Глава I

Мысли в тот день были ясные и чистые, как звездное небо над головой. Все в ту секунду казалось так правильно и просто. Это миг совершенства. Сергей представлял большой пленочный фотоаппарат, который может с помощью одной кнопки остановить время, как снимок. Сейчас он бы точно нажал эту кнопку.

Ему казалось, что до этого момента он даже никогда не смотрел на небо, всегда разглядывал почву под ногами, как бы не запнуться о неровную каменную кладку тротуара. А сейчас он лежит на крыше и глаза упираются вверх, и небо неизбежно упирается в его плоский живот. И все как-то совсем иначе. Интересно, она тоже это чувствует?

Сергею всегда хотелось знать ее мысли. Больше не от сопереживания, а из личных побуждений. Он хотел понять принцип работы ее серого вещества, начать предугадывать, и всегда.. всегда держать в поле своего зрения, но она была исключительной спонтанностью, и могла раствориться в любой момент.

Конечная граница планеты – вот она – это небо, а конечная граница человека – это мысли, и эта девушка была расплывшимся туманом. Как бы ему хотелось, чтобы ее мысли тоже так легко упали на его живот, но вместо этого, чтобы не потерять даже этот расплывчатый силуэт, он каждый раз задавал один и тот же, реально значимый вопрос.

– О чем ты думаешь сейчас?

– Я не думаю. Это мешает жить. Разве что помечтать разок-другой.

– О чем?

– Хочешь позаимствовать мои мечты?

– У меня своих в избытке. Особенно когда я здесь, над крышами, ощущаю всю мощь исторической архитектуры, и я на самом ее верху, почти касаюсь мизинцем звезд. А мне ведь даже не приходилось раньше смотреть на небо.

– Небо видят только влюбленные, Сережа.

– А ты видишь?

– Я вижу только тебя, это еще хуже, чем небо.

– Какой примитивный объект, там точно разглядывать нечего. Посмотри лучше вниз, мы же в самом сердце этого необыкновенного города!

– Да ну, брось. Тогда уж лучше спуститься в подвал, – в ее словах часто можно было слышать легкую улыбку, по отличительно длинным и вытянутым словам, – Да, да, именно в подвал. Самое сокровенное всегда лежит на глубине души. Там нет этих нарочитых пилястров, колонн и скульптур, о которых ты все время нудишь. Подвал гораздо больше похож на нас – на тебя и меня, милый. И на них – на людей этих внизу. Такой жуткий, пустой и завсегда ветреный. Ветер в Питере дует даже в подвале, – ее ответы чаще приводили в непробиваемый тупик, чем давали ясное понимание течения неповоротливой мысли. И она становилась для Сережи густым и непреодолимым туманом. Говорила она кратко, но парой фраз занимала его мысли на весь оставшийся день или ночь, заставляя бесконечно искать истинный смысл значения, казалось бы, таких ранее простых слов..

И в эти моменты краткосрочного забвения она имела очень характерную привычку – перебирать свои длинные и гибкие пальцы, на которых можно было наблюдать запущенную работу какого-то сложного механизма.

– А я тогда где?

– Ты – рядом. Вот он ты, – она пихнула его колючим локтем в ребра. Но Сергей продолжил молчать, ожидая конкретного ответа.

– Посмотри на меня, – она плавно поднялась над Сергеем, и ее волнистые волосы застыли на пару секунд у его лица, – все, больше не смотри, а то я падаю, – она снова легко откинулась головой на его плечо. Они оба знали, что лежат, но даже в таком положении она могла куда-то падать.

– Увидел?

– Что?

– Ты на самой глубине моей души, в подвале. Прямо здесь, – вся Сережина грудь затрепетала, она взяла его ладонь и приложила тыльной стороной к своей мягкой груди, – и это возьми, – она неуклюже вытащила из-под спины свой клетчатый фетровый шарф, – Там, где ты держишь, тоже очень ветрено.

– Ничего, от этого ветра меня спасать не нужно, – он в порыве нахлынувшей радости отбросил шарф, и сильный ветер сдул его с крыши. Он начал непрерывно касаться губами белоснежной груди, и ее пальцы поплыли вдоль его лохматых волос.

– Смотри, а то станется не любовь, а простуда какая-то!

***

Иногда, откидываясь мыслями в прошлое, Сережа размышлял, стал бы он садиться в тот поезд до Санкт-Петербурга в его двадцать шесть с половиной лет или же продолжил бы жить свою пресную, пресловутую, но такую спокойную и понятную жизнь, ведь он с самого детства знал, какой дорогой ему нужно идти в жизни. Всегда знал, но не шел. Не шел от того, что это было трудно.

Сменить привычную обстановку и отказаться от всего, что сейчас имеешь или от всего, чего не имеешь.. но мог бы иметь с перспективой в десять лет, например. Решить окончательно, что жить как прежде больше нельзя. Или можно, но не имеет смысла. Решить все вопросы, которые начинают тревожить перед сном.

«Архитектура – вот, что будет всегда приносить тебе деньги. А фотограф – это когда делать нечего».

Отец всегда говорил, что поступать нужно в архитектурный институт, но Сережа сильно тяготел к фотографии, мечтал о большом профессиональном фотоаппарате, чтобы запечатлеть богатую реальность. Он обожал в фотографии то, что даже когда мелочи становятся давно забытыми, фотография всегда будет хранить пойманный однажды момент.

В детстве Сереже казалось, что ничего нет красивей летящей птицы. Секунда, когда крылья застывают в воздухе, и кажется, что она вот-вот упадет. Он взял казенный фотоаппарат отца, когда тот еще имел «работу с поручениями», как говорила мама, и потратил все пленки на то, чтобы сфотографировать птиц с балкона. Все кадры вышли размазанными и неудачными. Когда отец узнал о потраченной пленке, он забрал фотоаппарат у маленького Сережи, причитая, что от него одни проблемы, и никакого толку.

Но архитектура – вот, во что верил отец. По его мнению, это было прибыльно и престижно: «Строили, строят и будут строить! Успевай только картинки калякать». Тогда и не придется «торчать по одиннадцать часов на смене, и уставать в утварь».

Нельзя сказать, что у Сережи было несчастное детство, несмотря на некоторые ссоры его родителей и некоторые недопонимания с отцом. Ребенок имел все, что полагается для становления настоящего мужчины – улицу. Вся жизнь замыкалась во дворе – на шести пятиэтажных домах, построенных в квадрат. И это был свой шумный, веселый, а иногда и пугающий мир. Там было все: игры, драки, разборки, соревнования, стрелки, девчонки и все местные «мутки».

В центре всех шести домов рос большой старый тополь, который так не любила Сережина мама из-за количества пуха на балконе и всегда твердила о том, что нужно написать «что надо», передать «кому надо» в то самое «нужно место», чтобы этот тополь немедленно срубили, но так этого никто и не сделал. А ребята очень любили собираться в тени тополя, где и воздух был слаще, и солнце светило как-то по-особенному..

Сережа был лучшим другом Влада, главного задиры, который грозил всем кулаком, если что-то, в его понимании, было «не по-пацански» или против справедливости, защищал девчонок и никогда не боялся дать по башке. Сережка драться не любил, но всегда был в страшных синяках, так как считал драку – делом чести, если дело касалось его лучшего друга, поэтому без раздумий ввязывался в бой при каждом случае, который он оценивал обязательным. Но после нескольких порок ремнем от отца и слез матери за сломанные очки, которые, помимо всего прочего, были большими затратами, Сережа начал сначала снимать их, после чего клал очки в ямку у тополя, а по окончании разборки, весь в крови, забирал их обратно. Возможно, это и есть добрые воспоминания из детства, ведь именно тогда он понял, как отстаивать свою позицию и жить исключительно по совести. Тогда же он понял, что солнечное сплетение – это вовсе не множество весело пересекающихся лучей солнца.

По окончанию школы учиться Сергей пошел на архитектора, но не для того, чтобы угодить отцу, а, чтобы не упасть в ту же безвылазную яму с опустошенной бутылкой под боком. Влад же почти сразу переехал в Санкт-Петербург и поступил в военное училище, и они виделись только по редким отпускам Влада, когда он приезжал домой.

И каждый раз, когда Сергею становилось невыносимо сложно совмещать учебу и подработку на складе – он вспоминал отекшее лицо отца, и силы сами откуда-то брались. Так и пролетели пять лет бакалавриата и двенадцать месяцев практики и профподготовки. И из всех лет обучения, кропотливой работы над проектами, бессонных ночей за книгами, самое сложное почему-то оказалось купить билет на поезд, собрать вещи и составить план действий хотя бы на ближайшие три дня.

Но вот ветер с примесью питерского воздуха задувал в купе. Оставлять Сергею в родном маленьком городе было нечего, и ехать тоже было некуда, но поезд продолжал двигаться в назначенном направлении, пока картинка зеленого пейзажа не сменилась внушительной металлической конструкцией Ладожского вокзала, тогда еще нового проекта самого технологичного вокзала не только России, но и Европы. Сережа сфотографировал каждую деталь своими глазами. Все было так уместно и лаконично: прямые линии, полупрозрачные стекла, мозаики на стенах. Будь Каренина Анна в новом времени – стояла бы она на этом вокзале, и концовка была бы совершенно иная.

Сергей прямо-таки видел женщину в строгом пальто, которая достает тонкую сигарету из своей маленькой сумочки и произносит: «А надо оно все мне? Катитесь к черту, господа, когда мы живем во время таких инновационных строений!». После чего стряхивает пепел и идет собирать пожитки в новое будущее. По крайней мере, такое настроение преобладало в душе Сережи, и он подумал, что при выходе из вагона нужно будет закурить.

– Что за сногсшибательная женщина скрасила твою дорогу, многопочтенный Сергей? – старая знакомая улыбка Влада была направлена не иначе, как на молодую провинциальную блондинку, которая выходила перед Сергеем.

– Стыдно признать, я не осмелился узнать ее имя, друг, – веселый театральный тон молодых парней засмущал девушку и ее кожа побагровела.

– Извольте вам помочь. Как же вас зовут, прекрасная дама?

– Лиза.

– Елизавета! В духе нашего времени. Несколько цифр, и сегодня вечером вы увидите самые романтичные места города, – Сережа знал каждую фразу своего приятеля наизусть, и даже спустя годы репертуар флирта не изменился. Разве что сейчас вместо эпитета «милая» прозвучало новое «прекрасная».

Девушка самодовольно черкнула Владу свой номер и быстро удалилась из поля зрения. Она точно знала, что показать он хочет ей не город, и от этого в ее глазах промелькнула искра удовлетворения. Обозначать этого не принято, но в душе каждой женщине льстит, когда на нее смотрят с одной только мыслью – жадно повалить на кровать. Даже если она тщательно старается это скрыть.

Два друга обменялись теплыми рукопожатиями через плечо, искренне осчастливленные очередным командным возобновлением в духе школьных лет. До чего же весело знать, что весь мир может быть подвластен дерзким, красивым и молодым людям. Особенно когда один из них– ты сам. Только теперь в их власти не маленький двор с одним тополем, а большой и непредсказуемый город.

Елизавета была забыта сразу же, как скрылась из поля зрения. К тому же, она была строго не во вкусе Сергея – слегка выпирающий живот и худые длинные ноги. Он определил ее с первой секунды – об отсутствии вкуса свидетельствовали многочисленные блестящие бляшки на короткой куртке, высокие сапоги и мини юбка – так одеваются девушки с утраченным чувством собственного достоинства. Смущение и робость всегда отталкивали Сережу в девушках, но и демонстративная готовность идти во все тяжкие убивала интерес.

Пара красноречивых фраз – и вечером она уже была лучшим обнаженным дополнением ночной спальни, а для нее, в свою очередь, возможность почувствовать свою привлекательность в глазах видного молодого человека. Лиза – это самый доступный вид девушек, представляющий отсутствие интереса в глазах Сергея, но для Влада – лучше не придумать для одной ничем не обязывающей ночи.

Поэтому этот ход полностью был предоставлен Сережиному лучшему другу, который донельзя избалован женским вниманием. Но при всем учете, никогда не относился к девушкам неуважительно. Все действия Влада были похожи на четко отработанный план действий, который осуществлялся в конечном счете безукоризненно. Но на следующий день от первого телефонного звонка и того же дня свидания, он никогда не перезвонит ни Лизе, ни Маше, ни Лене, ни Кате. Пока ты крепок и красив, девушка становится не более, чем объектом потребительского самоутверждения. Печально лишь то, что это действительно срабатывало в девяносто девяти процентах случаев. «Почему?» – а вот это был, действительно, интересный вопрос.

– Давай дома за встречу? Там и о планах извилинами пошевелим, что думаешь?

– У меня есть одно неотложное дело. Дай мне адрес, не жди.

– Передавай неотложному «привет».

«Одним неотложным делом» могла быть либо работа, либо женщина. И крайней степенью неотложности было совмещение и того, и другого. По дороге на автобусную остановку Сергей вспомнил, что идти к кому-то в гости с пустыми руками нельзя, его с детства к этому приучали.

Сережа, изучающий в своей жизни такую отрасль дотошно точной и технической работы, как архитектура, считал, что верить в приметы – это невежество. Но почему-то всегда их соблюдал, так.. на всякий случай: рассыпанная соль – к беде; есть с ножа, злым станешь; нужно приседать на дорожку, чтобы вернуться; скрестить пальцы, если врешь; показывать язык в зеркало, если вернулся за забытой вещью и так далее..

В продуктовом магазине Сережа взял бутылку красного вина и нелюбимую с детства коробку темных конфет с коньячной начинкой. В вопросах, о которых Сережа не имел никакого понятия, предпочитал следовать привычным правилам этикета, от чего иногда казался приторно пошлым.

На удивление, ценники на прилавках большого города оказались ниже тех, что были в одном из немногих магазинов родного поселка. По всей видимости – отсутствие конкуренции. Даже если бы цены подняли еще вдвое, люди не перестали бы в него ходить, так как ехать до «города» было еще дольше и затратнее.

«Город» – так у местных маленьких поселков было принято называть первый ближний крупный населенный пункт, куда родители ездили за техникой, пуховиками, ботинками и другими значимыми покупками. Сережа любил эти дни, так как ему всегда покупали горячий и ароматный пирожок с капустой. Холодок пробежал по спине от воспоминания ледяной картонки перед зеркалом, на которой он стоял в одних носках и брюках на вырост. Он чувствовал себя полным кретином, чему с нерусским акцентом возражала продавщица с черными, как сажа, волосами. Сейчас времена были совсем другие.

На кассе Сережа обратил свое внимание на необычную женщину. Она всем видом показалась ему какой-то особенной. У нее были длинные изящные пальцы, худощавые ноги и короткие белесые волосы. Движения ее рук были плавные и вальяжные. Пальто подчеркивало ее талию, и в каждом шаге чувствовалась какая-то отреченность от действительности. Внимание Сережи упало на ее продуктовую корзинку, в которой непринужденно лежала.. водка? Это действительно водка?

Девушка все также естественно двинулась расплатиться за покупку, словно в ее корзинке лежали пирожные с заварным кремом. Все в ней показалось ему таким противоречивым, что он поспешил оплатить покупку, чтобы взглянуть на ее лицо, но она грациозно вылетела из магазина, не оставив ни малейшего представления, почему столь аристократичная питерская дама заурядно покупает посреди дня водку в продуктовом магазине.

В первый день с ориентацией в новом городе, среди многочисленных закоулков еще имелись некоторые трудности, поэтому Сергей сразу же подошел к женщине в широкой фетровой шляпе.

– Доброго времени суток, милая дама. Не подскажите, как пройти в шестой подъезд Ленинский проспект, 162? – женщина фыркнула и отвела взгляд в сторону. Она показалась ему какой-то сумасшедшей, что Сережа предпочел поскорее удалиться. А в действительности оскорбительно было лишь то, что даже льстивое обращение не произвели на женщину никакого впечатления, хоть она и была в весьма преклонном возрасте.

– Вы еще не созрели для Питера, молодой человек, – выдавила вслед пожилая женщина, но ее слова пронеслись где-то фоном в его голове. Не ему ли самому лучше знать, до чего он созрел?

Сережа свернул в подворотню и увидел двери с табличками номеров квартир. За последний час Питер произвел на него неизгладимое впечатление парадоксального мира, и вск, что ему хотелось – это отдохнуть и разложить в голове все события уходящего дня.

Пока Сережа ждал ответа на гудки домофона, его взгляд упал на листок бумаги с напечатанной надписью: