Цитаты из книги «Красавицы Бостона. Злодей»

и Персефона, Цветочница. Никогда ими не были. Я не утащил тебя навстречу тьме. Это ты вытащила меня на свет. И я беспомощно последовал за тобой. Будучи слеп, я обжегся. Я Икар. – Часы пробили пять. Наши шестьдесят минут истекли. Будильник на телефоне прозвенел, сообщая мне об этом, но я нажала на боковую кнопку, чтобы отключить его. – Я люблю тебя, как он любил солнце. Слишком близко. Слишком сильно. Слишком быстро.

– Я люблю тебя, Персефона, – прорычал он. – Люблю чертовски сильно. В какой-то момент я размяк. Пускай я спас тебя от «разбитого сердца», но твое разбитое сердце спасло меня. Десять эмоций – это, конечно, не двадцать семь. Мне еще многое предстоит испытать, но я хочу отправиться в это путешествие с тобой. Мы не Аид

Персефона: Ты отказываешься меня отпускать, но и обладать мной не желаешь. Если ты не подашь на развод, значит, это сделаю я. Ты не можешь удерживать меня против воли. Не звони мне. Не пиши. Не приближайся ко мне. И не беспокойся. Я не подам заявление, пока не закончится судебное разбирательство против «Зеленой жизни». Я сохраню твою тайну. Ты хотел жениться на незнакомке. Поздравляю. Ею ты меня и сделал.

Киллиан наклонился поцеловать меня. Было заманчиво спустить ему все с рук, но ради его сердца из искусственной травы, я опустила ладонь ему на грудь и оттолкнула его. – Скажи. Он недовольно поджал губы, его взгляд стал суровым. Щелкнул костяшками, что, как я заметила, старался не делать в присутствии других людей. Он цеплялся за самоконтроль. С трудом. – Я пришел обжиматься с тобой, как школьник. Довольна? – Очень. – Я потянула его в комнату, схватив за треугольный вырез футболки, и закрыла за нами дверь.

Но никто не учил его любви. Терпению. Состраданию. Жить, смеяться, наслаждаться ощущением капель дождя на коже. Никто не проявил к нему человечность. Возможно, в этом крылась одна из причин, почему ему так нравилось связывание. Оно позволяло ему сохранять контроль даже в тех ситуациях, когда полагалось расслабиться.

Килл сидел на краю матраса в строгом костюме темно-синего цвета с серым галстуком и в коротком пальто. Его запах – льда, прохладной ночи и кедра, – подсказал мне, что он только что вернулся домой. Еще даже не снял пальто. – Это не твоя кровать, – заявил он. – Если я гожусь для того, чтобы согревать твою постель, то гожусь и для того, чтобы в ней спать. – Я приподнялась на локтях, сдувая упавшие на глаза пряди волос. – Никто не говорил, что ты годишься для того, чтобы ее согревать. Я взял тебя на кухонном столе и возле окна, а не в своей постели. – Помнишь и дорожишь каждым моментом, ясно. – Я захлопала ресницами.

лексиконе Киллиана не было такого слова как «эмоции», а тем более не было представления о том, как их испытывать. Я еще не видела его печальным, обиженным или отчаявшимся. Единственное подобие эмоции, которое он когда-либо испытывал, это раздражение. Я часто его раздражала. Но даже тогда он с рекордной скоростью брал свое настроение под контроль. В остальном мой муж превратил свое сердце в просто-напросто функционирующий орган. Пустую, никчемную вещь.

Пусть и нехотя, но я должна была признать, что Килл соответствовал всем моим требованиям к хорошему мужу, даже если только формально. Он баловал меня шикарным гардеробом и сверхсовременной квартирой, выплатил мои долги, не подпускал ко мне бандитов и боготворил мое тело так, как я вообще не считала возможным, открывая мне новые, неведомые грани. Он был скуп лишь на то, чего я жаждала больше всего. Страсть. Эмоции. Преданность.

– И что это ты, по-твоему, делаешь? – Киллиан прищурил глаза, нацелив на меня взгляд, словно оружие. – А на что это похоже? – ответила я самым милым, самым невинным тоном. – Выводишь меня из себя. – А я думала, что человеческие эмоции тебе чужды. – Похоже, эта эмоция возникает всякий раз, когда ты оказываешься рядом. Ты нашла свое призвание. – Ха! – воскликнула я. – Значит, у меня все же есть какие-то способности. А ты думал, что я заурядная.

– Я учился за границей, – пробормотал я. Все уроки по американской истории у меня проходили с репетиторами. – Я знаю, – тихо сказала она. – В отличие от наших детей, которые будут с нами, пока не станут достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно принять решение о том, где хотят учиться. Ага. Продолжай убеждать себя в этом, милая. – Только через твой труп, да? – простонал я, вонзая крюк глубже в копыто. – Нет, – спокойно возразила она. – Через твой.