Глава 1

В кабинете нотариуса господина Отто Краузе, приютившемся неподалёку от шумной торговой улицы, стояла гробовая тишина. Трое из четырех наследников, одетые в подобающий случаю траур, словно прилипнув к стульям, застыли в напряжённом ожидании. Казалось, они боялись даже моргнуть, ловили каждое движение воздуха, не говоря уже о словах, которые вот-вот сорвутся с губ нотариуса. Господин Краузе, мужчина лет пятидесяти, с фигурой, намекающей на любовь к хорошей еде, навис над своим столом, словно гранитная глыба, хранящая некую тайну. На его лице застыла маска торжественной серьёзности, подобающая моменту оглашения завещания. Несмотря на все усилия казаться невозмутимым, предательские капли пота, пробивавшиеся сквозь лысину, выдавали внутреннее напряжение представителя немецкой юриспруденции.

Он снова и снова возвращался мыслями к тому злополучному дню, когда месяц назад в его тихий кабинет в провинциальном Бурге влетел подвыпивший русский, требуя немедленно составить завещание. Господин Краузе пытался воззвать к здравому смыслу, убеждая, что составление столь важного документа в нетрезвом виде – верх легкомыслия. Но визитёр был непреклонен, уверяя, что он абсолютно трезв и чист, аки богемское стекло, даже в состоянии лично управлять автомобилем. И если у господина Краузе есть хоть капля сомнений, он прямо сейчас может прокатить его с ветерком. И что он, уважаемый немецкий господин, просто не видел его, Лёху, пьяным. Господину Краузе стало проще капитулировать, чем продолжать выслушивать его тирады. Тем более, что клиент подкрепил свои доводы финансово. В ходе беседы выяснилось, что новым клиентом господина Краузе оказался не кто иной, как Лёха Белочистов, бывший "новый русский", удачно раскрутившийся во время Перестройки и уехавший покорять Европу. И покорил! Составляя завещание, господин Краузе даже не предполагал, что его клиент так скоро отправится в мир иной. Как опытный нотариус, он рассчитывал, что тот вернётся, протрезвеет и составит новое, более разумное распоряжение своим имуществом.

Нотариус обвёл взглядом притихших наследников и в который раз промокнул платком блестящий купол лысины. Дальше тянуть было некуда. Поправив очки в тонкой золотой оправе, он взял пухлыми пальцами лежащий перед ним лист завещания. Голос его, обычно густой и уверенный, слегка дрогнул:

– Я, Алексей Иванович Белочистов, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю… Моему персональному помощнику, педантичному до мозга костей и совершенно не умеющему выпивать зануде… – нотариус бросил взгляд поверх очков на молодого человека в безупречном чёрном костюме и ослепительно белой рубашке. Тонкие пальцы Вольфганга Ланга судорожно вцепились в колени. – …Вольфгангу Лангу завещаю мою любимую кочергу из поместья во Франции. Как часто мне хотелось запустить ею в моего помощника. Так пусть же моё желание исполнится посмертно.

В кабинете повисла такая тишина, что можно было услышать, как в соседнем квартале муха планирует своё падение. Недоумённые взоры наследников устремились на господина Ланга. Теперь уже бывший личный помощник усопшего старательно пытался изобразить радость от оказанной чести, но предательский румянец на шее и щеках выдавал всё его внутреннее возмущение.

Тем временем нотариус, стараясь сохранить видимость невозмутимости, продолжил:

– Своему персональному охраннику и водителю в одном лице, господину Петеру Миллеру, с совершенно отбитым на ринге мозгом и оставшейся единственной извилиной и той, разделяющей ягодицы на два полушария, завещаю мою любимую, привезённую в своё время из России мухобойку. Этих двух редкостных придурков я не увольнял, так как без их непонятных нормальному русскому человеку чудачеств моя жизнь за границей была бы скучна и однообразна.

Присутствующие снова недоумённо переглянулись. Нотариус в очередной раз промокнул влажную лысину носовым платком, жадно прильнул к бутылке воды и, осушив едва ли не половину, продолжил:

– Моей любовнице Ирме Крюгер, чья фамилия у меня ассоциируется с любимым фильмом ужасов, я завещаю пивную кружку с изображением оленя, приобретённую мною в Потсдаме. Пусть хранит в ней свой…кхм… фаллоимитатор, а позже, когда состарится, вставную челюсть.

– И это всё?! – взвизгнула длинноногая красотка лет двадцати, выкрашенная в ядовитый блонд и облачённая в траурное мини-платье, обтягивающее её точёную фигурку. От негодования её холёные руки затряслись, а пухлые губы, накрашенные вызывающей красной помадой, презрительно скривились.

– Увы… всё, – с тяжким вздохом подтвердил нотариус, чувствуя, как пот заливает воротник рубашки.

– Мерзавец! Скупердяй! Я потратила на него лучшие годы своей жизни! Изуродовала волосы этой жуткой краской, потому что он, видите ли, предпочитал блондинок! И это всё, что я получаю?! – в ярости заверещала Ирма, готовая разорвать в клочья завещание.

– Ирма, дорогая, не сочиняй! Ты с ним всего-то последний год, – аккуратно поправил Вольфганг.

– Простите, господа, позволите продолжить? Здесь ещё строка, – нотариус, сдвинув очки на кончик носа, обвёл собравшихся строгим взглядом. – На большее эта крашеная проститутка со сделанными за мои же деньги сиськами и изменявшая мне с персональным помощником, может даже не рассчитывать.

– Право, это какое-то издевательство! – взорвался охранник усопшего, мужчина лет тридцати пяти, русоволосый, с крепкими кулаками и с характерным изгибом носовой перегородки – эхо боксёрских рингов.

– Я обязан зачитать завещание до конца, – бесстрастно парировал господин Краузе. – Итак. Всё моё состояние, а именно: сбережения в "Дойче Банк", контрольный пакет акций нефтегазовой компании, сеть магазинов "Лёха Старр", недвижимость в Германии, а так же поместье во Франции вместе с виноградниками, винодельней и, смею заметить, весьма прибыльной улиточной фермой я завещаю Баграту Кареновичу Давидяну, талантливому молодому урологу из Санкт-Петербурга, избавившему меня от почечной колики посредством пива и горячей ванны, сыну моих одноклассников Ларисы Митеевой, у которой я списывал математику, и Карена Давидяна, преподавшего мне науку удара кулаком в челюсть. Кроме того, обязываю Баграта Кареновича Давидяна после вступления в права наследства оказывать финансовую поддержку из средств, мне принадлежавших, и, в случае необходимости, предоставить квалифицированную медицинскую помощь моему единственному ребенку, рожденному от Нины Дмитриевны Завьяловой. Данное завещание вступает в силу с момента его оглашения. Подписано собственноручно господином Белочистовым. Завещание оглашено двадцать четвёртого мая сего года.

Нотариус в который раз промокнул влажную лысину платком и окинул взглядом ошарашенных присутствующих. Реакция наследников не заставила себя ждать. Первой, набрав в лёгкие побольше воздуха, завизжала любовница:

– Да как он мог! Как он посмел! Такое оскорбление! Я – честная девушка!

– Дорогая Ирма, возьми себя в руки! Ты же немка! – попытался её успокоить Вольфганг.

– Это неслыханно! Какой-то вонючий русский посмел обозвать меня крашеной проституткой! Меня! Чистокровную немку! Неотёсанный варвар!

– Однако вам ничто не мешало быть любовницей этого "варвара", – сухо констатировал нотариус. – Так! Уважаемые! Завещание оглашено. Можете быть свободны.

– Как свободны? – возмутился личный охранник. – Вы уверены, что всё прочитано верно, господин Краузе?

– Абсолютно. Вы полагаете, я разучился читать? Более того, я предусмотрительно изготовил для вас ксерокопии. В трёх экземплярах. Если вы сомневаетесь в ясности моего ума, можете лично предаться чтению на досуге.

Нотариус, словно фокусник, извлёк из ящика стола прозрачный файл с ксерокопиями и протянул его охраннику. Разочарованным наследникам ничего не оставалось, кроме как покинуть кабинет. Едва дверь за ними закрылась, нотариус облегчённо выдохнул, словно сбросил непосильную ношу. Он неторопливо поднялся, подошёл к старинному шкафу и извлёк из него припрятанную от любопытных глаз бутылку шнапса. Наполнил стакан на треть и осушил залпом, чувствуя, как обжигающая жидкость разливается по венам. Понимая, что после такого фееричного дня он морально истощён, нотариус запер контору и отправился домой.

Озлобленные, не находящие себе места от ярости, наследники направились в небольшое кафе неподалеку. Устроившись за круглым столиком в глубине зала и сделав заказ, Ирма откинулась на спинку стула и жадно затянулась сигаретой.

– Ёрш твою меть, – выдохнула она на ломаном русском, искренне веря, что изрекла нечто глубокомысленное, достойное философа. Этой фразе её научил ныне покойный любовник, уверяя, что она выражает наивысшую степень восторга.

– Ты прекрасно говоришь по-русски, – льстиво оценил Вольфганг, давно неравнодушный к прелестям блондинки.

– Я тоже кое-чему научился, – вставил Петер и тут же с комичным акцентом начал перечислять: – Здравствуйте, милости просимо, пилять, вали, свинячный рыль, шлюх, шухьер.

– Глубокие знания, – съязвил Вольфганг, невольно сглотнув слюну, когда официант принёс пиво: прозрачное, пенистое, цвета застывшего янтаря. Усопший босс под страхом смерти запрещал им троим даже смотреть в сторону алкоголя. Но сегодня ничто не могло помешать им оторваться по полной. – Однако эти знания не помогут нам изменить завещание.

– Кто бы мог подумать, что он всё завещает какому-то русскому?! Не знаю, как вы, но я не намерена расставаться со своей ванной из итальянского мрамора! – со слезами на глазах воскликнула Ирма.

– Ирма, прошу тебя, успокойся. Ни одна ванна не стоит твоих слёз. Даже из каррарского мрамора, – Вольфганг тяжко вздохнул. – Увы, боюсь, завещание оспорить не удастся.

– Я хочу в свою ванну. Вольфганг! Придумай что-нибудь! Я хочу… чтобы мы там занимались любовью! – заканючила Ирма, бросая на Вольфганга умоляющий, полный отчаяния взгляд. – Не понимаю, почему он тогда не поверил, что я поперхнулась, а ты мне всего лишь оказывал первую помощь?!

– Наверное, фройляйн Ирма, потому что вы в тот момент лежали на кровати в чём мать родила, а сверху на вас возлежал в том же виде герр Вольфганг, – хмыкнул охранник, не в силах сдержать колкость.

– Не смешно! – огрызнулась Ирма. – И нечего уподобляться жеребцам!

– Вот если бы ты осчастливила его наследником, то не было бы сейчас никаких проблем, – насупился от обиды бывший охранник.

– Так он не желал детей! Говорил, что от него в России родился больной даун! И его бывшая девушка заявила, что таких типов с дурной наследственностью, как он, нужно кастрировать при рождении, – возмутилась Ирма, в чьи в планы совершенно не входила перспектива беременности от богатого русского.

– Это всё лирика, пустое сотрясание воздуха. Давайте лучше подумаем, что мы можем предпринять, – Вольфганг отхлебнул пиво из кружки, задумчиво глядя в потолок.

– Найти этого дауна и опротестовать завещание, – предложил Петер.

– Это непросто… Мы даже имени его не знаем. Только имя матери… Ирма, дорогая, может, тебе что-то известно?

– Нет, – блондинка нервно закусила накрашенную губу. – Жаль, что он мне не сказал. Если бы его ребёнок был мужчиной, я бы вышла за него замуж, и проблема была бы решена.

– Ничего подобного. Если у ребёнка синдром Дауна, значит, у него есть опекун. Скорее всего, мать. Так что женитьба на дауне отпадает… Но… Ты можешь выйти замуж за другого наследника… За уролога! – Вольфганг вдруг оживился, словно в его подвыпившей голове вспыхнула лампочка. Он снова схватил завещание. – Точно! Баграт Каренович Давидян, уролог, Санкт-Петербург. Нужно только найти этого человека и доставить его сюда, в Германию.

– Похитить! – с энтузиазмом подхватил бывший охранник, отхлебнув из своей кружки, предвкушая новую авантюру.

– А если мы ему скажем, что это похищение, он поедет? – Ирма часто, словно бабочка, заморгала длинными ресницами.

– А мы не скажем, что это похищение, – возразил совершенно непьющий Вольфганг, голову которого уже ощутимо подкруживало. – Просто предложим вояж за границу. Мол, к пациенту на консультацию. Исполнить врачебный долг!

– Я считаю неприличным обманывать моего будущего мужа, – надула губки Ирма. В её воображении уже рисовался образ статного жениха, с которым она в белоснежном платье, словно облако, и с небольшим букетом роз, плывёт к алтарю. – Мы же воспитанные люди. Европейцы! Надо сказать прямо: "Господин Баграт, мы вас ненадолго похитим. Вы женитесь на обворожительной блондинке, перепишите на неё поместье во Франции… и всё прочее… а потом можете быть совершенно свободны!"

– Ирма, голубушка, после такого откровения он от нас, боюсь, наутёк пустится. Русские мужчины – как дикие звери. Их сначала приручать надо, – усмехнулся Вольфганг.

– Я тут вот что вычитал, – Петер, склонившись над ксерокопией завещания, сморщил лоб, словно разгадывал сложнейший ребус. – Почему у матери жениха фамилия Митеева, а у отца – Давидян?

– Ах, боже мой! – Ирма картинно закатила глаза. – Неужели не ясно? Вышла замуж и сменила фамилию.

– Дело не в этом. У нашего босса фамилия была Белочистов, а у наследника заканчивается на -ян! – не унимался бывший охранник.

– Да у этих русских чёрт ногу сломит! – раздражённо воскликнул Вольфганг. – Слушайте, что я придумал! Надо нанять спеца, который съездит в Россию и доставит нам наследника.

– Зачем лишние глаза? Я сам могу за ним слетать, – предложил Петер. – Я русский знаю. И физически я в отличной форме. С одним-то управлюсь как нечего делать.

– Гениально! Петер, я восхищён твоим умом! Как всё просто! Ты находишь нашего жениха в Питере, привозишь в Германию, мы его тут же женим. А потом усыпляем и прячем в психушку. Об этом я позабочусь. И вуаля! Денежки наши!

– Петер, ты просто герой! – с придыханием произнесла Ирма, предвкушая триумф. – Давайте скорее начнём эту грандиозную операцию. Я уже чувствую этот пьянящий аромат денег!

– Надо бы ей какое-нибудь название дать, – Вольфганга распирало от гордости за собственную сообразительность, словно он только что изобрёл нечто важное, заслуживающее как минимум Нобелевской премии.