Сознание возвращалось медленно. Ее, как будто раз за разом выбрасывало на поверхность воды, а затем опять опускало на дно. Вода давила, воздуха не хватало, дышать было трудно. А где-то там, с поверхности воды, она слышала знакомый тихий голос: – «Леди Ди, возвращайся, пожалуйста. Я без тебя жить не могу, я дышать без тебя не могу». И ей хотелось остаться на поверхности, и не погружаться больше в водную пучину. Остаться, чтобы иметь возможность дышать вместе с ним. Голова и бок грудной клетки отдавали болью. Девушка открыла глаза. В помещении стояла еще одна пустая кровать, свет был приглушенным, и она поняла, что это похоже на палату больницы. «Живая, – пронеслось в голове. – Где же Настя?» – подумала она, когда увидела входящего в помещение мужчину в белом халате, и на ее глазах появились слезы.

– Как твои дела? Что с глазами? Плакать тебе нет причины, – говорил доктор, которому было лет сорок, присаживаясь рядом. – Голова болит? Тошнит? Какие вообще ощущения?

Она слышала вопросы, понимала смысл, хотела ответить и не могла. Рот открывался, но неслышно было даже шепота. Доктор взял ее за руку.

– Не надо расстраиваться раньше времени. Все постепенно пройдет. Ты, девочка, перенесла сильное сотрясение мозга, нервное потрясение, а организм не был готов к этому и взбунтовался. Не надо его обижать еще больше. Договорились? Пройдет пара недель, и ты будешь и петь, и танцевать. Ты помнишь, что произошло с тобой? Да – моргни один раз, нет – два.

Девушка опустила веки один раз, открыла глаза и, посмотрев на доктора, жестом правой руки показала, что может отвечать ему письменно. Доктор вышел и вернулся с бумагой, которая была положена на папку, и ручкой. Девушка согнула ноги в коленях, взяла ручку и написала: « Где Настя Соколова? Она была со мной».

– Тебя доставили с молодым человеком. Я его, пару минут назад, насильно выставил из твоей палаты. Такой рыцарь у тебя настырный. Ему бы самому лежать, а он тебя караулил. Часов пять просидел рядом с тобой, – говорил он, читая на листе: «Сашка?» – Может и Сашка? Смирнов его фамилия. Я позвоню следователю, что ты пришла в себя. Он знает гораздо больше и сможет найти твою Настю, – сказал он, выходя из палаты, набирая номер телефона. Прошли пару минут, он вернулся и присел на край кровати. – Твоя подруга жива и здорова. Это она вызвала скорую помощь и твоего отца. Сейчас тебе сделают укол, ты часа два-три поспишь. Все разговоры со следователем утром, и родители будут с утра. Ты у нас с двадцати двух часов, а сейчас рассвет. Хочешь о чем спросить? Пиши. – « Все так плохо или терпимо?» – прочел он на листке. – Насилие всегда плохо. Это и физическая и моральная травма. Сотрясение, ушибы, ссадины и немота пройдут. Многое зависит от тебя. Справишься? – спросил доктор, и получил в ответ кивок. – Да, для тебя будет важно знать: говоря о насилии, я не подумал, что ты можешь понять мои слова буквально. Дело до надругательства не дошло. Тебя избили и, видимо при падении, ты стукнулась головой. Это слабое утешение, но все поправимо, Диана Аверина. Получи свою дозу допинга, я еще зайду, – пропуская в палату медсестру, сказал он.

« Все поправимо, доктор, – подумала девушка, закрывая глаза. – Настя жива и здорова, папа приедет утром, Марк оказался не только мажором, но жестоким подонком. А Санька? Доктор назвал его рыцарем. Неужели, я слышала его голос? Он ни за что мне не признается, даже если это и так. Чем дольше я его знаю, тем больше он мне нравится, а сказать ему об этом я не могу. Два года назад я, мягко говоря, поставила его на место. Мы продолжали дружить и не вспоминали об этом. А сейчас я в таком состоянии, что говорить о своих чувствах не лучшее время. Поживем, переживем, поправимся, а потом решим. Если конечно будет, что решать».

Глава 1

Диана Аверина родилась в Рождественскую ночь 1985 года, и с легкой руки отца, была названа именно в честь богини луны и охоты. С тех пор, как она себя помнила, отец очень редко бывал дома вовремя. Служба оперативным сотрудником в милиции не давала ему такой возможности, но все свободное от службы и сна время он проводил с дочерью. В основном же, воспитанием Дианы занимались мама, работавшая мастером на заводе, и бабушка – бухгалтер фабрики. Жили они отдельно от бабушки, но Диана была здесь частым гостем. Двухкомнатную квартиру в пятиэтажном доме получил отец Дианы году в восемьдесят четвертом, а бабушка получила однокомнатную квартиру, годами тремя раньше, попадая своим домом под снос. Диана не помнила, чтобы родители когда – либо ссорились и выясняли отношения. Семья жила дружно, хотя достатка особого никогда не имела. Кроме общеобразовательной школы, Дина училась в музыкальной школе с большой охотой. Ей было двенадцать лет, когда отношения в семье начали меняться. Отец вернулся из полугодичной командировки в Чечню, а, годом раньше, завод мамы закрыли. Она, как многие другие, торговала теперь на рынке китайским ширпотребом, закупаемым оптом в областном центре. Денег катастрофически не хватало, и Наталья Аверина во всех бедах винила мужа. Александр же видел причину совсем в другом. Он не стал испытывать терпение жены, которую любил, уволился переводом и уезжал за триста километров в областной центр. «Ты подавай на развод, я возражать не буду. Причину придумай сама, но не выставляй меня дураком. Если сможешь, потерпи пару месяцев, пока я получу квартиру. Жизнь длинная, Диана растет. Может, надумает учиться в городе. Будем жить вместе», – сказал он прощаясь. Наталья не хотела даже себе признаться, что причина ее недовольства – Павел Китаев, который вернулся внезапно в город через столько лет. Он был на год старше ее, дружил с Авериным в юности, и она была в него влюблена.

Саша Аверин и Паша Китаев дружили со школы. Они были одного года рождения, между ними было много общего. Саша рано остался без отца, и с десяти лет, его воспитывала мама, которая преподавала в музыкальной школе. Для него же, чуть повзрослевшего, было большой пыткой посещать занятия в этой школе. Павел рос в семье, где мама была учителем немецкого языка в средней школе, а отец – мастером в строительном управлении. Он был на четыре года старше брата Анатолия. Его нелюбовь к немецкому языку была столь же сильной, как нелюбовь Саши к музыке. Как бы там ни было, но подросткам пришлось мириться с нелюбовью, когда родители поставили им условие. Чтобы играть в школьном ансамбле, один должен был окончить музыкальную школу, а второй, иметь не меньше пятерки за год по немецкому языку. После окончания средней школы, Александр Аверин поступил в школу милиции, а Павел Китаев, не пройдя в институт по конкурсу, через год отправился в армию. Вернувшись из армии, по совету друга, решил продолжить службу в милиции и попытаться еще раз поступить в вуз. Возвращаясь из кино, парни ввязались в драку за «правое дело», пытаясь при этом поступать по справедливости. Эта справедливость и вышла для них боком. Возможно, закончилось бы все синяками и ссадинами, если бы не смерть одного из участников потасовки. Обе компании были под градусом и обе не из простых смертных. Две белые вороны, трезвые, как стекло, оказались крайними. Но Аверин был ментом, знал, откуда растут ноги, и крайним сделали Китаева. Нашлись даже свидетели «рокового» удара Павла. Александру удалось поговорить с другом во время следствия, но разговор результатов не дал.

– Сань, прошу тебя, не лезь ты в это дело. Там все уже давно решено. Будешь суетиться, окажешься рядом со мной. Твоим проще тебя слить, чем согласиться. Мы оказались с тобой ни в то время и ни в том месте. Парень умер не от побоев, а от падения. Давай закроем эту тему.

– Пашка, так нельзя и ты это знаешь. Зачем брать чужую вину на себя?

– Мы оба, Саня, знаем, что я его в драке даже не видел, не говоря об ударе. Только, кому это интересно? Мне дали понять, что чем дольше я буду настаивать на своем, тем больше вероятность переквалифицировать статью на более тяжкую. Ты видел кроме Наташи свидетелей? Нет? А они нашлись и поют хором одну песню. Как быть с этим?

– Мне, что прикажешь делать? Они не будут затягивать с судом, – возмущался Александр.

– Не суетись. Я мог бы спросить тебя о том же самом, поменяйся мы местами. Статья у меня не тяжкая и не повлияет на твою службу. Ты из ментовки не уходи, не делай им такой подарок, и Наташку не обижай. Обещаешь? – говорил Павел, прощаясь.

– Обещаю, – хмуро ответил Аверин.

Павла Китаева осудили на два года. « Наташка, ты меня не вздумай ждать. Выходи замуж за Сашку, я домой не вернусь», – говорил он ей на свидании, куда она приезжала, как невеста.

«После этих слов, через месяц, я уступила Аверину и вышла за него замуж, – думала Наталья. – Теперь Паша вернулся. Вернулся в город через пятнадцать лет, тринадцать из которых мы не виделись».

Александр встретился с другом накануне своего отъезда летом девяносто седьмого. Он был в курсе возвращения Павла. До него и раньше доходили слухи о том, что Павел бывал очень короткими наездами в городе, но они доходили после его отъезда. Встреча прошла в квартире матери Натальи. Они не обнялись, а лишь пожали друг другу руку, и Александр этот факт для себя отметил.

– Паш, я перед тобой провинился? Почему ты скрывался от меня, приезжая к отцу в гости? Трудно было объявиться? Или здесь что-то другое? – спросил он, присаживаясь к столу.

– Понимаешь, Сань, я вроде вне закона, а ты при должности. Зачем тебе проблемы? – глядя на Александра, спросил Павел. – Это я сейчас Китаев Павел Иванович, который два года отбывал наказание за преступление, которое не совершал, а остальные годы, вроде, как и не жил, а если и жил, то на другой планете. Я не могу тебе всего рассказать, а врать не хочу. Все началось со службы в армии. Мне бы, дураку, согласиться продолжить службу, а я отказался. Мне кажется, что и суд был неким актом «устрашения». Меня приняли у ворот колонии, где я уже учил знакомый немецкий язык. Высшего образования я не получил, но немецким языком владею, прошел хорошую школу, где учат всему и учат прилично. Чем я конкретно занимался, тебе лучше не знать. Я редко приезжал домой, а не встречался с тобой не потому, что не хотел, а чтобы не создавать ни себе, ни тебе неудобства, – говорил Павел сдержано.

– Криминал? – осторожно спросил Аверин, чтобы не обидеть друга. – Можешь не отвечать, я не настаиваю.

– Хуже, Сань. Ты у нас умный, чего не поймешь сейчас, позже додумаешь. Я жил по чужим документам, в разных широтах и делал то, что иногда не доставляло особого удовольствия. Я не знаю, каким словом определить направление моей специальности, – говорил он, накрывая на стол и доставая их холодильника бутылку с водкой. – Специальный агент – громко сказано, для киллера не дотягиваю, в работе своей гордиться и хвастаться не чем. Теперь мне дали «отпуск» за хорошее поведение, с проживанием на малой родине. Это не значит, что меня отправили на пенсию. Я слишком увяз в этом болоте. Дадут жить спокойно – буду жить. Займусь мирным трудом. Здесь меня знают, как бывшего заключенного и человека с криминальным прошлым, неизвестно, где прозябавшего столько лет. Пусть так и будет. Ты сам как? – поинтересовался Китаев, наполняя рюмки.

– Женился, закончил заочно институт, но дальше майора не продвинулся. После командировки, получил предложение в область, думал, Наташка обрадуется, а получилось иначе. Я ее не держу. Пусть подает на развод, возражать не буду. Я где-то читал, если не можешь сделать женщину счастливой, отойди в сторону, не мешай другим. У меня этого не получилось, – с досадой говорил Александр. – Давай за нее, – предложил он и залпом выпил водку.

– Ты знаешь, а я ведь вас ревновал. Разумом понимал, что она вроде, как мне и не нужна, а в душе оставался осадок. Я мысленно представлял, кого угодно рядом с ней, но не тебя, – говорил Павел, наполняя рюмки. – Я ведь узнал о вас года через четыре, когда у вас дочка уже родилась.

– Дурак ты, Пашка. Ты сам просил меня, ее не обижать. А помог я ей, преследуя свои корыстные цели, – ответил Александр, залпом выпивая водку. – Она приехала с последнего свидания с тобой мало того, что расстроенной, еще и беременной. Ты знал, как я к ней относился. Она до сих пор думает, что я ни о чем не догадывался. Она любила тебя, я ее, а ты, друг, только сам себя. Женившись, я надеялся, что все изменится, а уж когда увидел дочку, совсем голову потерял. Я считаю Диану своей дочерью, нравится вам это или нет, а ты можешь, если хочешь, развеять сомнения. Наташа хорошая мать, внимательная, но нелюбящая жена, – он говорил, а Павел слышал в его голосе, ни обиду, ни упрек, а безнадегу. – Я думал, командировка на Кавказ станет для меня шансом сохранить семью, но я ошибся. Ползание по горам не спасло ситуацию, а возвращение стало началом конца. Я думаю, она, узнав о твоем приезде, и решилась на развод. Может у вас все сложится. Я не буду мешать ни тебе, ни ей, но с Дианой я буду видеться.

– Мне, Сань, водки не жалко, но ты реже прикладывайся, а иначе у нас разговора с тобой не получится, – говорил Павел, наполняя рюмки.

– Тяжело мне, но я не запью, не переживай. Так мне, Пашка, легче воспринимать сегодняшнюю реальность. Думаешь, легко на трезвую голову и ясную память отказаться от любимой женщины?

– Я не могу жениться на Наталье. Я ее не люблю, и давать лишние надежды не буду. Я не хочу, чтобы они стали моим слабым звеном. Понимаешь? Нас с ней ничего не связывает, – Павел смутился от такой откровенности и новости.

– Вас связывает дочь и ей всего двенадцать. Ты можешь ее не признавать, но и в обиду не давай. Возраст у нее сейчас сложный, переходный, а я не могу приезжать каждую неделю. Наталье не говори о том, что я давно раскрыл ее тайну. Молчит, значит так нужно, созреет – признается. Мои координаты у нее будут. Будет нужна помощь или совет, найдешь повод связаться со мной.

Они проговорили минут сорок, прежде чем расстаться. Не просто через пятнадцать лет встретиться двум друзьям, которых развела и разделила жизнь. Александр уехал в тот же вечер, а Павла, после его ухода, одолевали мысли. « Мне и в голову не приходило связывать свою жизнь с Натальей. Рога наставлять Сашке я не могу, как и жить с ней до их развода. Помогая ей с Дианой, я сам «пущу» такую молву по городу. Она не глупая женщина и должна понимать, что ее отношение ко мне тоже вызовет кривотолки. И что делать в такой ситуации? – думал он. – Наташка симпатичная, самостоятельная женщина. А что, если Сашка ошибается, и она не собирается связывать свою жизнь со мной? Начну с простой случайной встречи, а там время покажет». Мать Натальи Екатерина Васильевна, которой уже исполнилось пятьдесят пять лет, относилась к Аверину если и не с материнской любовью, то с уважением. Зять за тринадцать лет не дал повода для каких-либо упреков или претензий. « Насколько надо быть круглой дурой, чтобы не любить такого мужика, – говорила она дочери. – Почему ты не поехала с ним в город? Пашка приехал, но он может, и думать о тебе забыл, как ты забыла, что он от тебя отказался». Проходило время, и через пару месяцев, мать сама стала советовать дочери: – « Я из ума, Наташа, не выжила и знаю, что Пашка из бандюков. Но ты, дочь, подумай, для нас в этом есть и свои плюсы. Во-первых, мы перестаем выживать, а начнем жить. Ты, дурочка, перестанешь мотаться за товаром и торчать на рынке зимой и летом. Не получиться, разбежитесь, живя в гражданском браке. Во-вторых, подумай о Диане, о ее безопасности. Да, вы с ним после разлуки стали другими, но ты же все еще любишь его, я вижу. Какая никакая гарантия защиты у нас появится, дочка. Павел дважды предлагать не будет», – советовала мать. Наташа рискнула и стала встречаться с Павлом в его квартире. Уже через полгода получив развод с Авериным, она с дочерью переехала в квартиру Китаева, и у Дианы появился не только отчим, но и своя комната. Девочка не была против того, чтобы мать выходила замуж. Она любила отца, любила маму, но понимала, что вместе они уже не будут, а маму нужно беречь и как-то жить мирно. «Дина, я в отцы не набиваюсь, один отец у тебя уже есть, но я не позволю тебе обижать мать сценами ревности. Если у тебя есть претензии ко мне, я выслушаю их, но только один раз. Излагай!» – предложил он за первым ужином в новой квартире. Диане нравился Павел Иванович, и у нее не было к нему ни претензий, ни вопросов. Он не повышал голоса, не пил, хотя от него иногда и исходил легкий запах алкоголя, не ругался матом, не употреблял жаргонных слов и совсем не был похож на местных «бандюков». Он интересовался ее делами в школе, покупал ей те вещи, которые она хотела, но не баловал. Он ее не воспитывал, не поучал, а, как будто, советовал. Настоял на том, чтобы она помимо музыки, занималась в любой секции борьбы. « Диана, ты должна уметь постоять за себя там, где не помогают слова. Правда, должна быть с кулаками, – говорил он. – Я очень хочу надеяться, что навыки тебе не пригодятся, но буду очень гордиться, если ты сумеешь за себя постоять». Диана не стала возражать, и пошла в секцию рукопашного боя. Сначала было просто интересно, позже втянулась и занималась больше двух лет. С отцом она встречалась не так часто, как хотелось бы ей. Он мог за год приехать раз десять, а мог ни разу за два-три месяца, но созванивались они каждую неделю в выходные дни с десяти до одиннадцати по домашнему телефону. Так, что бабушку Диана посещала каждую неделю, уходя к ней на переговоры. Окончив девятый класс и закончив обучение в музыкальной школе в две тысячи первом году, Диана с мамой поехали к морю. На обратном пути, мать оставила дочь на неделю на попечение отца, и Диана с отцом провела чудесно время на базе отдыха. Вернувшись домой, Диана узнала о сюрпризе, который им с матерью приготовил Павел Иванович. Он подарил им небольшое, но уютное кафе.