенный, и не останавливается.
 
 
А если все на свете восстает против него —
его глаза грустнеют,
но улыбка не сходит с лица.
Он все равно спокоен.
 
 
Он шагает.
Шагает быстрее – чтобы не видеть.
Шагает быстрее – чтобы не замечать.
 
 
Никогда не останавливается.
 

* * *

 
Ты – бабочка.
Ты неприкосновенна.
Ты разлетишься сразу на пыльцу.
Ты создана для красоты Вселенной.
И ангелы тебе нектар несут.
 
 
Ты смотришь в небо —
               там твоя погода.
Ты веришь в небыль – там твоя душа.
Тебя целует солнце с небосвода,
Когда идешь ты, крыльями шурша.
 
 
Ты – многодневка – бабочка смешная.
И людям не дано тебя понять.
Так и летишь, своей красой играя,
И нет сачка, чтобы тебя поймать.
 

* * *

 
Нас увидев, скривилась улица,
превратился в тупик переулок,
и фонарный столб так ссутулился,
что уселся на землю, как турок,
подобрав под себя фонарь.
 

Проза

Лилия Шелест

Родилась в 1966 году в Воронеже. Живет и работает в Москве. По специальности педагог и психолог.

Выпускница нескольких курсов школы писательского мастерства CWS. Публиковалась в электронном журнале «Пашня».

Островок

Девчонке Оле с проспекта Мира.

Пусть тебе повезет.

Уже под утро снежок пошел, белый-белый. Летел себе и летел, не нарадуешься. И если смотреть на него прямо в небо, будет казаться, что не он, а ты навстречу ему летишь.

Отрываешься от земли и летишь. А он касается лица, тает и каплями стекает по щекам, слепит глаза, а ты смахиваешь его рукавицами, и все равно не видишь, куда летишь. Небо темное, не разглядеть. А если и разглядишь, то что там, кому известно?

Еще не рассвело, седьмой час только. У эстакады на светофоре почти никого. Редко-редко кто-нибудь проедет по делам, а остальные спят еще. И правильно, день сегодня особенный, как палочка-выручалочка, – если не успел сделать самое главное или, наоборот, ошибся – еще есть время, а вдруг?

Потому и будут мчаться, обгонять друг друга, сигналить на перекрестках, проклинать пробки, давать себе и другим обещания, что уж в новом-то году – точно, и втайне друг от друга верить в Деда Мороза. Правда, не в этого, который только что проехал мимо за рулем, а в того, со старой детской фотографии. И хорошо, что он был.

На перекрестке, прямо у светофора, есть островок. Летом тут газон, трава зеленая, аккуратно стриженная. Ни дерева, ни кустарника, ни клумб – только трава. Наверное, чтоб обзор ничем не закрывать. И если едешь тут пораньше, часов в шесть утра, как раз на этом островке можно увидеть девчонку-подростка, каждый день. И не важно, лето или зима, дождь или снег, она всегда тут. Если честно, не сразу и поймешь, что она не пацан. Походка быстрая, уверенная. Идет так, как будто ничего не боится, как будто самая везучая на земле.

Когда красный, она успевает одной-двум машинам фары протереть. В одной руке – омывашка по сезону, в другой – скребок для стекла. Большинство сигналят, отойди, мол, но иногда ей везет. Вон она, и сегодня здесь. Хорошо, что не так холодно, и пусть ей повезет.

А пока машин нет, прыгает, чтоб не замерзнуть, тянет шапку на глаза и капюшон потуже. Пробирает, видать все-таки, да и куртка у нее – не на мороз. Увидала тень свою в дорожном знаке, машет ей рукой. А теперь вот ловит с неба белые пушистые комочки. Они скользят с неба и тихотихо ложатся на дорогу, а когда на светофоре зеленый и мчатся мимо – они вихрем вслед, но не успевают, отстают.

И сейчас красный – два китайца и «ауди». Бегом к ним.

– Эй, пацан, держи! С Новым годом! – Из окна «ауди» ссыпали мелочь в замерзшую ладонь.

– И вас с Новым, я вообще-то не пацан.

А кому это интересно? Уехали.

В этот раз китаец тормозит. Окно вниз.

– Не надо мыть, мальчик, так возьми! – Девушка торопится, сотку протягивает.

– Спасибо. – Деньги в карман, а самой смешно, почему пацан-то, хотя шапка отцова, может, из-за нее.

Четыре, три, два, почти зеленый, уже сигналят, а девушка все ждет, вдруг голову поворачивает и кричит:

– Как зовут?!

Девчонка растерялась, варежку в снег уронила:

– Вика! Вика я! – Не успела, уехали.

И машет вслед. Женщины добрей, спасибо вам.

И сразу теплей. В этот раз повезло. В этом деле главное – не ждать. Просто верить и мечтать. Эту примету Вика уже выучила. Вот как начнешь на каждый красный дергаться и надеяться – все, мимо. Проверено, только так и срабатывает.

И Вика мечтала, что заживут они с матерью счастливо, как другие. Мать на работу устроится, а она в школу вернется, а то НС уже приходила, ругалась, говорила, что из школы выгонят. А к лету денег накопят, и к бабушке. Она недавно письмо прислала, спрашивала, как они. И Вика соврала, сказала, что хорошо.

А все же холодно ей, хоть виду не подает. Потопталась на месте, попрыгала и, пока машин мало, помчалась на заправку греться, там сегодня тетя Лена, она добрая. А лучше бы сразу домой, ботинки сушить, а то ноги промерзли совсем.

Пока на заправке никого, тетя Лена выкладывала на прилавок сосиски в тесте, увидела Вику, руками всплеснула.

– Вика! Ну, ты шутишь! Мать твоя куда смотрит? Сегодня Новый год, ты сегодня хоть могла выспаться?

– Здрасте, теть Лен, да я на часок.

– Знаю я твой часок. Садись, поешь, вон свежие привезли только.

– Спасибо, хотите я вам тут полы помою?

– Не надо мне ничего, детский труд запрещен, матери своей скажи.

Вика засмеялась и с полным ртом что-то ответила, отогрелась, шапку сняла.

Тетя Лена задумчиво кивнула, внедорожник как раз на третью колонку встал, вышел, в начищенных туфлях, по карманам похлопал, «карту-то взял?». Что толку с этих карт. С бумажными – нет-нет да и перепадало раньше, а теперь что? Вон и у нее теперь – так.

А она выскребала уже ложкой из бумажного стаканчика остатки молочной пены и на светофор поглядывала. Посидела еще немного, ботинки перевязала, шапку, надела – пора.

– Спасибо, теть Лен, пойду я, с наступающим.

– И тебя.

И тихо-тихо, скорее, для себя:

– Живи свою жизнь, не материну.

И ему:

– Доброе утро, слушаю вас.

А потом Вика в «Пятерочку», а тут уже не протолкнуться. Оно и понятно, все спешат, у всех свое. Она в карманах порылась, листок где-то был, там все записано, чтоб не забыть, она готовилась: три картошки, два мандарина, банку зеленого горошка, десяток яиц и провансаль, его точно надо, надолго хватит. И хлеба.

– Вика!

Она обернулась – Димон с матерью.

– Че тебе? Спешу я. – И матери: – Здрасте, теть Вера, да не, все хорошо, да я болела просто, после Нового года пойду, и вас с наступающим. Вике хотелось избавиться от них побыстрее, а Димон все за ней.

– Да, че тебе?

– Вика, да подожди ты, не уходи. Я это, мне сказать тебе надо.

Она обернулась, он мнется, не уходит.

– Ну, говори, давай.

– Я разговор услышал.

– Че за разговор, Димон? Некогда, правда.

Молнию на куртке вниз – духота.