Читать книгу «Фаэрверн навсегда» онлайн полностью📖 — Лессы Каури — MyBook.
image
cover

Лесса Каури
Фаэрверн навсегда
Роман

Часть первая: Падение Фаэрверна

Пролог

– Ну что ты будешь делать? Он опять охотится на дракона! – всплеснула руками няня Ринила, глядя, как смешной маленький человечек с деревянным мечом нападает на стог сена.

Астор, младший брат отважного рыцаря, сидел неподалеку, поедая землянику из лукошка. Ладони и мордаха красные от сока, в голубых глазах – восторг.

– Господин мой Викер, отдохните, выпейте молока!

– Я не хочу!

– Если вы не будете кушать, у вас иссякнут силы для битвы! Все рыцари очень любят покушать! Идите сюда…

Мальчик подошел, лихо засунув клинок за пояс штанов. Смотрел на няню исподлобья, косил в сторону дракона – вдруг очнется и ускользнет?

– Приведите братика, мой господин, – улыбаясь, попросила Ринила, – пусть ваш оруженосец тоже выпьет молока! Нужно быть добрым к своим людям, так учит Великая Мать!

Викер беспрекословно отправился за братом. Притащил его, ревущего, усадил на край покрывала, сунул в руки отнятую корзинку с земляникой. Астор сразу успокоился.

– Няня, зачем нужно быть добрым? – сев рядом и получив краюху хлеба и кружку с молоком, спросил Викер.

– Так сердцу легко, коли ты добр к окружающим, – улыбнулась Ринила. – Задумайтесь, мой господин, когда человек делает зло, у него на сердце печаль, и мир вокруг кажется серым. Улыбнитесь своему отражению в воде – и оно улыбнется вам в ответ. Скорчите страшную рожу – и оно напугает вас.

– Напугает? – возмутился Викер. – Я – бесстрашный рыцарь!

Он вскочил на ноги, позабыв о хлебе и молоке, и припустил туда, где в зарослях журчал ручей.

– Вот неуемный ваш старший братец, – покачала головой няня, присаживаясь к Астору, – наверное, и правда вырастет настоящим рыцарем! Паладином!

* * *

Пахотная кобылка подо мной к быстрому бегу приучена не была. Такие двигаются неспешно (и куда с плугом спешить?), жуют медленно и больше всего на свете любят дремать, уткнувшись мордой в угол стойла. Если память мне не изменяла, а у неё, у памяти, не было такой привычки, звали лошадку Кауркой. То, что я пыталась выжать из Каурки хотя бы рысь, ей не нравилось. Она зло косила на меня глазом, а едва я спешивалась, норовила наступить на ногу. К сожалению, другой животины не нашла – боевых коней увели налётчики, остальных прирезали, как и другую скотину. Про эту, оставленную пастись между монастырскими полями в пролеске, забыли…

Каурка попыталась наступить мне на ногу и сейчас, едва я спрыгнула с седла. Легонько шлепнула её по морде, пригрозила: «Не балуй, выпорю!» Не будет от старушки толку. Ей-ей, обменяю в ближайшем городишке на лошадь помоложе и побыстрее. Тем более что мошна полна – о тайниках матери-настоятельницы налётчики не знали.

Из кустов вновь раздался стон. Предыдущий и заставил меня спешиться, перехватить боевой посох – сармато – и осторожно раздвинуть им кусты. Разбойники мне, монахине Сашаиссы, были не страшны, да и не походил стон из кустов на засаду, скорее, на чьё-то глубокое разочарование.

Он лежал лицом вниз, неловко изогнув руку – темноволосый паладин Первосвященника в сияющих доспехах на красном простёганном полотне воинской куртки. Меч с золотой рукоятью валялся рядом. Воспользоваться им мужчина не успел – меж его лопаток торчала чёрная рукоять кинжала. Зато я прекрасно помнила, как четыре дня назад подобные мечи прошивали сверкающими молниями моих сестёр, нанизывали их, будто на вертела новоявленного бога, лишали целей, надежд, стремлений. Жизни лишали.

– Сдохни пёс!

Я ткнула его посохом и плюнула на рукоять кинжала.

Раненый вновь застонал, засучил ногами, словно хотел встать. Его рука скупо шарила по траве, пытаясь нащупать рукоять меча. Даже перед смертью он оставался воином – мне следовало это признать. Я и признала, возвращаясь к Каурке. Вскочила в седло, пятками ударила бока лошади. Приятно, когда слуга лукавого бога, сам одетый как бог, валяется в придорожной грязи и истекает кровью, словно простая свинья!

Бирюзовые глаза Сашаиссы глянули в душу с таким сожалением, что меня затрясло в ознобе. Великая Мать любила всех своих детей, в том числе тех, кто предал её, позабыл, бросив сердце гореть в горниле новой веры. Любила, жалела, болела за них душой. А я… Я была её монахиней!

Молча сползла с седла, поворотила лошадку назад, накинула поводья на куст, чтобы вредная тварь не сбежала. Полезла в заросли. Первые слова появились, когда я начала расстёгивать ремешки его доспеха, желая освободить от стали, и этим словам не стоило касаться детских ушей. Перевернула раненого на бок, осторожно стащила и отложила в сторону грудную пластину. Кинжал вошёл точно в цель, и спинная часть доспеха была пригвождена к паладину как бабочка к альбомному листу. Бросал профессионал – это было ясно и по месту попадания, и по утяжелению клинка – только таким и можно с близкого расстояния пробить доспех. С близкого? Неужели, кто-то из своих?

Белое лицо незнакомца было бы привлекательным, если бы не гримаса смерти, постепенно сковывающая черты. Прямой нос с чётко выраженными ноздрями, узкие губы, брови вразлёт, высокий лоб… Веки закрыты, но я бы поклялась, что глаза у него тёмные, почти чёрные – судя по тёмно-каштановому цвету волос и лёгкой смуглости кожи, сейчас отливающей в зелень.

Взявшись за рукоять кинжала, посмотрела вверх: сквозь ажурную вязь листвы виднелось пыльно-голубое небо конца лета. «Бирюза и мёд твоих глаз, Великая Мать, тепло и сила твоих ладоней, да пребудут со мной! Дай мне силу побороть ненависть, дай возможность исцелить!» Клинок вышел, как по маслу. Хлынула алая лёгочная кровь, тут же окрасила мою ладонь, накрывшую рану. В душе ширилось ощущение могущества, я, будто бутон, раскрывалась навстречу ему, лепесток за лепестком отдавая себя взамен исцеляющей силе Богини. Спустя несколько мгновений поток крови иссяк, спустя ещё немного времени её остатки исчезли с моих рук, с одежды паладина. Остался лишь разрез на куртке – аккуратно заштопать, и не заметишь!

Встала, повела плечами. От божественной силы потряхивало, обдавало жаром, будто в прорубь макнулась. Оглянулась на лежащего. На его лицо возвращались краски. Розовей – не розовей, спать будешь долго, соколик! Спи…

Сделала несколько шагов прочь, баюкая в душе желание вернуться и добить, пока не проснулся. Я не видела его среди тех, кто убивал моих сестёр, но он был там – порукой тому сияющие латы и красная куртка. Даже если я не вернусь, кто-нибудь обнаружит его и прибьёт, чтобы забрать доспехи и меч. Они денег стоят, если знать, кому продать!

«Тамарис, дитя…»

О, нет! Великая Мать, за что?

«Дитя…»

Да будь ты проклят, Воин Света!

Резко развернулась, вернулась. Подхватив лежащего подмышки, потащила к лошади. Пока я затаскивала незнакомца на седло, Каурка стояла смирно, ни укусить не пыталась, ни лягнуть. Не иначе Сашаисса пела ей на ухо свои сладостные песни, от которых мир казался полным любви.

Доспехи и меч паладина спрятала, укутав в собственный плащ. Освобождённый из плена плоти кинжал сунула в голенище сапога – пригодится! Села в седло позади бессильно висящего тела. «Чтоб у тебя кровоизлияние в мозг случилось, скотина! Каурка, это не тебе!» Тронула поводья, возвращая лошадь в состояние мерной ходьбы, а затем и рыси. Не стоит задерживаться долго, коли идёшь по следу!

* * *

Величественные звуки хора неслись над серыми мшистыми камнями, стремясь прямо в голубое небо. Стояла середина лета, когда я прибыла в Фаэрверн, с ужасом и восхищением разглядывая возносившиеся над головой мрачные стены обители. Фаэрверн – один из самых старых и почитаемых монастырей Сашаиссы в стране. Моя тюрьма… Отец утверждал, что это – мое спасение, но с некоторых пор я перестала верить ему, ведь он говорил, будто любит меня, а сам сделал все, чтобы разбить мне сердце, отлучить от человека, без которого оно отказывалось биться! Отец обещал никогда меня не оставлять, а сам предпочел избавиться, отправив сюда, едва я стала доставлять слишком много хлопот. Слава Богине, хоть не приказал сразу принять постриг! Впрочем, я бы и не согласилась. Я и послушание принимать не собиралась, отправившись в монастырь, но в последнее время домашняя обстановка напоминала раскаленную жаровню. Все чаще я мечтала вместо ругани услышать тишину, забросить свои попойки и безумства, которые были не чем иным, как протестом против самодурства отца, забросить ради свежего воздуха, крепкого сна и свободы. Что ж… Пока поживу здесь, осмотрюсь. Если решу сбежать и отправиться путешествовать – никто меня не удержит!

За распахнутыми воротами виднелся широкий, мощеный камнем двор. Справа – домик сестры-привратницы, как в любом подобном храме. Перед ним стояла, опираясь на боевой шест, сурового вида старуха, от одного взгляда на которую мне представились карцер в подземелье, хлеб и вода.

– Твое имя, путница? – глядя на меня из-под нависших бровей, спросила она.

У ее ног крутились желтыми пушистиками цыплята, что-то собирая с редких травинок, пробивающихся между камнями. Крутились, совсем не боясь ни сармато в руках привратницы, ни ее грубых, подбитых железом ботинок.

– Тамарис Камиди из Ховенталя. У меня письмо для матери-настоятельницы.

Она молча протянула руку. Кожа будто дубленая, темная, сильные пальцы с хорошо развитыми суставами. Такая рука не боялась ни работы, ни боя, и поневоле вызывала уважение. Уж в бойцах по жизни я разбиралась!

Я отдала письмо. На запечатанном сургучом конверте острые крепкие буквы, каждая будто вырублена в бумаге, для которой отец не нашел ни нежности, ни терпения. Конечно, письмо я прочитала еще в дороге. Велика хитрость подогреть сургуч и аккуратно, ножом, срезать печать, чтобы потом вернуть на место! Мой отец, Стамислав Камиди, или, как звали его приближенные – Стам Могильщик, писал о том, что дочь, то есть я, отбилась от рук, а он не хотел бы видеть ее пропойцей и шлюхой. Потому сильно надеется на Сашаиссу и ее монахинь, умеющих утолять печали, исцелять разбитые сердца и возвращать на путь истинный заблудшие души. Ни слова о настоящей причине моей отсылки, то есть о том, как он предал меня, разлучив с любимым! Из письма следовало, будто я кругом виновата, а он, такой любящий, сильно озабочен моей судьбой. Вранье, все вранье!

Привратница сломала сургуч, развернула лист, быстро пробежала глазами написанное. Посмотрела на меня:

– Обращайся ко мне «тэна», девушка, и следуй за мной!

Она развернулась и пошла прочь. Спеша за ней, я краем глаза заметила, как место тут же заняла одна из крутившихся поблизости помощниц-послушниц. Встала, широко расставив ноги, попирая землю с силой, опираясь на боевой шест – наглядный пример власти Богини. Хм… я уложила бы ее в два счета!

Мать-настоятельница, мэтресса Клавдия, как она представилась, оказалась высокой и худой. Кого-то она мне напоминала, но кого, я никак не могла сообразить. Годы служения смягчили резкое и страстное выражение лица с неожиданно крупными чертами, сделав лоб – гладким, притушив блеск глаз, краски щек и губ. Однако взгляд ее был полон силой не меньше сармато старухи-привратницы. Подойдя, она за плечи развернула меня к скудному свету, падавшему из больше похожего на бойницу оконца, внимательно оглядела, хмыкнула непонятно чему и вернулась за стол, заваленный бумагами и книгами.

– Сестра Кариллис, будь добра, расскажи Тамарис о нашем режиме и правилах, и познакомь с девочками.

– Идем! – приказала та.

Она привела меня в общую комнату, уставленную кроватями. В изножье каждой стоял сундук для одежды, в изголовье – грубо сработанный стол. Везде ни пылинки, кровати заправлены шерстяными покрывалами, разглаженными без единой морщинки, на столах – трогательные глиняные вазочки со свежими полевыми цветами и письменные приборы.

– Отец обещал, что у меня будет своя келья, – я с презрением оглядывала комнату, стоя на пороге.

Привратница молча стянула с моего плеча дорожный мешок и бросила на одну из кроватей.

– Ты, девушка, отныне такая же послушница, как и все. Немногие из вас станут монахинями, хотя многие стремятся к этому всем сердцем. Ты – не из них, вижу. Но на все воля Великой Матери! Иди за мной, я покажу тебе Фаэрверн.

Тогда я обратила внимание, как она произносит это «Фаэрверн». Не как пустое, ничего не значащее слово! Как личное имя, имя того, к кому относишься с величайшим почтением, кого любишь…

Фаэрверн не скоро пророс корнями в мое сердце. Я сопротивлялась изо всех сил, и тогда, будучи только в начале пути, поклялась, что надолго здесь не останусь!

* * *

Викер пришёл в себя на продавленном многочисленными телами ложе какого-то придорожного трактира. Сознание подводило – занавешивало действительность рваными тенями, подсовывало картинки из детства, которые он, казалось, позабыл навсегда…

Сквозь сумерки проступил силуэт, заключивший в себе свет, и женский голос сказал холодно:

– Не делай резких движений, скоро всё пройдёт!

Усилие разглядеть подробности вымотало его донельзя. Стиснув зубы, чтобы не застонать при женщине, он откинулся на подушку, удерживая в сознании хрупкий рыжеволосый образ. Эмоции, плескавшиеся в ореховых глазах незнакомки, симпатией никак нельзя было назвать.

– Где я?

Думал, что сказал громко, а на деле прошептал, едва шевеля запёкшимися губами. В горле саднило, грудная клетка не слушалась хозяина.

– День пути до местечка Кривой Рог. Здесь наши пути разойдутся, едва ты окончательно придёшь в себя.

– Кто ты?

– Та, кого тебе следует убить!

– Ты не боишься меня?

Язвительный смех был заразителен. Викер даже улыбнулся, слушая заливистый ядовитый колокольчик.

– Только попробуй!

– Не стану. Кажется, ты спасла мне жизнь! Я помню, как умирал…

– Ну, хоть что-то, – усмехнулась она.

Тени постепенно растворялись в свете свечного огарка.

Молодая женщина сидела за столом напротив кровати, сцепив тонкие пальцы под подбородком. К спинке стула был прислонён деревянный посох, увидев который он машинально сжал пальцы правой руки, будто ухватил меч. Незнакомка заметила, кивнула в дальний угол комнаты.

– Там твои игрушки, паладин! Когда я уйду, можешь взять обратно!

«Я не игрушка, Астор! Так и передай!» – «Скажи ей это сам, брат! Или ты боишься шагнуть через порог её покоев?» – «Не боюсь, но…»

Воспоминания обожгли, будто кипятком. Ошибка – говорить льнущей к тебе женщине, что ты её не любишь. Смертельная ошибка – если льнущая к тебе женщина – королева! Вот и объяснение ощущению холода между лопатками! О! Он знает это ощущение! Рана не первая и не последняя на его шкуре! Хотя… смертельная – первая!

Паладин вскинулся, опёрся на руки, чтобы сидеть с ровной спиной. Тело оживало заново после долгого сна, и теперь он вполне понимал его природу!

– Ты спасла меня? – с изумлением спросил он, начиная всё чётче различать личико сердечком, подбородок с ямочкой, аккуратный маленький нос и любопытные ореховые глаза, блестящие из-под ярко-рыжей чёлки. – После всего, что мы сделали в Фаэрверне?

– Рада, что сознание, а вместе с ним и память, возвращаются к тебе! – совсем нерадостно ответила она. Помолчав, добавила: – Благодари Великую Мать! Я не могла нарушить её заповеди!

– Эту лжебогиню? – вскинулся Викер. – Никогда!

– Чтоб ты сдох, Воин Света! – сквозь зубы прошипела она и выставила перед собой руки со скрюченными птичьими лапами пальцами. – Выцарапала бы тебе глаза, паладин, да сан не позволяет!

Помолчали.

Несколько раз глубоко вздохнув, он спустил голые ноги на пол и тут только заметил, что на нём длинная рубаха, в каких коротают ночи старики в холодных постелях. Только ночного колпака не хватало! Стыдливо спрятал босые ступни под кровать и принялся оглядываться в поисках одежды.

Рыжая ведьма швырнула ему свёрток, и исподнее больно хлестнуло по лицу. Правда, пахло чистым – не потом и кровью.

Она встала, отошла к двери:

– Одевайся, я не смотрю!

За створкой завозились, постучали.

– Ужин, госпожа! И тёплое вино с пряностями для вашего мужа, как вы просили!

– Для мужа? – заинтересовался Викер.

Рыжая не ответила. Приняла у служанки поднос, поставила на стол. Монетка блеснула и скрылась в ладони подавальщицы. Та ушла, непрерывно кланяясь, с любопытством поглядывая на одевающегося мужчину.

– Мне следовало сказать ей, что я – монахиня запретного Ордена, чей монастырь паладины Его Первосвященства разграбили и сожгли? А ты – один из тех самых паладинов, которого пытался пришить кто-то из своих? Очень мудро! – понизив голос и отойдя от двери, произнесла она.

– Действительно, – пробормотал Викер и оглядел себя.

Штаны и сапоги, слава Единому, остались прежними. Вместо красной куртки – поношенная, но чистая рубаха с чужого плеча – тесновата, рукава коротковаты.

– Что будешь делать? – поинтересовалась рыжая, садясь за трапезу. Протянула ему бокал. – Выпей, это придаст силы!

Он помедлил, прежде чем взять. Она поддалась на уловку, поморщилась, пояснив:

– Пей, не отравлю! Для того, что ли, я тебя лечила?

Викер принял бокал и отсалютовал им, отдавая дань уважения женщине, которая его спасла. Что бы там не происходило между богами, неблагодарным потомок древнего рода ар Нирнов никогда не был!

– Твоё здоровье, тэна! – сказал он и осушил бокал до дна. Тепло растеклось по венам, заставило быстрее биться сердце и почти изгнало холод оттуда, где его поселил предательский кинжал…

Астор, как ты мог это сделать? Неужели страсть к женщине настолько затмила твой разум, что заставила поднять руку на брата?

Оловянный бокал в руке оказался смят, как простой лист бумаги. Викер сумрачно посмотрел на него, отбросив в сторону, сел за стол. И спросил сам себя:

– Что буду делать?..

* * *

Рубашка, которую я раздобыла паладину, оказалась ему маловата – натягивалась на фактурных плечах, обнажала тёмный волос на груди. Фигура у мужика была что надо, мне следовало это признать! Впрочем, в паладины других не брали, существовали строгие параметры отбора, которых придерживались Первосвященник и его приспешники. Воины Света должны были нести людям силу и привлекательность Нового Бога, и они её несли, зачастую подтверждая огнём и мечом.

Эта история началась лет сто назад, когда заброшенный окраинный культ дотянулся до столичных высот. Отец нынешней королевы Атерис, Джонор Великолепный, привечал странников и калик перехожих. Одним из таких оказался священник Нового Бога, бедный как церковная мышь, честный и велеречивый. Он сумел удивить короля желанием говорить правду и заинтересовать новой верой. За два десятка лет «церковная мышь» доросла до личного исповедника короля, а когда тот скоропостижно скончался – и был похоронен уже по новому обряду, кстати! – исповедник стал официальным опекуном двенадцатилетней наследницы престола и, через пару лет, – Первосвященником Вирховена, моей родины. Вот тогда-то он и явил миру истинное лицо поборника веры. За последние годы храмы Семи сменили назначение, став храмами Единого. Не трогали лишь вотчину Великой Матери, стоявшей во главе Семи, богини, больше других любимой и почитаемой народом. Но несколько месяцев назад королева подписала тайный указ, по которому все имущество Материнской церкви должно было быть передано Церкви Единого, духовенство разогнано, а сама вера объявлялась тёмным наследием прошлого и запрещалась. Настоятельница моего монастыря, мэтресса Клавдия, узнала об этом из секретного донесения, полученного пару недель назад от Верховной Матери Сафарис, вынужденной покинуть страну. Она сразу же начала отправлять монахинь и послушниц по домам, желая спасти их от участи, постигшей другие монастыри – слухи до нас доходили самые страшные. Однако некоторым сёстрам, как и мне, некуда было идти. Другие же – как и я! – остались не поэтому, а потому, что не желали предавать Великую Мать, именем которой несли добро и исцеление сотням людей. Когда превосходящие силы паладинов явились в Фаэрверн, мы их ждали.

...
5

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Фаэрверн навсегда», автора Лессы Каури. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанрам: «Мистика», «Любовное фэнтези». Произведение затрагивает такие темы, как «древние боги», «магические миры». Книга «Фаэрверн навсегда» была написана в 2019 и издана в 2019 году. Приятного чтения!