LAETITIA COLOMBANI LE CERF-VOLANT

Перевод с французского Серафимы Васильевой

Разработка серии и оформление обложки Валерии Колышевой

© Editions Grasset & Fasquelle, 2021.

© Васильева С., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025 Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается Жаку, детям пустыни Тар и моей матери, которая всю жизнь преподавала

Памяти Дани, отправившейся на небо за воздушными змеями «Не иди впереди меня, может быть, я не пойду за тобой следом. Не иди позади меня, может быть, я не поведу тебя за собой. Иди рядом со мной и будь мне просто другом».

Альбер Камю

«Велико несчастье, но человек более велик».

Рабиндранат Тагор

Пролог

Деревня Махабалипурам, округ Канчипурам, штат Тамилнад, Индия

Лена просыпается со странным ощущением, будто в животе у нее бьется бабочка. Солнце над Махабалипурамом только встало, но в каморке, пристроенной к школе, уже жарко. По прогнозам, температура днем должна подняться до сорока. От кондиционера Лена отказалась: в соседних домах их в помине нет, так почему ее жилище должно быть исключением? Простой вентилятор гоняет по комнате удушливый воздух. Близость моря не приносит облегчения: в его тяжелом дыхании крепкая вонь вяленой рыбы перебивает запах морских брызг. Начало нового учебного года под расплавленным свинцовым небом. Да, все так: в этих краях учебный год начинается в июле.

Скоро придут дети. Ровно в восемь тридцать они войдут в ворота, пройдут через двор и, чуть неуклюжие в своей новой с иголочки школьной форме, устремятся в единственную классную комнату. Лена ждала этого дня с надеждой, тысячу раз представляла его себе. Сейчас она думает о том, сколько сил пришлось ей приложить, чтобы осуществить этот проект – дикий, безумный, родившийся исключительно по ее воле. Точно так же, как цветок лотоса возникает из болотной тины, так и эта маленькая школа расцвела на окраине приморского городка, который некоторые до сих пор называют деревней: тысячи человек ютятся здесь, на берегу Бенгальского залива, между древними храмами и прибрежной полосой, по которой бродят вперемешку коровы, рыбаки и паломники. Крашеные стены и двор, окружающий единственное дерево – старый баньян: ничем не примечательная постройка скромно сливается с пейзажем. Никто и не догадывается, что ее появление здесь – настоящее чудо. Лене бы ликовать, радоваться этому моменту как празднику, победе, великому свершению.

А ей не встать. Тело отяжелело, словно налилось свинцом. Этой ночью к ней снова приходили призраки. Она долго ворочалась в постели, пока не заснула наконец неглубоким сном, в котором прошлое перемешалось с настоящим. Ей снились ее прежние начала учебного года с горами бланков для заполнения, бесконечными списками школьных принадлежностей, подготовкой к занятиям. Ей нравилось это возбуждение, это кипение, приходящее на смену летним каникулам. Запах новеньких, чистых тетрадных обложек, карандаши, фломастеры, туго набившиеся под мягкую кожу пеналов, девственно чистые дневники, свежевымытые доски – все это вселяло в нее невыразимую радость, живительную уверенность в вечном обновлении. Она снова видит себя дома, в коридорах школы, деятельную, вечно спешащую куда-то. Да, это было счастье, оно пряталось в этих крохотных мгновениях повседневной жизни, размеренность которой давала ей ощущение незыблемости и защищенности ее существования.

Какой далекой она кажется, ее тогдашняя жизнь. Перебирая в памяти воспоминания, Лена чувствует, как скатывается в океан тоски, от которой нет спасения. Внезапно ее охватывает сомнение. Что она делает здесь, в глуши индийского субконтинента, на расстоянии многих световых лет от дома? Что за странная прихоть привела ее в эту деревню с непроизносимым названием, где ее ничто не ждет, где жизнь так же сурова и груба, как и нравы ее обитателей? Что ей здесь надо? Индия лишила ее жизненных ориентиров, лишила уверенности в завтрашнем дне. Она думала, что сможет растворить в этом новом мире свое горе – чисто человеческая попытка воздвигнуть жалкую преграду на пути обрушившегося на нее несчастья: все равно что строить песчаный замок на берегу штормового моря. Дамба не выдержала. Горе снова настигло ее, оно липнет к коже, как потная одежда в летнюю жару. Вот и сегодня, в первый день учебного года, оно снова здесь, такое же, как прежде.

Лежа в кровати, она слышит, как подходят к школе первые ученики. Они встали рано, волнуются: этот день они запомнят на всю жизнь. Вот они толкаются, входя во двор. Лена неспособна пошевельнуться. Она злится на себя за это дезертирство. Столько биться, сражаться и потерпеть такое поражение… Полный провал… Чтобы довести дело до конца, ей понадобилось немало мужества, терпения, упорства. Написать устав школы, получить все необходимые разрешения – это еще не все. По своей западной наивности Лена вообразила, что жители квартала поспешат отправить своих детей в школу, умирая от счастья, что те наконец смогут получить образование, в котором общество им до сих пор отказывало. Она не ожидала, что ей придется убеждать их ценой таких усилий. Лучшими ее союзниками в этом деле оказались рис, чечевица и чапати^[1]. Дети будут накормлены, пообещала она. Полный желудок – весомый аргумент для многодетных, голодных семей: у женщин в деревне бывает по десять – двенадцать детей.

В некоторых случаях сторговаться оказалось еще труднее. «Одну я тебе отдам, но другую оставлю себе», – ответила одна из матерей, показывая на двух дочек. Лена быстро поняла, какая печальная реальность скрывалась за этими словами. Маленькие дети трудятся здесь наравне со старшими, становясь источником дохода для семьи. Они вкалывают на рисовых мельницах, среди пыли и оглушительного грохота жерновов, в ткацких мастерских, стоят у печей на кирпичных заводах, работают на рудниках, на фермах, на плантациях жасмина, чая, кешью, на стекольных заводах, на спичечных и сигаретных фабриках, на рисовых полях, на открытых свалках. Уличные торговцы, чистильщики обуви, попрошайки, старьевщики, сельскохозяйственные рабочие, каменотесы, велорикши – все это дети. В теории Лена знала об этом, но, поселившись здесь, она в полной мере осознала тот факт, что Индия – крупнейший в мире рынок детской рабочей силы. Она видела репортажи с мануфактур «Карпет Белт» на севере страны, где детей приковывают цепями к станкам, на которых они работают до двадцати часов в день, и так круглый год. Современное рабство, перемалывающее беднейшие слои общества. Больше всего это относится к касте неприкасаемых. Считаясь «нечистыми», они с незапамятных времен подвергаются угнетению со стороны так называемых высших каст. Не составляет исключения из этого правила и самое младшее поколение, вынужденное помогать старшим на самых неблагодарных поприщах. Лене доводилось видеть, как в глубине деревенских хижин дотемна трудятся дети, скручивая худенькими пальчиками сигареты биди^[2]. Конечно, власти отрицают такую практику: официально закон запрещает труд несовершеннолетних, не достигших четырнадцати лет, но он позволяет делать исключение для тех, кто «занят в рамках семейного предприятия»… Такая маленькая оговорка, но она касается большей части эксплуатируемых ребятишек. Несколько строчек, которые перечеркивают будущее миллионам малышей. Первыми жертвами этой принудительной работы становятся девочки. Вынужденные сидеть дома, они присматривают за младшими братишками и сестренками, стряпают, таскают воду и дрова для очага, прибираются, моют посуду, стирают, и так целый день.

С родителями Лена держалась твердо. Она вела с ними невообразимые переговоры, торговалась, клялась возместить заработок каждого ребенка рисом, чтобы покрыть семье недостаток дохода. Странный торг – будущее ребенка против мешка риса, но она без зазрения совести шла на это. Все средства хороши, говорила она себе. В борьбе за образование нет недозволенных приемов. Она оказалась упрямой, отчаянно упорной. И вот сегодня дети здесь.

Один из них, обеспокоенный ее отсутствием во дворе, подходит к пристройке с задернутыми шторами на окнах: все знают, что она живет тут, в каморке, которая служит ей одновременно и спальней, и кабинетом. Он, должно быть, решил, что она проспала, и барабанит в дверь, выкрикивая одно из немногих английских слов, которые ему известны: «School! School!» И этот крик неожиданно звучит как призыв, как гимн во имя жизни.

Ах, как хорошо Лена знает это слово. Она посвятила ему двадцать лет жизни. Сколько она себя помнит, ей всегда хотелось преподавать. «Когда я вырасту, то буду учительницей», – заявляла она в детстве. Кто-то скажет, что многие мечтают о том же. Тем не менее путь к осуществлению этой мечты увел ее далеко от проторенных дорог, в индийский штат Тамилнад, в деревню где-то между Ченнаи и Пондичерри, в эту самую каморку, где она сейчас лежит. «В тебе горит священный огонь», – сказал ей однажды университетский преподаватель. Надо признать, что годы работы в школе несколько притушили это пламя, выветрили ее энергию, но свои убеждения она сохранила и до сих пор верит в образование как в «оружие массового созидания».

«У детей есть всё, кроме того, что у них отнимают», – писал Жак Превер. Эту фразу она повторяла как мантру во время своей эпопеи. Лена хочет вернуть этим детям то, что у них отняли. Иногда она представляет себе, как они поступают в университет, становятся инженерами, химиками, врачами, учителями, бухгалтерами, агрономами. Когда они снова станут хозяевами на этой территории, куда им так долго не было хода, она сможет сказать всем в деревне: «Посмотрите на этих детей, когда-нибудь они будут управлять миром, и он станет от этого только лучше – справедливее и больше». В этих словах есть и наивность, и, конечно, доля гордыни, но в них есть и любовь, а прежде всего – вера в дело, которому она себя посвятила.

«School! School!» – кричит мальчуган, и это слово звучит в его устах как вызов нищете, как пинок, который сметает прочь все эти индийские касты с их тысячелетней историей, смешивает карты общественного устройства. Слово-обещание, пропуск в другую жизнь. Это больше, чем надежда, это – спасение. Лена знает, что в ту самую минуту, когда эти ребята перешагнут порог школы, окажутся в ее стенах, жизнь перестанет быть для них враждебной, и они поймут: образование – единственный шанс избежать участи, на которую они обречены по рождению.

School