© Лана Петровских, 2021

ISBN 978-5-0053-4298-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лана Петровских

Круговорот событий превращает обычную жизнь в цепочку непредсказуемых сюжетов, когда нежданное вторгается в твою реальную бытность, меняя привычки и смысл бытия…

Жела́ние – это средняя степень воли, между простым органическим хотением с одной стороны, и обдуманным решением или выбором – с другой. («Википедия»)

Хотелось закрыть глаза и погрузиться сначала в тишину, потом в себя. Что я и сделала…

По вибрации матраса я почувствовала кого-то рядом и открыла глаза. Карие искорки незнакомца улыбались мне. Я отпрянула, вскочила, зашуршав полиэтиленом.

– Это неприлично, – сурово буркнула я.

– Почему же? – мужчина, подставив руку под голову, продолжал лежать на кровати и улыбаться. – Может быть, сейчас осуществилась моя мечта – полежать рядом с красивой женщиной.

– Слова типа «может быть» – выдают всю иллюзорность вашей мечты, а не желание истины, – решила поумничать я.

– Ого, как сложно. Оттого еще интереснее. Давайте знакомиться, я Артем.

– А не давайте! Это если выражаться вашим языком.

Я пошла прочь, захватив чувство досады, вместо выбранного матраса, оставив огромный сверкающий мебельный магазин с его запахом новой жизни.

Зачем мне двуспальная кровать? Чтобы коту было удобнее спать рядом?

При выходе мой плащ застрял в проворной двери. Дернув за ткань, я осталась без пуговицы.

«Да, что за вечер такой несносный!» – подумала я и наступила в лужу.

Промокшая нога, испорченная вещь, скомканное настроение – и всё это из-за дурацкой затеи приобрести большую кровать. У меня есть пространство, где ее разместить, и даже есть материальная возможность, но смысл затеянного действия отсутствовал, потому выводил меня из себя. Я привыкла решать всё сама и в свои собственные сроки.

Но послушав нудящую подругу, что мне необходима новая кровать и, как следствие, новый мужчина, я почему-то подчинилась. И до сих пор не понимаю зачем…

Хотя… слова Веры забавно сбывались. Я усмехнулась в поднятый воротник плаща. Один со мной даже полежал на выбранном матрасе, но недолго… Впрочем, ерунда, как бы сказала моя мама – «на постном масле». С мыслью о масле, я села в машину. Хорошо, что промокла левая нога, наличие в машине автоматической коробки передач позволило снять неприятную мокрость. Чтобы согреть конечность, я засунула ее под сидение, там было приятно тепло.

Фонари и сумерки окружали меня. Выруливая в потоке краснозадых машин, я встала в очередь желающих попасть домой. Но «как можно быстрее» не получалось. Через два часа мне удалось проехать тридцать семь километров.

«Отлично» (в кавычках) – возраст и километраж совпадали, но не радовали…

Настроение не улучшилось. Я хотела есть, горячую ванну, теплую пижаму и Лорда под мышку. Мило звучит «кошка под мышкой», точнее, кот.

В этот раз бездомыша принесла не я, а мама – это был единственный случай в нашей жизни, но очарование котенка не имело границ. При той степени грязности, ободранности, вшивости, его глаза выражали полное счастье. Мимо подобных глаз мама не смогла пройти. Через пару месяцев найденыш получил имя Лорд, потому что замашки, осанка и величественный взгляд – говорили сами за себя – порода, приближенная к царской. В общем, как кота ты назовешь, так он и… в доме появился хозяин и владыка. В принципе, перевод своего имени с английского он точно знал.

Его нельзя было тискать, когда это было не его желание, ел он только из идеально чистой посуды. И каждый раз после еды вместо «мурчащего спасибо», отходя от миски пренебрежительно дергал задней лапой в сторону остатков еды, никогда не вылизывая тарелочку. У него было свое тронное место, но спать к ночи он приходил исключительно ко мне, чем раздражал маму, которая бегала с ним по всем элитным ветклиникам, отслеживая его здоровье и развитие.

Наконец, я добралась до дома, припарковалась на удобном месте, что случалось нечасто и, хлюпая мокрой «балеткой», ставшей на размер больше, она будто опухла от воды, я вошла в подъезд.

Матильда Ивановна, как обычно, поздоровалась, но непривычно долго задержала на мне свой тяжелый пронзительный взгляд. Пост консьержа она несла с победоносным флагом, удовлетворяя природную любопытность. Она на правах охранителя нашего подъезда от всех злоумышленников имела право выспрашивать все подробности о жизни ста двадцати пяти жильцов и многочисленных гостей. Человек был на своем месте, причем двадцать четыре часа бессменно.

Она будто пересчитывала количество пуговиц на моем мятом плаще. Не досчитавшись одной, она поморщилась, укоризненно тыкнула пальцем на оставляемый мной мокрый след и, откашлявшись, начала:

– Дорогая Алиса Григорьевна, хотелось бы напомнить, что конец недели, а вы не сдали мне показатели счетчиков воды, хотелось бы увидеть правильные цифры не позднее завтрашнего утра… Во-вторых…

Я чувствовала себя восьмиклассницей перед завучем школы, у которой процесс воспитания младших поколений выливался в нотации и поучении тоном диктатора.

Первым желанием было вспылить, наговорить дерзостей и, откинув голову, гордо удалиться, прервав неприятную речь на полуслове. Но потом я вспомнила, что наша Матильда полгода назад овдовела, похоронив замечательного дядю Колю, сантехника с «золотыми руками», который в любое время дня и ночи приходил на выручку всем несчастным с протечками, засорами и прочими прелестями фаянсового благополучия, и я решила не хамить.

Именно после похорон Матильда поступила на место консьержа, чтобы хоть как-то уйти от внезапного одиночества. Детей у них не было, аллергия на шерсть не позволяла завести милого домашнего питомца, и потому некогда приветливая Матильда Ивановна, соседка, стала домоправительницей, ревностно соблюдающей правила нашего подъезда.

И надо отдать ей должное – на площадках и при входе появились зеленые островки комнатных растений, ковровые дорожки, чистые окна и нескрипучие общие двери. Накануне каждого праздника этажи украшались соответствующей атрибутикой – на майские – флажками и бумажными цветами, на новый год – гирляндами, на восьмое марта и двадцать третье февраля разноцветными ленточками.

Она педантично вывешивала финансовый отчет по всем истраченным средствам, собранным с жильцов. В общем…

Моё первоначальное хамство улетучилось, я тяжело вздохнула, признавая ее слова о задолженности за горячую и холодную воду, и потупила взгляд, рассматривая свою промокшую ногу.

– И вот еще… Я не знаю, что у вас за праздник, но примите мои пожелания. Самое главное быть здоровыми, – тон Матильды сменился на милость. – А то, как Аркадий с третьего этажа, вторую неделю бюллетенит, а последние сутки даже за молоком перестал выходить. Надо будет его навестить… А это вам, Алиса!

Через секунду перед моими глазами оказался роскошный букет лиловых тюльпанов с белыми травинками вперемежку. Я вытаращилась на букет, на Матильду, теряя дар речи.

– Берите, берите…

Она буквально оторвала мою непослушную руку от тела и засунула в нее нежный букет.

– Можно я полюбопытствую, а что у вас за праздник?

Я пожала плечами.

– Не хотите – не говорите. Кто принес букет, я не видела, но вот записка прилагалась. И ведь отошла вот только на секунду, а на столе вот это чудо… Всего доброго. И не забудьте про счетчик воды.

В лифте я развернула записку. Размашистым почерком было написано: «Хозяйке 37 квартиры».

Почему Матильда решила, что цветы именно мне, а не маме, ведь она является хозяйкой нашей «двушки».

Вручая букет удивленной маме, я добавила:

– От тайного поклонника!

Выслушав объяснение, каким образом этот букет оказался в нашем доме, мама развернула записку.

– Ничего подобного, букет предназначается тебе.

– Мам, хозяйкой квартиры являешься ты, по крайней мере, юридически.

– Ничего подобного, – повторила мама, – я переписала недвижимость на тебя еще месяц назад. Теперь ты хозяйка, значит, и цветы тоже твои…

Ничего себе поворот.

– А зачем?

– Ты про квартиру? Потому что… ты уже взрослая девочка, а я – уже постаревшая… девочка, мало ли что… суета оформления наследства не лучшие воспоминания о родственниках.

– Мам, да ты что?

– А что? Я современная цивилизованная дама, знакома с юридическими прелестями нашей действительности… чего тянуть-то, годом раньше, годом позже, эта квартира так или иначе – твоё наследство… Вот только откуда Матильда знает? Вот проныра, везде у нее связи… Пошли ужинать. А что у тебя с ногой?

Я не успела ответить на вопрос, как в дверь активно застучали и зазвонили одновременно.

На пороге взлохмаченная Матильда никак не могла перевести дыхание, тыкая пальцем куда-то вниз.

– Скорее, скорее… Лариса Петровна, срочно… там Аркадий… ой…

Матильда присела на банкетку, вытирая пот краешком капронового шарфика.

Моя мама, много лет проработав в реанимации, среагировала мгновенно. Мы мчались в квартиру Аркадия.

– Вызывайте скорую и полицию, мы уже ему не поможет… И как мне кажется, мы опоздали, как минимум, на сутки.

Остывшее, скорченное тело Аркадия было похоже на манекен, неудачно вылитый из пластмассы.

При жизни, «упокой его душу», сосед с третьего этажа Аркадий Исаакович Фридман был приветливым, словоохотливым, с характерным звучанием картавого звука «р». Я вспомнила его улыбку слегка припухших губ, и мне стало до щипания обидно.

Сколько его помню, еще со школы, он всегда находился в одном и том же возрасте примерных под шестьдесят. Его сутулая походка никогда не была быстрой, говорил он спокойным голосом, ни при каких обстоятельствах не превышал приличного тона.

Даже когда его окатила волна из грязной лужи от проехавшего слишком быстро автомобиля, и его белоснежный пиджак превратился в ткань с абстракцией а-ля пуантилизм (точечная живопись), а выскочивший водитель вместо извинений накричал на него, то Аркадий Исаакович, смахнув непрозрачную каплю с длинного носа, только улыбнулся в ответ.

– Бывает, – спокойно отреагировал пострадавший и повернулся к подъезду, желая переодеться.

Противный водитель продолжал что-то кричать вслед.

Будучи свидетелем подобного хамства, я не выдержала. Моё подростковое возмущение перевесило природную вежливость, и я вызывающе взвизгнула:

– Сам козел!

Ошарашенный водила замер с открытым ртом.

Соседи,