Лев Рубинштейн, московский концептуализм, «неподцензурная» (странно построенное слово, конечно) советская поэзия, и тэ дэ, и тэ пэ. И сам поэт, и друг других известных поэтов. Короче, вы его знаете, а если нет, я хуже расскажу, чем специальные материалы.
Рубинштейн в семидесятых разработал жанр стихов на карточках, когда работал библиотекарем. Мне не кажется, что это можно считать какой-то специфической разработкой, да и особенностей жанра мне тоже сложно разглядеть. Тем не менее, с этим мы имеем дело. Шестьсот страниц формата 70х100/16 объединяют, по заявлению издателей, «по возможности все» карточные стихотворения.
Признаться, не могу решить, как начать этот отклик. Цельного впечатления это собрание карточных стихов не оставило. Как я уже сказал, я не увидел, чего такого этот «жанр» даёт. Может, не сумел разглядеть. Из-за этого тексты распадались каменистой насыпью. Особенно это касается стихов семидесятых годов (в книге они идут в хронологическом порядке). Более того, в стихах семидесятых годов меня отвращали от внимательного чтения некоторые фишки. Как бы лучше охарактеризовать... Многострочные размышлизмы в форме кухонной философии. Иногда не кухонной, но в таком случае водянистой и растекающейся из-под читательского внимания. Может, в семидесятых это было огого, может, даже для меня в юности это было бы огого, а сейчас я просто не мог читать. И не читал. Такие стихотворения я просто просматривал, цепляясь взглядом за отдельные «карточки», быстро пролистывал и переходил к следующему. Может, так и надо их читать? Возможно. Правда, они во мне совсем ничего не оставили.
Таким макаром я пролистал полкниги. Потом пошло получше. Приёмы стали интереснее, появился некий неявный ритм, исчезли эти ниочёмные размышлизмообразные конструкции. Пару стихотворений меня по-настоящему растрогали. Например, «Я здесь». А «Это я...» вообще могу назвать едва ли не шедевром. Среди тех текстов, в которых как минимум есть классные, интересно работающие приёмы: «Всюду жизнь», «Домашнее музицирование», «Привычка делать из всего трагедию», «Мама мыла раму...». В стихотворении «Кто там в палевом тумане...» хорош этот самый неявный ритм, к тому же он (ритм) слоистый, что ли, или множественный, не знаю, как сказать. Можно назвать ещё много удач да и просто тех стихов, которые понравилось читать.
В общем, книга всё-таки стоила этого. Такие книги хорошо бы перечитать, ведь с первого раза их прохавать тяжело. Хотя опыт единственного прочтения по-своему хорош.
Если честно, мне не очень понятно, почему это называют стихотворениями. Мне даже кажется, что от такой характеристики эти карточные тексты только проигрывают. Впрочем, дело может быть в другом. Вот в чём: конечно, очень мало смысла в том, чтобы эти карточные тексты печатать в книге подряд, покарточно и постранично. Это нивелирует весь прикол. Я подумал ещё несколько минут над этим. И с каждой минутой всё больше недовольства теми, кто издал «картотеку» в таком виде. Вот это реально пыльный кирпич!
И теперь становится ясно, что весь мой отклик и стоящее за ним читательское впечатление относятся лишь к этому изданию, но не к самим «карточкам» Рубинштейна. Увы, впервые прочесть их в оригинальном картотечном виде мне не довелось. Кажется, такие комплекты существуют в продаже. А то издание, которое читал я, плоховато подходит для первого знакомства. Это уже, скорее, для устойчивых любителей, чисто иметь у себя на полке все строчки. Так что я бы рекомендовал сначала пошуршать по картотекам и познакомиться с концэптом. А Рубинштейн интересный дяденька. Может, обсудим в этом канале ещё что-нибудь из его творчества.