Пролог

Скриптору Ларку снились чужие сны.

Снились Тиндагол и черная тень исполинского корабля, упавшая на поселок. Бледные лица людей, искаженные отчаянием. Солдаты Канторов в черно-желтой броне – надменные и ненавистные. Рыдающая мать, в ее объятиях мальчик с выжженной на запястье отметкой. Ведьма в белых одеждах возносилась над ней в серые небеса, и с ней маленькая девочка с белыми волосами – похищенная дочь, сестра, Илина.

Сквозь покорную и безмолвную толпу на площади проступала груда обугленных тел. Брошенные дома таращили черные провалы выбитых окон, и он кричал от ужаса и отчаяния. Повернувшись, бежал прочь…

…вдруг оказывался в машинном отделении корабля «Звезда удачи», слышал голос капитана Эктора из динамиков, но не мог разобрать слова. Оглушительно стучал метроном обратного отсчета, вспышки аварийных ламп красили стены кровью. Наваливалась тяжесть, вдавливала его в пол и лишала дыхания. Он хрипел, полз вперед, упираясь локтями. Металл палубы под ним плавился от жара.

Металл становился горячим песком. Он лежал на животе, прижавшись щекой к прикладу древней винтовки. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались красно-желтые дюны, острые гребни далеких серых скал резали раскаленное добела небо. Над ними вставали неприступные стены замка Корбеник – обители Брона Пеллеса, Короля-Рыбака, жестокого хозяина мира по имени Пустошь.

Он видел тени на песке, они сплетались в объятиях – тень принцессы Элейны Пеллес и Ланса каэр Бофора, сына опального Наместника, повстанца и врага Империи. Песок вздымался, опадал и становился фигурой в черном френче и белой маске Баута: палачом и легатом Канторов, Вальконом Тэтрой, восставшим из мертвых в синтетической оболочке лазаря. За ним маячил кто-то другой, еще более опасный и непредсказуемый враг, старик с лицом плотоядной рептилии.

Реликт прошлой Династии, кукловод, намотавший на узловатые пальцы тысячи нитей, протянутых по всей Империи.

– Я в долгу перед тобой, Арктурианин, – шелестел он, обнажая в улыбке неестественно белые зубы. – Патриций Ульфин каэр Градаук всегда отдает свои долги.

От его слов, от того, что крылось за ними, бросало в озноб.

Жар пустыни сменялся пронзительным холодным ветром. Плети дождя хлестали скалу – посадочную площадку, приютившую когг «Эйгир» посреди бескрайнего океана. У опущенной аппарели шлюза стоял рыжеволосый бородатый гигант в зеленом мундире Освободительной Армии и, улыбаясь, протягивал ладонь.

– Добро пожаловать на Катраэт, планету Восстания, – говорил он. – Капитан Арт, Гвин, вас ждут в Гнезде Воронов.

У ног бородача лежало тело юнги «Эйгир» с дымящейся дырой в спине. Одного из многих, убитых Берилаком, бывшим имперским проконсулом, ныне главой контрразведки Катраэта.

– Он его сжег, Арт, – сказала Гвин. – После этого ты пожмешь его руку?

Уже не Берилак предлагал ему рукопожатие. Вместо него сменяли друг друга седовласый мужчина с суровым значительным лицом и командор Воронов, чью тень он преследовал на Пустоши. Генерал Бран Фендигайд и Ланс каэр Бофор. Их голоса сливались в один, гудели в его ушах вместе с порывами катраэтского ветра:

– Ты нужен на Тиндаголе, капитан.

– Ты нужен мне, Арт, – услышал он горячий шепот Гвин.

Теперь он смотрел только на нее. Гвин Третью из клана Корнуай, дочь Вольной Ганзы. Ее лицо, ее голос, ее тепло и запах заполнили весь мир, весь обитаемый космос. Он протянул руку, чтобы коснуться черной мокрой пряди, прилипшей к ее виску, услышал собственные слова:

– Я обещаю быть с тобой. Что бы ни случилось.

Карие глаза Гвин заволокли слезы. Как он ни старался, коснуться ее не получалось. Ганзерка отдалялась, исчезала в красно-синем мерцании Аннун. От отчаяния у него перехватило дыхание, а вокруг из обманчивого марева дороги мертвых проступали силуэты людей в окровавленной искореженной броне. Вороны, погибшие на Тиндаголе.

Они заслонили от него Гвин, обступили со всех сторон, беззвучно выкрикивая одно-единственное слово:

– Предатель!

Он хотел ответить, хотел возразить, что у него не было выхода. Он спасал тех немногих, кого мог спасти. Но слова превращались в морозный пар дыхания, вырывавшийся изо рта; мысли тонули в черной болотной жиже под ногами. Над головой смыкались ветви огромных хвощей, по которым скользили стремительные смертоносные силуэты ночных хищников.

Шедший впереди рыжий здоровяк в оранжевой робе каторжника обернулся и сказал:

– Это Гаргаунт, чоппо. Будешь хлопать глазами, сожрет тебя и не подавится, не будь я Гавейн.

– Он тебя не слышит, Ястреб, – ответил ему звучный молодой голос.

Высокий парень с красивым худым лицом присел на поваленный ствол хвоща, поправил рукав, замотанный узлом на культе левой руки. Сказал, глядя в огонь костра:

– После того, что Валькон Тэтра сделал с ним в Рексеме, сдохнуть в джунглях для него – милосердие.

– Это планета Канторов, Бедуир, – сказал Гавейн и протянул большие веснушчатые ладони над огнем. – Милосердие сюда не завозят.

Он глубоко втянул носом воздух, схаркнул прямо в костер.

– Спроси хотя бы Зеленого Рыцаря, – добавил он.

Темный угрожающий силуэт проступил между наклоненных чешуйчатых стеблей. Боец Канторов в силовой броне камуфляжной расцветки.

– Я Идер, Зеленый Рыцарь, приемная дочь Берилака, – прогудел встроенный в броню динамик. – Я Ворон Катраэта. Как и ты теперь, Арктурианин. Мой отец ждет тебя в Гнезде.

Лицевая пластина шлема Рыцаря разошлась в стороны. Последнее, что увидел Ларк перед пробуждением, – глаза девушки с серебряными волосами были серо-голубыми, как небо во время короткой весны на Тиндаголе.

Скриптор проснулся свежим и отдохнувшим, несмотря на интенсивную работу его мемоимплантов. Ларк почувствовал, как его переполняет радость, знакомая далеко не каждому члену его почтенного Ордена. На его долю выпало удивительное приключение и редкая честь – да что там редкая, невиданная для младшего регистратора, которым он числился совсем недавно. Загибаем пальцы:

Он находился на борту самого могущественного боевого корабля в обитаемом космосе, наводящего страх даже на Сестер Аннун – линкора «Пендрагон».

Его выбрал своим свидетелем король Объединенного Королевства Логруса, Альбии и Малой Оси – правитель, влиянию которого позавидовал бы и низвергнутый Император последней Династии.

Счастливчику Ларку предстояло не только зафиксировать бесценные воспоминания Его Величества. Он стал участником боевого похода, который, как догадывался скриптор, должен был решить исход войны, полыхавшей от Золотых Систем до дикого космоса. Причем тайная миссия «Пендрагона» увела его на огромное расстояние от места генерального сражения между флотами Королевства и противостоящей ему Коалиции в системе Камланн.

Куда? Об этом Ларк пока даже не догадывался, как и большая часть экипажа линкора. Загадкой была для него и собственная роль в происходящем. В открывшихся ему мыслях короля скриптор почувствовал невысказанный намек на то, что молодой неопытный регистратор отнюдь не случайно занял место своего наставника возле Его Величества.

Приключение и тайна – для скриптора, чье любопытство и стремление к истине пестовались генетическими архитекторами Ордена, не было слов, обладавших большей притягательностью. Даже любовь, с которой Ларк пока был незнаком, едва ли сделала бы его счастливее.

Вернувшись из столовой, где его накормили отменным завтраком, Ларк не удержался от того, чтобы замурлыкать любимую космиками непристойную песенку – «Бадонская вдова». Ее обожал напевать его наставник Блез, возвращаясь из очередного похода в портовый бордель.

Ларк от души сочувствовал почтенному регистратору высшего градуса, страсть которого к продажной любви довела Блеза до позорной вателинской чесотки и уступке обязанностей королевского свидетеля своему ученику.

– А я тогда ответил ей: зови подруг, ложитесь в круг, – распев Ларка оборвал мелодичный сигнал, сопровождавший открытие гермодвери его каюты.

По ту сторону проема стояли двое бофорских егерей в абордажных бронескафандрах с золотыми королевскими гербами на грудных пластинах. Их грозный вид не умаляло то, что защитные ауры были выключены, эрг-мечи покоились в набедренных изолирующих ножнах, а штурмовые гаусс-винтовки – на магнитных спинных фиксаторах.

– Скриптор Ларк, – сказал один из егерей. – Тебя вызывает король.

Каюта, отведенная Ларку, находилась на нижних палубах линкора. Слово «нижний» на космическом корабле было не более чем данью древней традиции. Понятия верха и низа определялись боевой задачей и настройками генераторов искусственной гравитации. Где в действительности находилось его жилище, Ларк, незнакомый с планировкой «Пендрагона», представлял себе очень приблизительно. Что он знал точно – до резервной командной рубки, где состоялась их первая встреча с королем, их отделяло расстояние не меньше чем десять километров.

Размеры «Пендрагона» поражали воображение даже скриптора, имевшего доступ к коллективной памяти многих космических путешественников. Ларку самому случалось летать на титанах Сестер Аннун, но он никогда не покидал пассажирскую баржу и не видел корабль ведьм изнутри. Поэтому, перемещаясь во чреве линкора внутри скоростной маглев-вагонетки, он завороженно впитывал открывавшиеся ему картины.

За окнами вагонетки и прозрачными стенами туннеля мелькали ангары малого флота, в которых ждали своего часа десятки перехватчиков и десантных драккаров. Километровой длины конвейеры подачи снарядов к кинетическим орудиям и ракетным шахтам. Техноульи, извергающие сотни киберов, занятых рутинным поддержанием жизнедеятельности линкора. Рекреационные зоны с зеленью и спортивными площадками, в основном пустующие. Большая часть экипажа «Пендрагона» на время Перехода легла в стаб-капсулы.

Ларк отвлекся от восхищенного созерцания и подумал о тех, кого космики называют «скелетом корабля» – об опорной команде, заступающей на смену в гипере. Как и сам скриптор, они были обладателями дельта-гена, позволявшего им выживать в Аннун. Везде, кроме титанов Сестер, таких людей не хватало – слишком мало рождалось счастливчиков с искомым геном, слишком многих из них забирали ведьмы. Не было их в избытке и на «Пендрагоне», особенно сейчас, после недавнего мятежа.

Мятеж. Его причина, его зачинщики, их цели – всё это представляло еще одну будоражащую воображение загадку. Ларк надеялся, что история короля прольет на нее свет или же он обзаведется источниками информации внутри экипажа.

– Прибываем через две минуты, – голос егеря прервал его размышления.

Ларк удивленно посмотрел в узкую полоску визора на шлеме бофорца. Шлем, как и некоторые другие элементы парадной егерской брони, напоминал Ларку об облаченных в железо древних воинах, изображенных на немногих сохранившихся картинах из истории Праматери.

– Разве резервная рубка находится не дальше? – спросил скриптор. – Я практически уверен…

– Король примет тебя в своих покоях, – перебил его егерь.

Вагонетка, всё это время скользившая по широкому осевому туннелю, тянувшемуся от кормы до носа «Пендрагона», свернула в одно из боковых ответвлений. Миновала раскрывшуюся на ее пути бронированную диафрагму. Замедлилась и под прицелом бдительно следящих за ней со стен турелей остановилась возле приемного шлюза.

Стена вагонетки скользнула вверх одновременно с тем, как открылись шлюзовые гермодвери. По ту сторону Ларка и сопровождающих встречала еще шестерка егерей, два кибера-танкетки и одетый в белоснежную униформу офицер-контрразведчик. Ларк не знал его имя, но сохранил образ в памяти: офицер руководил досмотром скриптора перед первым визитом Ларка к королю.

То был светловолосый, бледнокожий мужчина лет тридцати с небольшим. Его лицо выглядело обыкновенным, если не смотреть в глаза. Правый был зеленым, а левый серым.

Контрразведчик кивнул Ларку, как старому знакомому, и жестом пригласил его выйти из вагонетки. Егеря и киберы разошлись, открывая проход к светящейся рамке сканера.

– Всё, как вчера, – сказал офицер. – Встаньте, пожалуйста, в рамке. Ноги на ширине плеч, руки поднимите ладонями вперед.

– Я помню, – сказал Ларк. – Еще деактивировать экзоскелет и тиару.

– Верно, – офицер улыбнулся: – Вы же, скрипторы, ничего не забываете.

Ларк не стал его поправлять. Не умей скрипторы забывать, они бы обрекали себя на безумие от наслоения воспоминаний. Вживленная в череп Ларка тиара позволяла ему взаимодействовать с внешними носителями памяти и избирательно затирать информацию, в которой не было насущной необходимости. Привыкший к ней с детства Ларк переживал жуткий дискомфорт, когда тиара была выключена. Пожалуй, не меньший, чем причиняло ему отсутствие поддержки экзоскелета – выросший при нулевой гравитации скриптор испытывал серьезные проблемы от стандартного одного «же» на борту линкора.

Три минуты внутри сканирующей рамки были для Ларка настоящей пыткой. Он истекал потом, обвиснув внутри неподвижно застывшего экзоскелета, руки и ноги казались сделанными из осмия. Отсутствие обмена информацией с тиарой ощущалось как своего рода мысленная глухота, а возникшие из-за недоступности внешнего хранилища провалы в памяти приводили его в ужас. Он, например, помнил, что осмий в два раза тяжелее свинца, но не мог назвать его плотность и атомный номер.

Незнакомый теперь офицер в белой форме, стоявший перед рамкой, поднес к лицу запястье с комм-браслетом. Парящая над ним прозрачная голова произнесла несколько слов на диалекте, который Ларк, возможно, узнал бы, если бы включил тиару. Офицер ответил односложно, тут же стихло проникающее в кости Ларка гудение сканера, и рамка погасла.

– Всё в порядке, – сказал офицер. – Вы можете включить ваше оборудование и следовать за мной. Я провожу вас к Его Величеству.

Контрразведчик шел рядом с Ларком и предупредительно нес кейс с оборудованием скриптора. С небольшим отставанием позади следовали два егеря. Офицер спросил, кивнув на кейс:

– Ваша память хранится здесь?

– И здесь тоже, – сказал Ларк. – Но в основном на вживленных прямо в тело носителях высокой плотности.

– Удобно, – задумчиво сказал контрразведчик.

Ларк мог бы ему возразить. Носителей-мемоимплантов в его теле было двенадцать, располагались они вдоль позвоночника – выпирающие бугры размером с кулак – настоящее проклятье для любителей спать на спине. Мог бы пожаловаться, каким мучительным бывает зуд в местах вживления и какие неприятные последствия бывают от сбоя синхронизации воспоминаний. Что-то было такое в лице разноглазого офицера, вызывающее доверие и желание поделиться своими печалями.

«Такое лицо – несомненный козырь в его работе», – подумал Ларк и, решив сменить тему, спросил, указывая на оплавленное пятно на стене.

– Здесь был бой?

– Да, – контрразведчик показал свободной рукой на видневшуюся в конце коридора бронированную гермодверь. Ее охраняла пара бойцов, выглядевших близнецами тех, что сопровождали скриптора. – Мятежники рвались в королевские покои, и здесь их остановили егеря.

Ларк, приближаясь к двери, за которой его ждал король, подумал о тех, кто умирал здесь. Об уроженцах Бофора, оставшихся верными клятве – отдать жизнь за спасителя их планеты. О предавших их братьях по оружию, чьи мотивы пока были скрыты от скриптора.

Интуиция подсказывала Ларку, что если он будет терпелив и внимателен, как положено коронному свидетелю, ему откроется в том числе подноготная трагических событий на линкоре. Скриптор не сомневался, что существует связь между мятежом, поднятым ближайшим соратником короля, и таинственной целью, к которой «Пендрагон» следует дорогой мертвых.