ЗАКОН ОБРАТНОГО ОТСЧЕТА

0.

Смрад нагретой солнцем крови невыносим. На окнах ни штор, ни рам. Что уж говорить о стеклах? Этот дом старше полотна дороги, раскатанного от Икстерска прямой лентой на двадцать три километра вплоть до развилки на мелкие деревушки. И никакого подъезда к утопленной в сосновом пролеске лачуге. Как шины не пробили по ухабам? Чудо. Мистическое ли, техники ли – чудо.

В доме всюду песок. Хрустит под кедами, укрывает рассохшиеся подоконники. За годы заброшенности его нанесло столько, что трехногий стол, разбитая тумбочка без дверей, как и остатки другой мебели, кажутся вековыми песчаными насыпями. Только тело на полу – свежее. Если дотронуться без перчаток, скорее всего, окажется еще теплым. Но Михаил не идиот лапать убитых, копам хватит и мотоциклетных следов на подъезде к лачуге. Опять менять покрышки.

Они так спешили, что Михаил не успел как следует пристегнуть свои многоножны (как их называет Джа). Два ремня болтаются, шлепают по ногам, благо ножи закреплены на совесть, не выскользнут из пазов. Не удобно работать за городом. И парень мертвый лежит совсем не удобно. Джа говорил про кольцо в левом ухе. Беда в том, что на левый бок несчастный и завален. Михаилу приходится извернуться, проверить себя на гибкость, вынимая серебряную серьгу из мочки, только бы не нарушить положение тела. Помочь жертве он уже не сможет, так хоть следакам не помешать.

Порог дома просел на один бок и скрипит-трещит, как картон в велосипедных спицах. Редкие хилые сосны сдаются под натиском солнца, пропускают лучи жарить траву, но в древесных джунглях все равно дышится легче, чем в каменных. И выйдя из дому, Михаил дышит в полные легкие.

Мотоциклы заметны не сразу. Нужно сделать несколько шагов на восток, чтобы увидеть черные бока и никелированный блеск рам. Джа рядом. Сидит на траве, поджав колени к груди, больше чем когда-либо похожий на мальчишку. В свои-то тридцать два. Он никогда не заходит в дома, ему и без вида убийств хватает кошмаров.

– Не успели, – Джа сдирает с головы клетчатую бандану, рассыпая отросшие почти до плеч смоляные пряди.

– Слишком далеко. Ментов вызывать не будем, пусть подзаметет следы немного. Там весь дом в песке… Ну, ты видел…

– Как скажешь. Один фиг, мальчишке уже не помочь.

Михаил садится рядом. Спина к спине. Затылок к затылку. Если и чувствовать вину, то одну на двоих. За первый в этом июле промах, за не спасенную жизнь.

Он передает через плечо серебряное кольцо в тонкие, вечно холодные пальцы.

– Джа, мы ведь не можем успеть везде, – оправдание кажется правильным, но почему-то не приносит легкости. Так, глянец на совести. – Это просто случайность.

– Случайностей не бывает, – отвечает пророк, и Михаил чувствует его глубокий вдох позвоночником. – Наш мир подчиняется строгим законам. Просто мы не все эти законы знаем. А раз не знаем, не можем сломать систему. И раз не можем мы, система сломает нас. Причем, так, что мы этого даже не заметим.

– Думаешь?

– Знаю. Перемены не случаются резко. Они зреют. Маскируются под рутину. Ты не распознаешь момент, когда пошел обратный отсчет. Пока не случится «Бум».

ЧАСТЬ 1. ПРОРОК/ИНКВИЗИТОР.

1.

Хоть искупай руки в глицерине, все равно кожа трескается от въевшегося машинного масла. Перчатки не спасают, нет-нет, да схватишься отмытыми пальцами за нечищеную гайку, если заметил не на месте. Не оставлять же ее где попало, потом хер найдешь.

В мастерской Михаила на стеллажах каждый ящик подписан черным маркером: наименование деталей, марка мотоцикла. Картонными перегородками отделены дешевые аналоги запчастей, которые Михаил хранит лишь для экстренных случаев. Например, если оригинальную деталь приходится ждать пару месяцев, а хозяин без мотоцикла, как без души. Михаил и платы за них не берет – все равно вернутся, как аренду считать что ли?

Инструменты развешены по специальной подставке на колесиках, ее Михаил сколотил из купленного на местной барахолке кресла и выброшенной соседом тумбы. Раньше, пока хранил ключи да плоскогубцы в металлическом ящике, приходилось отвлекаться, чтобы выудить нужный, или просить помощи Джа при срочном ремонте. Теперь достаточно протянуть руку, пальцы помнят, что где.

– Покупааааатель! – доносится снаружи сквозь рев «Юрай Хип» из подвешенной над верстаком магнитолы. Джа умудряется переорать даже Яна Гилана, Байрон для него вообще – так, петух простуженный.

Придется сцеплению отлежаться. Михаил стягивает рабочие перчатки и с сожалением бросает поверх троса. Ему бы еще минут пятнадцать, разобраться с ведущим барабаном, но покупателя нельзя задерживать, иначе скоро вернется с поломкой. Так говорит Джа. Может, он и сочинил примету, чтобы не развлекать клиентов подолгу, Михаилу все равно. Джа очень редко выдумывает или приукрашивает, и никогда – попусту.

Кстати, идею сделать мастерскую и гараж одним сквозным боксом Джа подал. Так оказалось удобнее. Ворота на узкую улицу городской окраины гордо окрестили «клиентскими», ворота во двор – «своими». И закрывались на три замка с коваными засовами только первые.

Ноги затекли. Михаил тяжело поднимается с бетонного пола, выгибается, разминая спину. От разобранного байка до «своих» ворот дюжина шагов, Михаил на ходу переодевает футболку, переобувается, причесывает пятерней отросший ежик на голове. И в калитку к гостям Михаил выходит совсем другим человеком: не зарывшимся в промасленный металл механиком – продавцом мечты. Не меньше.

Какие мотоциклы предложить новым клиентам Михаил понимает с первого взгляда на сухонькую женщину и седого мужчину с барсеткой в пухлых пальцах. Они сидят на лавочке перед наглухо закрытыми воротами гаража и готовятся торговаться. Им интересна только цена вопроса. Байк не для них.

Щуплый парнишка, видимо – сын, переминается с ноги на ногу рядом и бросает нетерпеливые взгляды на Джа. Мальчишка прячет руки в карманах, сутулится так, что лямки майки норовят сползти с плеч. Михаил, прикинув рост и вес парня, готов спорить на деньги, какой байк перекочует из гаража в кузов припаркованного у бордюра пикапа, но, поздоровавшись с клиентами, уточняет по правилам:

– Для каких целей вам нужен мотоцикл?

Он намеренно задает вопрос родителям-кошельку, и только когда отец семейства кивает в сторону сына: «Предлагали ему машину, а он отказывается», Михаил спрашивает мальчишку в лоб:

– Первый, недорогой, покладистый?

Парень смущается переполняющей радости, от того кивает молча, но размашисто.

– Есть что-то, чего ты НЕ хочешь видеть в своем мотоцикле? Предпочтение японцам или европейцам? Нет? Отлично. У меня есть несколько подходящих, – Михаил хлопает мальчишку по плечу и, игнорируя растерянность родителей, идет к дому. – Выберешь свой по голосу.

Джа развалился на лавочке, закинув руки на высокую дощатую спинку, и наблюдает с улыбкой за нехитрым фокусом Михаила.

Несколько лет назад он точно так же пришел за мотоциклом. И точно так же выбрал «по голосу» свой любимый бессменный Нортон Коммандо семьдесят третьего года.

«Клиентские» ворота сейчас заперты изнутри, поэтому Михаил возвращается в мастерскую-гараж через внутренний двор. Как всегда, из-за угла перехватывает ветку разросшейся сирени, которая норовит садануть по лицу. Михаил давно бы спилил куст, но Джа противится: что выросло – уничтожать нельзя, природа гораздо умнее. Правда, этот постулат не мешает ему с ожесточением выдергивать сорняки из цинний.

Ну и пусть. Чем бы пророк не тешился, лишь бы не предсказывал.

Открывать «клиентские» ворота гаража Михаил не торопится. Оглядывает с гордостью мотопарк, намечая взглядом тех, у кого, возможно, начнется новая жизнь. Мотоциклы стоят вдоль стен по обе руки. Гордая классика, хищные спортбайки, вальяжные чопперы, среди которых затесалась пара угловатых эндуро, опираются на подножки, подставляются под ладони, и Михаил гладит обеими руками цветные баки, касается пальцами ручек тормоза и обтекателей.

Ключи свисают с зеркал на тонких черных шнурках. Михаил останавливается у неприхотливого темно-синего Судзуки Бандита и вставляет ключ в замок зажигания. Байк молчит, выжидает. Михаил не против оседлать старого покладистого железного коня, но следующим на сидении должен оказаться новый хозяин. Щелкает электростартер, Бандит рычит озлобленной собакой, а Михаил отсчитывает пять секунд и глушит мотор. Этот байк остается пока в мотопарке.

Следом оживают и глохнут старенькие Хонда с Ямахой, совсем новый, но уже побывавший в кювете Кавасаки Балиус. Михаил снимает очередной ключ и с тревогой оглядывает мотопарк – если клиенту не подойдет эта Априлиа, то останется последний, не самый лучший вариант. Двигатель добротного байка подает голос, Михаил мысленно ведет обратный отсчет и останавливается на «двойке». Его прервали короткие удары по железу «клиентских» ворот снаружи. Это сигнал от Джа – у байка появился новый хозяин.

Только теперь, не заглушая мотор, Михаил отпирает вторые ворота и впускает мальчишку. Сначала парень заглядывает в полумрак гаража (после полуденного солнца две лампы – скудное освещение), затем оборачивается к родителям, и, получив в ответ покровительственные вздохи, делает шаг. Он смотрит под ноги, чтобы не споткнуться от волнения, ладони елозят в задних карманах джинсов – вспотели.

– И долго будем на холостом бензин жечь? – подтрунивает Михаил.

В два прыжка парень оказывается у Априлии. Седлает уверенно, проворачивает ручку газа, медленно увеличивая обороты.

– Вижу, права не в Интернете купил, – уважительно кивает Михаил, подходя ближе. – Или покататься давали?

– У друга Хонда, – сияет парень, и тут же скороговоркой оправдывается. – Но я права не покупал, учился в автошколе, все по правилам.

– Надеюсь, – Михаил для виду хмурит брови. – Я не люблю, когда разбивают мои байки. И когда в них всякие недоучки копаются. Поэтому, если что случится – гони сюда. Захочешь учиться, вместе разберем и починим. Сам не суйся. Все понял?

– Ага, – кивает парнишка, наглаживая теплый бок бензобака.

Цена таким обещаниям – ржавый гвоздь. Из всех клиентов «учеников» у Михаила набралось не больше десятка, но предложить-то стоило.

– Слезай, оформлять будем.

Для родителей Михаил расписывает особенности байка и демонстрирует его боеготовность. Мотор урчит ровно, цепь в порядке, ни ржавчины в баке, ни масляных следов на вилке. А ведь эту Априлию Михаил восстанавливал из трех разбитых. Красавица тех трудов стоит.

Мальчишке технические мелочи по барабану, он уже влюбился. Поэтому Михаилу на особо важных в обслуживании мотоцикла моментах приходится шлепком по плечу возвращать парня из нирваны.

Все документы на байк висят в пакете на правой ручке руля, уложенные в папку с файлами. Остается только заполнить бланки продажи и выписать чек.

– Джа снаружи? – спрашивает Михаил у мнущихся в воротах родителей.

Отец семейства вытягивает шею, рассматривая улицу, будто так увидит больше.

– Нет, наверное, в доме.

– Ну и ладно, – улыбается Михаил. – Тогда я сам все вам оформлю.

Конечно, у него есть запасной ключ от сейфа с портативным кассовым аппаратом. В бланки требуется вписать только паспортные данные покупателей и дату – ничего сложного. Михаил легко справляется с обязанностями напарника, рассказывает, какие документы еще предстоит получить и где зарегистрироваться. Клиентам он запомнится обходительным молодым человеком, хотя под шорох отсчитываемых банкнот в висках Михаила барабанит тревога.

Джа бросил клиентов.

Джа спрятался в доме.

Джа снова в агонии.

Вопреки обычаю, Михаил не помогает погрузить Априлию в кузов пикапа, а предложенный раскладной трап разрешает оставить у забора. Гаражные ворота запирает всего на один засов, оставляет включенным свет. И несется в дом.

Джа лежит на пороге у парадной двери – не успел доползти до дивана, хотя их специально поставили в гостиной три штуки. Его еще трясет. Он прижимает к талии острые локти и елозит лбом по грязному резиновому коврику, собирая двухдневную пыль волосами. От Михаила до него целая комната, в которой слишком много стульев и лезут под ноги упавшие с дивана подушки.

– Потерпи, – просит Михаил, подхватив друга на руки, и тащит к дивану. Джа кажется совсем легким, будто скрученным из проволоки. Не человек – скелет-каркас со стеклянными глазами. В такие моменты отчаяние Михаила доходит до точки кипения, до той отметки гнева, когда на себя уже наплевать. Он стоит на коленях, упираясь кулаками в потертую обивку дивана, и шепчет, зная, что Джа все равно не услышит. – Это когда-нибудь кончится. Наверное, когда мы перебьем всех. Или когда грохнут нас, Джа, но это должно закончиться. И почему тебе? Почему, блядь, все это дерьмо – тебе? Ты ведь сам ну нихера сделать не сможешь.

– Зато ты сможешь, – сипло и совсем тихо.

Михаил поднимается, помогает другу сесть, подтыкает подушки под спину.

– Ну? Что видел?

Джа облизывает пересохшие губы и морщит лоб, трет переносицу костяшками пальцев.

– Стройка, – наконец, произносит он твердо. – Брошенная стройка, даже первый этаж не закончен, одни стены. Рядом какая-то вышка. Похоже на район Октябрьских улиц, то ли первая улица, то ли вторая, я в той части города не ориентируюсь.

– Там есть несколько брошенных высоток, – вспоминает Михаил. – Возле частного сектора. Видел дома рядом?

– Нет, но черт его знает.

– Ладно. Дальше.

– У него нож, отвертка, огнестрела нет, – взгляд Джа зависает на одной точке, будто картинка ускользнула из памяти, но тут же возвращается. – У него нога правая болит. Девчонка отбивалась, пнула под колено.

– Девчонка?

– Да. Высокая такая блондинка, с короткой стрижкой. У нее кулон на шнурке, она его под кофту прячет. Дракон. С такими крыльями, – Джа вскидывает руки с растопыренными пальцами. – И камни в глазах. В смысле, у дракона камни. Блестят. Михаил… мы успеем?

– Успеем, – обещает Михаил.

Должны успеть. До Октябрьских улиц минут пятнадцать езды. А бензобаки заполнены и экипировка всегда наготове.

Для центральной улицы такая скорость непростительна. Два Нортона торпедами летят по средней полосе главной артерии города, поймав «зеленую волну» – контроль скорости между светофорами доведен до автоматизма.

От ветра шумит в ушах, и шлем не спасает.

Иногда отвлекают сигналы возмущенных черепах на четырех колесах, мало кто любит резвые обгоны. Но недовольные могут идти лесом. Менты – тоже, даже если догонят. Михаил ради наклеек «Неприкасаемых» несколько суток возился с Харлеем сына начальника полиции, так пусть коррупция и взяточничество хоть раз сработают на благое дело.

У моста через реку Энку солидная пробка. Михаил лавирует между машинами, и настигает обтянутую черной кожей спину Джа возле светофора. Пророк нервничает. Порывается выпрямиться в седле, но не рискует отпустить руль. Вертит по сторонам головой, которая из-за мотоциклетного шлема над щуплыми плечами кажется огромной. Раньше Михаила забавляла эта картина, теперь ему не смешно – дико.

Дикость – лететь пусть на окраину, пусть застойного, но все же – города среди бела дня. Совсем озверели сволочи.

Джа срывается с места резко, колеса описывают зигзаг по горячему асфальту. Подрезанный Опель истерично визжит сигналом. Прости, чувак, но вдруг там, на стройке твоя дочь? Нельзя опаздывать.

Этот район собирались отстроить для переселенцев, когда Икстерску заслугами двух выходцев-художников присвоили статус кузницы талантов. Думали, понаедут туристы, подтянется богема из соседних провинций. Нихрена. Икстерск так и остался неуклюжим «мертвым» миллионником, раздробленным на бывшие когда-то пригородами районы. Сомнительные красоты типовых домов и воды Энки цвета кваса похоронили инвесторские мечты. А особый дух свободы, действительно витающий над Икстерском, пришлым не открылся.

Строительство свернули. Среди густо налепленных жилых многоэтажек брошены бесхозные теперь остовы. На радость молодежи и маньякам.

Джа сбавляет ход, перестраивается на крайнюю полосу. Михаил тормозит рядом.

– Потерял, – зло рычит Джа сквозь гул мотора, вглядывается в бетонные заросли по обе стороны развилки, чтобы сориентироваться. Сейчас он похож на овчарку, берущую след по запаху. – Там. Точно, там.