Все персонажи и события фильма являются вымышленными, любые совпадения случайны

© Развозжаев Л.М., 2022

© ООО «Издательство Родина», 2022

О чём он, роман «Доча»?

О жизни советского общества 80-х, о потерянных идеалах и новых ценностях, проникших во все слои общества.

Роман-провокация, приглашающая к серьёзной дискуссии по широкому спектру вопросов. Это марксизм и вечные ценности, капитализм и фашизм, что такое добро и зло.

Вместе с тем, этот роман – шутка и ирония. Взгляд коров на братьев своих меньших – на нас, людей.

Роман ставит вопросы, кто виноват в том, что советское общество конца 80-х было таким, каким было. Почему всё привело к тому, к чему привело. И как это отражается на нас, живущих сегодня.

И вроде бы явный ответ – вмешательство тёмных сил. Но так ли это?

Ангарск здесь во многом просто как пример множества похожих городов, населённых людьми с сознанием советского человека. Однако всё-таки упоминание многих локаций в Ангарске, актуальных для конца 80-х, не оставит равнодушными тех, кто жил в этом городе в те времена. Ещё больше их затронет ряд описываемых событий, к которым они, возможно, имели отношения.

Роман будет интересен мистикам и атеистам, марксистам и кришнаитам, патриотам и просто тем, кто хочет весело провести время с увлекательной книгой.

Тут вы найдёте философский взгляд жреца храма Кришны из Индии, здесь будет альтернативное описание Курской битвы и штурма «Азовстали», а самое главное – вы узнаете, что думает обо всём этом непростая корова.

Глава 1
Начало

Ножи наточены, уложены на чистые материи. Воду вскипятили, запаслись вдоволь. Всё готово, чтобы зарезать «Дочу».

Престарелая корова покорно ждёт у столба, крепко привязанная к нему верёвкой. Внизу бак для пойла: когда в бак плеснут пойло, корова наклонится, чтобы испить его, в этот момент нужно нанести удар кувалдой по черепу коровы, по её затылку между рогов. Корова тогда потеряет ориентацию, наклонится ещё ниже, возможно встанет на колени, и тут уж не мешкай: режь горло ножом, в районе сонной артерии. Тогда корова быстро ослабнет и, истекая кровью, умрёт. Тут уже не дремай, принимайся за разделку туши.

Эту процедуру Дмитрич проделывал в жизни сотни, а то и тысячи раз – нехитрая премудрость деревенской жизни. Бывают, конечно, эксцессы, когда, например, здоровенный бык, чувствуя к чему идёт дело, не даёт себя даже связать верёвками или рвёт их после первого удара кувалдой меж рогов, и тогда берегись….

Или вот, здоровый хряк, попробуй, поймай его: юркий и сильный, и всё почувствовал ещё с утра, стоит в стойле один, ждёт, что сейчас наступит его очередь и сразу, сразу начинает давать отпор, крича так, что слышно за километры….

Но вот ноги связаны, он повален, получает удар ножом под левую переднюю ногу, часто затихает быстро, ведь там сердце. Но бывает и такое, что бьют его в область сердца десятки раз, а он всё жив. И уже после разделки выясняется, что сердце изрезано на несколько частей. Тут совершенно непонятно, как он мог быть живым после стольких ударов, но факт есть факт.

С коровами как-то проще, они всегда покорны, хоть и глаза их слезятся, аж жутко смотреть: всё чувствуют, всё понимают.

…Дмитрич не хотел убивать Дочу, вопрос уже вставал в прошлом году, мол, мало стала давать молока, будет ли стельной этот год, не помрёт ли сама. Доче уже более 13 лет, возраст почтенный, считай, всё стадо в доме – это её прямые потомки, дети, внуки…

Но что поделать, ведь, в конце концов, забой домашней коровы – это неизбежность, хоть привязан ты к ней, как к родной.

Вообще, это сложные отношения: у хозяев любовь к своим питомцам довольно искренняя, особенно к коровам, а всё же приходит время, и они принимают решение об их забое. И не из-за какой-то злости, не из-за каких-то обид, а просто таково рациональное решение. Так уж повелось, может быть, тысячи лет назад. Вполне возможно, у каких-то религиозных практик найден какой-то выход для облегчения совести человека, принимающего такое решение. Ну, типа я прекращаю лишь земное существования живого существа и отправляю его в райские сады. А как быть атеисту – вот вопрос…

Да ещё этот тяжёлый вчерашний разговор с Дочей, кому рассказать, никто же не поверит. Скажут, мол, был выпивший, причудилось-привиделось. «Ох уж, быть большим переменам, ох, не видеть бы всё это», – прошептал Дмитрич. Да ерунда какая-то, а запало ведь в голову. Да тем более «Ангарский трамвай» прекрасно себя чувствует, что ему сделается-то, да как и всей нашей советской стране…

Ох уж и умная Доча, живёт её стадо в частном доме небольшого, но очень развитого города Ангарска: тут и обогащение урана, и нефтепереработка, и огромный химический комплекс, и десятки других заводов. Население города – в основном приезжее, молодое, деревень рядом не шибко много, поэтому есть нехватка свежего мяса, молока, творога и пр. Хоть в рабочих столовых всего завались, а в магазинах не такое изобилие, увы, во времена СССР были такие сложности.

В городе был частный сектор, процентов 5 жителей жило в собственных домах, и некоторые держали даже крупный рогатый скот.

Особо оборотистые делали на этом огромные для времён СССР деньги. У Дмитрича, вероятно, задача была более банальной: 6 детей, жена-домохозяйка, так что тут вопрос скорее стоял в выживании семьи: продажа молока, при забое, чаще всего осенью, продажа мяса – всё этого служило существенным подспорьем. На вырученные деньги можно было одеть, обуть детей, купить какие-то доступные блага цивилизации, например, телевизор, магнитофон… Конечно, богатств тут не скопить, но и не голодали.

Доча была обыкновенным желтоватым телёночком, росла бодренькой и сообразительной. Её родительницу забили на мясо через какое-то время, думая, что она яловая. Но оказалось, что в её утробе был зародыш. Хозяева погоревали чуток из-за этого, но что поделать, ошибку уже не исправить.

Шло время, и постепенно Доча стала лидером стада: возраст, опыт, сообразительность. Коровы Дмитрича ходили по городу самопасом. Бывало, они опустошали городские газоны от свежей травки декоративных цветов. Но с Дочей они стали более законопослушными, ходили строго на загородные луга и пролески. Никто точно не знал, где они находятся в данный момент времени. Но практически всегда они приходили на дойку в обед и вечером, чтобы уже остаться спать в «стайке». И всем этим процессов руководила Доча. Она выходила со двора первой и вела небольшое стадо по задуманному ей маршруту, а, возвращаясь, шла опять впереди, при этом иногда давая нравоучения более молодым тёлкам и бычкам, тыкая их в шею и бок рогами. И даже буянистые бычки и окрепшие быки не шли на спор с Дочей, её авторитет в стаде был беспрекословен. В последнее лето Дочи стадо под её управлением достигло 13 голов, тут были, как её дети, так и дети её детей и внуков. Бычки и коровы, тёлки и телята. Доча сама выбирала маршруты следования, но чаще всего они ходили пастись за гаражи, на поля между пролеском и гигантским тепличным комбинатом.

Вот тут живёт пленный немец, оставшийся в СССР после войны, он всегда был укутан в белые одежды. Совсем ни с кем не разговаривал, говорят, был контужен, а, возможно, нем, при этом он нанимался ко многим соседям косить сено. Поэтому его знали многие коровы. Доча остерегалась его, больше боясь не за себя, а за своё стадо, поэтому проходила тут чуть быстрее.

Люди между собой говорили, что этот чудак уж слишком близок был к коровам, всегда за городом, увидев коров. останавливался около и долго ходил среди них, вроде как даже что-то говорил, но не понятно были ли это слова или просто какие-то звуки. Он даже похлопывал поглаживал коров, иной раз протирая их небольшими тряпочками.

Кто-то даже утверждал будто видел, как он ползает по земле, рассматривал коровьи лепешки, вроде как даже набирал их в пакетики и пробовал на вкус. Часто об этом рассказывали дети, но им, конечно, особо никто не верил. Ну не может же быть такое, чтобы человек ел коровьи экскременты.

А вот там живёт добрая бабушка, она могла иной раз и хлеба дать, так что там вообще стоило постоять, передохнуть.

Войдя в лесок на окраине города, можно было почувствовать себя полностью независимой от людей. Ох, эта пьянящая свобода: быки тут начинали заигрывать с тёлками, телята 4-5 месяцев резвиться, поедая свежую травку и некоторые листья деревьев.

Выйдя на какую-либо полянку, коровы разбредались по ней, при этом держа друг друга в поле зрения. Ну, а если кто-то удалился от стада далеко, то давал знать о себе протяжным звуком муууу…

Доча в последнее время стала чаще отдыхать во время прогулок. Раньше вот молотила траву без отдыха, пережёвывая её, лишь вернувшись домой. А теперь ей хотелось больше думать и вспоминать.

Вот, поджав под себя ноги, она лежит на прогретой утренним солнцем полянке, обозревая всё своё стадо. Вон Красуля, её средняя дочь, уже большая совсем, у самой уж было трое или даже пятеро телят. Доча была не так хорошо образована, чтобы складывать между собой цифры в уме, но точно понимала, что на полянке сейчас не все те, кто появлялся на свет от Красули. Тут точно нет пары бычков. Хозяин их увёл из стайки в холодный осенний день, потом было какое-то жалобное мычание, потом какая-то суета, стук по живому, потом запах крови. Потом много суеты людей, веселый скулёж собак. И каждый раз после таких событий Доча гнала от себя плохие мысли. Ведь она видела, какой у неё добрый хозяин, ему можно полностью довериться.

Иной раз Доча вспоминала всю свою жизнь с самого рождения, когда в ещё морозный мартовский день она появилась на свет. И если бы не хозяин, то вряд ли бы она вообще смогла покинуть утробу Марты, так звали её родительницу. У Дочи был желтоватый окрас, на белом фоне. В целом жёлтая часть шкуры по бокам напоминала карту СССР, но какую-то разъезжающуюся на кусочки в разных местах. И чем дольше жила на свете Доча, тем сильнее расходилась в разные стороны карта.

Когда Доча появилась на свет, Дмитрич взял её домой, сделав ей небольшой загончик у печи. Стайка-то не отапливалась совсем, а морозы, особенно по ночам стояли ещё серьёзные. Марта, конечно, пыталась жалобно протестовать, издавая протяжные звуки, когда Дочу унесли из стайки. Но эта мелодрама длилась не долго, в принципе все коровы уже были научены, что в такой период хозяева забирали телят к себе в дома и возвращали их через пару недель, когда уже становилось теплее, да и телята успевали окрепнуть.

Доча в доме стала пробовать вставать, топая копытами, расползаясь на покрашенном деревянном полу. Ведь её копыта были ещё какие-то водянистые и разъезжались в разные стороны. Но через несколько часов проб и ошибок она всё-таки уже стояла на ножках. Тут же в доме ей принесли первое молок от матери, подав его в бутылке с соской. Но первые дни это было не совсем молоко, молозиво – это секрет молочной железы млекопитающих, вырабатываемый в последние дни беременности и в первые дни после родов. Густая клейкая жидкость жёлтого цвета с высоким содержанием белков, представленных преимущественно сывороточными альбуминами. И лишь через несколько дней она стала получать нормальное молоко от матери.

Доча вспоминала об этих днях, неторопливо нажёвывая свою травяную жвачку. Сколько же вёсен и зим прошло с тех лет, задавалась она вопросом. Дети хозяев с тех пор успели совсем вырасти. Мир вокруг стал совсем другой. Она, конечно, философски относилась к изменениям, пыталась подстроится под меняющуюся обстановку. Но, что лично заметила, так это то, что хлеб в её детстве был гораздо вкуснее, чем сейчас. Разумеется, её никто не научил читать, но видя газеты он часто останавливалась и разглядывала их. И на страницах там часто был портрет человека, то целующегося с другими мужчинами, то в окружении множества людей на заводах, то получающего очередную награду. Доча и сама бы дала ему любую награду за такой вкусный хлеб.

Конечно, кто-то может и не знает, но в СССР иногда коров кормили настоящим выпеченным хлебом. Он был совсем недорогой и, допустим, если невозможно было достать комбикорм, а в промышленных городах, особенно в Сибири, таких как Ангарск, комбикорм достать было не так-то просто. Потому хозяева коров часто подкармливали свою живность настоящим хлебом. За это коровы отдавали им наиболее вкусное молоко.

Доча начала дремать, всё жуя и жуя сорванную ранее траву. Как прекрасен этот мир, особенно летом, особенно в солнечную тёплую погоду. Как хотелось бы, чтобы это длилось вечно. Глубокое красно-оранжевое небо, как и весь мир (ведь коровы видят мир именно таким). Множество сочной травы, щебетание птиц и прохладный ветерок, сдувающий разных мошек. И рядом все родные и близкие. И заботливые руки хозяина: он и погладит, и почешет и нальёт прохладной воды в жару или сытного пойла.

С первых дней жизни у Дочи, как и большинства членов стада, полное доверие к хозяевам, уж как они заботятся о стаде. Это больше, чем близость и любовь, это сама жизнь во всех её проявлениях. Доча и другие старались платить хозяевам таким же добром и теплотой, старались приносить больше молока, не трогать хозяйских насаждений в палисаднике, будь то цветы или какие-то важные культуры. Хозяева очень ругались, если кто-то пробовал эту запретную травку. Коровы всегда возвращались домой вовремя, в этом смысле они были воспитанными даже больше, чем дети у хозяев.

После первых нескольких недель нахождения в тёплом доме, Дочу поместили в стайку ближе к матери. Также сделав для неё специальный загон, конструкция была сколочена таким образом, чтобы мать могла дотянуться до неё поласкать, но в Доча не могла дотянуться до вымени матери. И молоком её поили сперва так же из бутылки, а потом из специального ведёрочка. Но вскоре начала появляться первая свежая травка и Доче стали приносить её для пробы. И буквально с первого раза, попробовав травку, Доча поняла, что это то, что ей нужно для счастливой жизни.

А потом, о это чудо, её стали выводить погулять на полянку прямо возле дома: это огромная территория с редкими деревьями. Она была полна свежей травы: клевер и одуванчики, пырей и мышиный горошек – десятки и даже сотни разных трав.

Взрослые коровы уходили на далёкие пастбища, а их молодых телят оставляли резвиться возле дома. Тут была только одна беда, чаще всего по пятницам трудящиеся массы буквально осаждали этот дикий парк и потребляли различных жидкости из всяких стеклянных бутылок. Весёлые этикетки разных оттенков и узоров, вот три топора, вот здание с звездой на шпиле. А вот тут явно что-то про СОЛЬ, Доча запомнила это слово, когда хозяин отсыпал соль из пачки, добавляя в траву или пойло. Там ещё такой человек в странном наряде, в треугольной шляпе. Увы, часто эти посиделки трудяг, заканчивались драками и поножовщинами.

Иной раз жёны, не дождавшись своих мужей с работы, заподозрив неладное, приходили в лесок посмотреть, не там ли их пропажа. И если уж находили, то тут держись: здоровые сучья, упавшие с деревьев, обхаживали спины нерадивых строителей коммунизма, да с таким треском и гамом, что Доче становилось от этого не по себе. Она старалась спрятаться за какой-то кусточек, ела травку, делая вид, что ничего не понимает.

А иной раз на это пиршество делали налёт местные банды малолеток: неплохо обученные в спортивных секциях борцы и боксёры приходили сюда, чтобы добыть себе денежных знаков. Всё дело в том, что часто мужики устраивали пиршества в день получения зарплаты или аванса. И если, скажем, в компании 4-5 мужиков, у каждого зарплата 200-300 рублей, в Ангарске это была вполне стандартная зарплата даже в конце 70-х начале 80-х. То три-четыре подготовленных подростка могли легко добыть себе пару месячных зарплат за 5-10 минут.

Подростки ходили по полянке, выждали, когда компания мужиков опустошит существенное количество жидкости. После они сами как будто превращались в тягучую жидкость: их движения становились неуклюжими, неточными, ватными, где-то даже потешными. Кто-то уж и вовсе сопел, слившись с природой до такой степени, что муравьи буквально прокладывали свои грандиозные трассы через живую гору. Конечно, были и просветительские и вполне себе научные споры: о космических открытиях, о международной освободительной борьбе колониальных народов, о сталинском периоде развития СССР, о том, а жив ли Гитлер до сих пор, ведь ловят же других важных нацистских преступников, например, в Аргентине. Бермудский треугольник был особой темой бесед, ну и, конечно, говорили о женщинах; поднимались такие темы, что уши у многих горели огнём. Хотя Доча тогда ещё мало что понимала.

Потом беседы скатывались на уровень «ты меня уважаешь». В этот момент и появлялись борцы за нравственность, они предъявляли претензии мужикам за то, что те распивали спиртное в публичных местах и начинали учить еле стоящих на ногах мужиков нравственным основам советского общества. Избиения часто проходили в жесточайшем виде. Натренированные 18-17 летние парни ломали носы и челюсти потерявшим бдительность пролетариям; кровь, хруст костей – всё это очень пугало Дочу и многих прохожих. Били часто до бессознательного состояния, а потом обшаривали их карманы, забирая хорошие зарплаты. И да тут больше везло тем, кто уже беззаботно спал, их часто просто обшаривали и уходили.

Одним из лидеров этой группы подростков был жилистый, небольшого роста белокурый юноша по кличе Барбара. Уж неизвестно, от чего такое странное «погоняло», наверное, влияние западной культуры. Эти кровавые оргии продолжались минимум два-три лета, как-то делом даже занялась милиция, но поймать «нравоучителей» всё никак не могли. Вроде бы потом говорили, что у криминальной компании была серьёзная крыша в милиции. Но в конце концов их поймали и осудили. Забегая вперёд, Барбара отсидел свой срок, как положено, а после развала СССР стал серьёзным бизнесменом и депутатом регионального значения.

Доча всегда пыталась не быть равнодушной в таких ситуациях, но что она могла сделать, совсем маленькая, к тому же не умела говорить и писать.

Пока она могла лишь размышлять о бытии, и всегда ли оно определяет сознание.

Довольно быстро она приобщилась к прогрессивным идеям, которые пропагандировались на каждом шагу. Она даже знала огромное количество ещё живых ветеранов Великой Отечественной Войны, которые могли запросто осушить из горла пол-литра и пуститься в воспоминание, как они героически воевали. Правда были и те, кто, выпив приличную дозу горючей жидкости, наоборот замолкал при разговорах о войне и просто лил громадные слёзы. В таких ситуациях Доча всегда старалась подбодрить пожилого война, сделав какой-нибудь ребяческий кульбит у него на глазах.

Время шло, и Доча постепенно набиралась житейской мудрости, хотя подчас к ней мудрость приходила каким-то неестественным образом. Ей казалось, что она наполняется информацией каким-то особым способом. От каждой травки, от каждого лугового ветерка или вечерней звёздочки.

Потом ей стали сниться красочные сны, с какими-то храмами и экзотическим народом в них.

Уже когда стала ходить на пастбища со всем хозяйским стадом, она как-то почувствовала такой необычный прилив сил. Что не удержалась и спросила у взрослых коров, почему тут ей так хорошо и спокойно.

– Так тут же барельеф Ленина и завод по обогащению урана. И то, и другое придаёт организму коровы особое состояние. Но в особенности все памятники Ленину. Запомни, где бы ты ни была, если рядом памятник Ленину, то с тобой ничего не случится. И все коровы стараются держаться к ним как можно ближе, и вовсе не из-за вкусных цветов как об этом могут подумать люди. А из-за особой силы у этих мест, которая передается нам коровам.

Доча запомнила это на всю свою жизнь. И потом всегда руководствовалась этим советам, которые ей множество раз помогали в жизни.

Да что там говорить о памятниках. Если даже портреты Ленина, например, в газетах и книгах обладали какой-то особой притягательностью. И, находя труды Ленина на каких-то нелегальных свалках, Доча буквально засматривалась, а потом и начала зачитываться этими трудами как заворожённая.

Это была настоящая магия, о которой она сперва даже и не подозревала.