Этот рассказ, как и любой предыдущий – не исповедь, и уж тем более не руководство к действию. Все трюки, описанные в книге, выполнены профессионалами. Не пытайтесь повторить самостоятельно.

Моим первым шагам в небо посвящается.

Спасибо всем, кто причастен к моему знакомству с авиацией.

S7 Aero, особая благодарность за вдохновение.

///

«Мир выглядит иначе с высоты 6000 футов», – думала я, присаживаясь к желтым цветам пестреющим вдоль дороги.

Горчица полевая – желтое покрывало

оттеняющее совершенство момента:

стадию сваливания в обратный штопор ¹

Я непроизвольно улыбнулась, сорвала стебель растения и поднесла его к носу. Улыбка всегда сопутствует всему естественному, как самое беспрецедентное проявление искренности и естества.

– Чего ты лыбишься?! – приводил меня в чувство инструктор, после отработки очередного пилотажного слета.

«Жизни», – мысленно отвечала я, улыбаясь еще шире. «Тебе, себе… данному моменту… его неповторимости…»

Улыбка. Не пустая эмоция, но отражение внутреннего восприятия сиюминутности жизни. Ее проявлений с разных углов и высот восприятия. Ее красок.

Краски этой весной буйствовали. Краски весны переходящие в лето.

Цвета таковы, что сами просятся на холст – замереть в плотных масках масляной живописи. Бесконечные цветущие поля, небо и солнце. Все время солнце. Вездесущее солнце. Дымное, раскаленное, голубовато-красное солнце. Оно палило и плавило беспощадно вторую неделю к ряду, угнетая общее физическое состояние и тренировочные полеты. В кабине плавилось все: пилот, его мозги, приборная панель и планы.

Сегодняшний день не был исключением. Жара стояла неимоверная. Густая. Неподвижный удушливый воздух был переполнен влагой и напоминал запах свеже вскопанной земли. Я глубоко вдыхала этот запах, укрывшись в тени зонта летней веранды, и охлаждала разгоряченные мысли московским пломбиром.

– Машина готова? Греется?– спросил Алексей, нависнув надо мной силуэтом в контровом освещение с охлажденным напитком в руке. В его голосе колыхались нотки нарастающего раздражения, как кубики льда в опустевшем стакане.

– Да, – кивнула я и подхватила губами теряющий форму пломбир. – На солнце стоит.

Он посмотрела на меня с недоумением, но завидев в моих глазах знакомое лукавство, вдруг в голос расхохотался. Одно из качеств, которое было особенно ему ценно – это умение одним жестом, одним взглядом, одной фразой снять его нарастающее напряжение. Особенно перед важным полетом. Особенно летом. Особенно в жару.

Я это умела. Он это знал. Поэтому неминуемо резко приблизился и прижался губами. Хорошо охлажденными свежестью ледяного напитка по ощущению, но все такими же жаркими по сути, какими я помнила их, когда он впервые прикоснулся ко мне поцелуем.

Остатки мороженного выскользнули из моей обезволенной руки и шмякнулся рядом на землю.

Летом не только машины прогреваются легче. Летом все теряет привычную форму. И мысли испаряются быстрее. В особенности после жарких поцелуев.

«Зной. Развалины геометрии.

Точка, оставшаяся от угла.

Вообще: чем дальше, тем беспредметнее.

Так раздеваются догола.

Но – останавливаются»², – вспомнились мне строки.

Останавливаться совершенно не хотелось. Хотелось остановить мгновение, зафиксировать его во времени, в пространстве, в координатах расположения, и отправиться с его совершенством подальше – за облака, к примеру. Там все проистекает по своему, как известно. Что мгновения, что века. Отправиться, чтобы любить там. Любить тихо и без остатка.

А здесь?

Здесь пусть все замирает. Пусть все подождет. Мир умеет ждать – проверено. У него времени – в достатке. И лишь остатки мороженого пусть медленно расползаются, впитываясь в раскаленную почву.

Безумие? Легкое. Но куда без него? Ведь только регулярно выходя за пределы ума, можно оставаться по-настоящему здравомыслящими.

– Обновить тебе мороженое? – спросил он, отпустив, наконец, мои губы.

Я отрицательно покачала головой:

– У меня здесь кое-что повкуснее, – ответила я, и, облизнув губы, снова притянула его к поцелую.

Говорят, мужчина после сорока приходит, чтобы разделить с тобой совместный опыт любви. Он не приходит, чтобы тебя обеспечивать, чтобы снимать с тебя тревожность, чтобы сделать твою жизнь сказкой. Ни один человек в мире не способен дать тебе все это. Но ты сама – способна. Только ты сама и способна. Быть откровенной с собой и дать себе то, что ты на самом деле хочешь, распознать и убрать свои предрассудки и страхи, расхламить в душе пережитки былого опыта и освободить там место для нового – совершенно иного чувства. Тогда этот мужчина придёт. И вы проживете этот совместный опыт любви. Любви, которая – не за что-то, любви, которая просто так. Любви, в которой вы находите друг в друге не дополнение, не замещение, но рифму, созвучие. И в которой нет никаких гарантий.

Разве что на глупость – как на одну из составляющих полноценного развития личности…

///

Алексей пришел чуть раньше. И остался. А когда однажды в редком, но метком и жестком разногласии я выпалила, что больше не хочу его видеть, он просто подошел и накрыл мне глаза ладонью. С того момента я более так не говорила, да и разногласий, собственно, не было. Там, где любовь – там есть способность слушать близкого человека, слышать его и находить такую форму взаимодействия, в которой хорошо вдвоем.

А видеть?

Любящий человек он ведь всегда немного ослеплен… только так и возможно открывать в объекте своей любви то, что скрыто от всякого нелюбящего. На это нужна энергия, любопытство… и смелость, когда нужно перепрыгнуть пропасть.

Начать кого-нибудь любить, любить по-настоящему – это целое дело. Это вам не похоть – примитивная, гормональная. Это – свободная самоотдача без всякого стремления поработить.

Говорят, есть простое отличие – твой это человек или очередное эмоциональное увлечение: после его появления в жизни все остальные люди становятся бесполыми. А в глазах появляется характерный взгляд: желание смотреть на своего человека глазами, которыми смотрите на небо.

В этом – их роль… и назначение.

Я подняла глаза на небо.

Надвигалась гроза. Небо было чистое. Голубое, прозрачное оно смотрело на меня сквозь стекло солнцезащитный очков. Тонкие облака стелились неплотными полосами, растворяясь в белые пятнышки. Белые пятнышки, – обман зрения. Не такое уж новенькое явление, как, казалось, однажды…

В небе, что в жизни, многие неброские, казалось бы, на первый взгляд проявления со временем становится очевидными факторами неминуемой катастрофы.

Катастрофа нагрянула следом за предпосылками.

Дождь посыпался к вечеру. Фигурные, хмурые, грозовые тучи разом затянули густым слоем полупрозрачный небосвод.

Крупные капли стучали по крышам , навесам, грунту… крыльям и фюзеляжу. Нашу группу в тот день так и не выпустили в небо.

Саша будучи на внеучебном задание оказался там….

«Перед новым рывком нужно как следует подготовиться. Иначе стихия раздавит тебя», – любил повторять командир звена, перед тем, как выпускать нашу группу в небо.

«Но стоит ли напрягать разум и силы, если перед тобой – стихия, не знающая закона? Стоит ли лезть туда, коли знаешь, что она неминуема?»

Он учил нас не лезть. Он учил четко различать, с какой стихией стоит вступать в диалог, а к какой не стоит и приближаться. Он учил распознавать, резво находить эту грань, различать и принимать единственно важное решение. Быстро и правильно. Исключая браваду, степень собственной удачливости и уровень подготовки.

Саша был хорошо подготовлен. Он отлично чувствовал самолет, умело его пилотировал даже в самых коварных условиях и, улучая возможность, лихо заигрывал с удачей-стервой. Все в нем было гармонично. Но вот самоконтроль… Самость в нем была. И контроль присутствовал. Но все чаще порознь. А в моменты чрезмерной эмоциональности крахом шло и то, и другое. Собирать все это воедино было уже не в его власти. Вся эскадрилья считала сильные эмоции Сашиной слабостью. Только сильные эмоции – это не враги. Это сигналы. Важно научиться слышать их без внутреннего пожара.

В тот вечер внутренний пожар распространился вовне. Понадеявшись, что проскочит, Саша решил не отклоняться от курса, но попав в грозовое облако, он потерял управление и рухнул, не дотянув до аэродрома. Саша успел катапультироваться. Самолет загорелся после столкновения с землей. Прибывшая по месту бригада спасателей доставила Плужникова Александра Валерьевича в больницу в тяжелом состояние.

– Жить будет», – заверил главврач военного госпиталя. – Но к пожарам придется изменить подход.