2234г.

Отделение дознавания компании «ЭКОНТЕР». Бывшая Московская область, «Зона-Н».

Кабинет выездного психолога. Четвертый этаж длинного стоэтажного здания.

10.21 утра, по федеральному времени.

– Есть ли у вас связь с кем-нибудь из «Зоны-Н» или других близлежащих городов?

Коротко стриженая женщина, облаченная в тугой обтягивающий костюм темно-синего цвета, неслышно била по мраморному полу ногой в такт часам и старалась сохранять спокойствие. Ресницы на ее глазах были покрыты тонким слоем белой пудры, новое лекарство против спазма аккомодации или попросту, зрительного переутомления. Из-за этого недуга Ангелина с детства была немного близорука.

– Связь, какого рода вас интересует? – медленно донеслось в ответ.

Мужской голос был так спокоен, будто бы его только что напоили чашечкой теплого чая с мятой, а не предварительно избили.

– Связь любого рода, – она сделала паузу. – Общение, общие интересы… Интимная связь.

Женский голос слегка дрогнул. Мужчина сразу отметил это.

– Возможно, – медленно протянул он и улыбнулся краешком губ.

Зловещая тишина сверкающе-мраморного кабинета звучно отбрасывала эхо только что произнесенных слов. После короткой фразы, произнесенной заключенным, женщина поняла, что ее респондент не скажет ни слова. Это стало ясно и без проведения дополнительного тестирования. Психология таких индивидуумов – была темой ее дипломной работы. Ангелина неплохо разбиралась в мужчинах, как бы странно это не было, учитывая в каком состоянии находился мир последние столетия.

– Конкретнее, пожалуйста, – нахмурилась дознаватель, сделав еще одну бессмысленную попытку, – Мне нужно имя, местоположение, адрес этой женщины. Или нескольких женщин, – добавила она, немного подумав.

– Вы считаете, что я настолько хорош? – усмехнулся голос.

– Я ничего не считаю, – отрезали в ответ.

– Вы нервничаете, – мужской голос стал мягче. Он словно убаюкивал женщину, окутывая ее податливостью гласных и дрожащими приглушенными окончаниями, – Может быть, мне сделать вам массаж? – донеслось до нее вполне отчетливо. И, кажется, это был не вопрос.

– У вас есть медицинское образование? – холодно поинтересовалась она, игнорируя собственные инстинкты.

– Для того, чтобы доставлять удовольствие, мне не нужен диплом.

Ответ Иного еще раз заставил женщину почувствовать себя бесконечно уставшей от этого тяжелого и напряженного дня. Ангелина устало протерла глаза, и что-то начеркав на желтом листке бумаги, бегло взглянула в окно. Там был свет. Ничего общего с ее паршивым настроением. Опять эта работа. Опять эта чертова работа. Уже битый час перед ней сидел невысокий коренастый мужчина, лет тридцати пяти, с небритой трехдневной щетиной и заросшими, как у медведя гризли, волосами. Он вальяжно раскинулся на мягком кожаном кресле и усиленно делал вид, что ему наплевать на все происходящее.

– Ваше имя, – менторским тоном спросила Ангелина и приподняла одну бровь, в ожидании ответа. Она старалась не смотреть ему в глаза. Она и хотела, и не хотела этого одновременно. Годы проведенные в институте создали из нее пуленепробиваемый танк, который не способна была пробить даже атомная атака. Ангелина была лучшей студенткой на курсе и прекрасно помнила, чему их учили на кафедре «эмоциональной животнологии». Главное правило всех принимающих респондентов – игнорировать и пресекать визуальные и тактильные контакты с представителем иного пола. Иной пол. Иной…

– Вы будете отвечать? – звонкий мелодичный голос Ангелины снова раздробил тишину бледных стен помещения, – Что вы делали в «Зоне-Н»?

– А как же право на адвоката? – усмехнулся Иной и поднял на девушку серо-коричневый взгляд, цвета горелого пережаренного кофе.

Это был европеец, хотя возможно в его генах, будто редкий коктейль, смешались гены Ближнего Кавказа, давно покоившегося под толщей североатлантического льда. Ага, значит горец. И строит из себя такового.

– У вас нет права на адвоката, и вы это знаете… – мрачно ответила Ангелина, вытянувшись на своем прямом и жестком стуле, словно металлическая арматура, – Согласно законам Российской Конфедерации на основании статьи 1673 пункта «В», нарушив территории свободную от представителей Иного пола, вы автоматически лишаетесь права на адвоката, а так же на любого другого представителя официальных структур уполномоченного прийти вам на помощь.

– А как же эти ваши хваленые защитники-активисты? – без всякой надежды в голосе, спросил Иной.

В его пронзительных глазах плясали озорные черти, побуждая Ангелину воинственно вздыхать и морщиться. Демонстративное неуважение пленника раздражало и пугало ее. Кто он такой, чтобы так себя вести? Но вместо того, чтобы высказать свои мысли вслух, Ангелина вопросительно взглянула на мужчину.

– Понято, – удрученно кивнул, словно ничего хорошего от этой беседы уже не ждал.

– Ваши защитники еще дадут о себе знать, – пожала плечами женщина, – Успокойтесь. Пока вы здесь, ваша жизнь принадлежит «Эконтеру».

– О да… – весело усмехнулся Иной и закинув руки за голову, начал медленно раскачиваться на своем кресле, – Но психолога мне почему-то предоставили… Думаете, я чувствую себя… подавленно?

Он бросил на нее заинтересованный взгляд.

– Это издержки, – резко перебила его Ангелина, – Акт животнолюбия, если хотите. Я настоятельно рекомендую вам отвечать на мои несложные вопросы. Иначе мне придется отправить вас на принудительное дознавание. А в этом, поверьте, нет ничего приятного.

– Что, будете меня пытать? – с интересом осведомился он.

Иной явно продолжал веселиться. Вот придурок. Натуральный придурок. Самый мерзкий из всех представителей своего пола.

– Не исключено, – участливо кивнула Ангелина и выдавила из себя вежливую улыбку.

Она на секунду представила, с каким удовольствием некоторые ее коллеги прибегут к нейроновым шокерам или заколют его транквилизаторами, способными развязать язык даже немому.

– Я еще раз повторяю свой вопрос, назовите ваше имя? Может, скажете, наконец?

Прошло несколько минут, прежде чем Иной решил почтить ее своим внимание и ответить.

– Александр, – почти нежно произнес он и подмигнул ей.

Ангелина презрительно хмыкнула в ответ и внесла в блокнот необходимые метки.

– Как вы родились? – машинально спросила она, рисуя на обратной стороне бумаги маленького человечка, стоящего на краю мифического обрыва. Ей тут же захотелось нарисовать рядом большой ботинок, отправляющий его одним пинком в нарисованную пропасть. Как чудесно, если бы все проблемы в этом мире решались именно так.

– Точно так же, как и ты, моя милая… – услышала она раздраженный грубоватый тембр и машинально подняла не накрашенные глаза, чтобы еще раз посмотреть этому хаму в лицо. Как она и предполагала, мужчина выглядел недовольным. Его торс закрепили удерживающей хромированной лентой, это мешало ему свободно дышать.

– Это единственное право, которое за нами закреплено природой, – добавил он, выплевывая ей в лицо каждое слово.

– Вы забыли о природе, выбирая для себя мужеложенье и тиранию, – не сдержалась она.

– Давайте не будем говорит о тех, кому просто не оставалось ничего другого, – презрительно заявил он, – Ваша эмансипации и феминизм, эти ваши права и обязанности, этот ваш прогресс и развитие. Вам нравится ваш прогресс, дамочка? Когда в последний раз вы спали с кем-нибудь, кроме себе подобной?

– Да неужели? – развеселилась Ангелина.

К ее горлу начал подступать тошнотворный комок. Так всегда бывало, когда она начинала злиться. – Давайте не будем копаться в мировой истории и в моей постели, учитывая, что вас это касается в последнюю очередь, – она выдохнула, – Вы, Александр, незапланированная животная случайность, не отмеченная в пунктах рождаемости и не имеющая паспортного номера. Вы нигде не зарегистрированы, у вас нет карты медицинского и социального обслуживания, вы не имеете ни прав, ни возможностей для проживания на территории нашей Конфедерации. Впрочем, как и на других отдаленных мировых территориях. Вы – продукт отторжения. Несанкционированный. Поэтому я еще раз задаю вам свой вопрос, и поверьте, моему терпению можно позавидовать, как вы родились?

– А вот оно что… – усмехнувшись, протянул Иной.

В его глазах она увидела горькую злобу, заключенную в яркий ореол сощуренных соколиных глаз, – Значит, по вашему мнению, я – продукт отторжения? Да еще и несанкционированный? А может быть этот продукт отторжения сейчас встанет этого теплого государственного кресла, поднимет вашу длинную государственную юбочку и как следует вас оттрахает?

Пульс Ангелины резко участился. Она почти слышала биение своего ускоряющего моторы сердца. Гнев снова переполнил ее голову, а дыхание сбилось. Снова гормоны… Надо успокоится.

– Что, почувствовала, нечто особенное? Может быть, ответишь мне взаимностью? В конце концов другой такой возможности я могу тебе не предоставить, – продолжал он глумиться.

Ангелина, не глядя на объект своей ненависти, быстро открыла ящик стола и достала пачку гормональных капсул компании «Женофарм».

– О нет, не надо глотать таблеточки, – скривился он, – Ты же врач, должна понимать, что это противоречит всем твоим природным инстинктам. Давай ты отвернешь свою чертову камеру в другую сторону, и пока нас никто не видит, я отымею тебя прямо здесь. И тебе совсем не обязательно будет участвовать в этой вашей дебильной лотерее. А? – не унимался он.

– Кто ваша мать? – задала Ангелина очередной бессмысленный вопрос и сделала соответствующие пометки в компьютере.

Напротив обозначенного черным шрифтом вопроса, она поставила два значка – по 0% каждый. Это означало полное фиаско. Она знала, что он не ответит. Спасительная таблетка все еще лежала в ее мокрой ладони. Первая капля пота незаметно проложила дорожку от ее виска к ложбинке едва заметной и перетянутой жгутами линии груди, выглядывающей из жесткой хлопковой блузы грязно-бежевого цвета. Она могла быстро утихомирить свой гнев и привести в порядок беснующееся сердце. Надо было просто запихать таблетку в рот и сделать глоток воды. Но как это сделать, если мужчина напротив, внимательно следит за каждым ее движением. Он ясно видел, что она хочет сделать, как жаждет этой наркотической государственной таблетки, способной будто по мановению волшебной палочки решить все ее психологические и физические проблемы.

– Не испытывайте мое терпение, – услышала она свой голос.

Он был жесткий и низкий, будто она сорвала его на каком-нибудь матче, выкрикивая лозунги в поддержку любимой спортивной команды. Это было бы почти правдой, но она всей душой не любила спорт.

– Кто ваша мать? Отвечайте на вопрос.

Последовала долгая томительная пауза.

– Такая же сучка, как и ты… – наконец ответил он и отвернулся.

Ангелина молниеносно распахнула на него свои темно-серые глаза. Гнев быстро ушел. Она снова взяла себя в руки. Это просто работа. В нем нет ничего особенного. Ничего такого, за что бы она могла зацепиться. Он обычное животное, сродни тем, кого сюда доставляют время от времени. Животное, не способное к проживанию в цивилизованном социуме, так долго и мучительно воссоздававшимся ее родом. Женским родом.

– Кто вас вырастил? Вас нет ни в одной базе данных.

Еще один вопрос на автомате.

– Тебе полегчало, милая? – заботливо поинтересовался пленник.

Он будто фильтровал все то, что она говорила. Намеренно не замечал вопросов, благодаря которым она могла бы хоть что-то записать в его личное дело и отчитаться перед начальством. Он делал это специально, чтобы позлить ее и расшатать ту святую систему, которую она чтила больше всего на свете – систему государственного превосходства над такими как он. Ангелина сжала губы в тонкую полоску и решила, что с нее хватит. Тем временем, огоньки в его смешливых глазах снова заблестели недобрым блеском.

– Кто учил вас русско-европейской грамоте? – задала она следующий вопрос, игнорируя свои эмоции.

– А кто учил тебя? Ах да, прости, – буркнул он, – Конечно же, это ваше замшелое бабское государство.

Мужчина кивнул головой, как бы подтверждая истинность своих слов, и отвернулся в сторону приоткрытого окна. Солнце поднялось еще выше. Неброскую комнату озарил яркий дневной свет. Его радужные блики, как маленькие балерины, плясали на бледном уставшем лице пойманного респондента. Ангелина знала, что Иной не ел несколько дней. Он не спал, долго бежал от своих преследователей, за ним гналась стая хорошо натренированных псов. А еще несколько километров, по колючим кустам и бездорожью, обессиленного мужчину гнал вертолет вневедомственной пограничной охраны. Пытаясь сорвать с себя жесткие проволочные сети, наброшенные его преследователями и парализовавшие его, он поранил себе руку и долго дергался в конвульсиях, прежде чем его силой затащили в бронированный грузовик. За время недолгой беседы, Ангелина успела внимательно рассмотреть его нестандартный профиль с правильными чертами лица, ровный нос и широкие брови. Если бы не глубокая посадка глаз, как у неандертальца и очень острые, почти выпирающие скулы, в лице Иного можно было разглядеть нечто добросердечное. Правда, длинный шрам тянущийся от уголка рта к правому уху полностью рушил эту сладкую сентиментальную картину. Ангелина не была лишена чувства сострадания, и в другой ситуации ее вполне мог бы сразить приступ острой жалости. Но мужчина не давал ей поводов для снисхождения. Иной смотрел на нее прямо, с неприкрытым осаждающим омерзением.

Ангелина знала эти взгляды.

Помнила их каждый день и каждую ночь, ложась спать в свою большую и мягкую постель. Эти взгляды как бы говорили ей: «Эй, ты, женщина. Я ненавижу тебя. Ненавижу весь твой род и все твое племя. За то, что я, царь зверей, заперт в построенной тобой клетке, ем твое сырое мясо и подаю голос, только тогда, когда ты мне это позволяешь».

Прошло еще сорок четыре секунды.

– Отлично, – широко улыбнулась Ангелина и громко хлопнула крышкой флеш-бука, – Раз так, значит, нам не о чем больше разговаривать, господин Александр.

– Ну что вы, сколько деланного снисхождения в вашем голосе, – широко улыбнулся Иной.

У него была красивая и обезоруживающая улыбка. Зубы хорошие. Ровные. Восемь резцов, четыре конусовидных клыка. Нервные аппараты, кровеносные и лимфатические сосуды скорее всего в норме, зубная эмаль, дентин, зубной цемент – все, как у правильно сконструированных генетических особей. Сразу было понятно, что кто-то оказывал ему систематическую медицинскую помощь. В обычных условиях, ни один мужчина не смог бы поддерживать свою ротовую полость в таком идеальном состоянии. Хороший экземпляр. В нем чувствовалась порода. На черном рынке такой персонаж стоит кучу денег и его наверняка оставили бы для какой-нибудь влиятельной женщины, склонной к подчинению, а так же способной заплатить за него.

Ангелина на секунду времени представила, что такое… иметь мужчину… Иметь его каждый день и каждую ночь. Проводить с ним время, целовать его…мыть его…одевать…выгуливать. Кормить завтраками и ужинать вместе. Иметь возможность вдыхать его запах, чувствовать его пульс… Гладить его одежду, плести ему косы, читать на ночь. И играть. Каждый день играть в то, что ты для него единственная, а он принадлежит только в тебя. Иных осталось так мало на Земле, но даже сейчас они умудряются доставлять женщинам бесконечные проблемы. Из-за них дерутся, убивают, ими торгуют, на них делают ставки и весь этот чертов женский мир так или иначе вертится вокруг их бессмысленного мужского благополучия.

Мысли о самом грешном и таком противоестественном, бросили Ангелину в жар. Тело предательски напряглось, пульс снова участился, во рту стало сухо. Она не выдержала и отвернувшись, чтобы он не видел, запихала горькую и почти растаявшую в ладони гормональную таблетку в рот. Язык сразу обожгло и в горле неприятно запершило. Ангелина не торопясь налила в стакан холодной воды и сделала несколько глубоких глотков. Стало значительно легче.

– Приятного аппетита, – сказал Иной без энтузиазма и облизал пересохшие потрескавшиеся губы. Ангелина проследила за его взглядом. Он откровенно пялился на ее грудь.

Ей стало неуютно. У нее была неоправданно большая грудь. В переходном возрасте, как только молочные железы стали расти, Ангелина начала перетягивать их специальными резиновыми жгутами. Иметь грудь было немодно. Это аномалия встречалась очень редко, и ее второй размер считался уродством. Еще с юношества девушке внушали, что нужно обязательно сделать операцию по уменьшению молочных желез. Младенцев редко кормили грудью, просто потому что у женщин не часто появлялось молоко. Грудь не была нужна никому. Она только мешала женщинам заниматься спортом или тяжелым физическим трудом. Ангелина не знала ни одну женщину с такой грудью, как у нее. Она комплексовала и мучилась от этой неизбежности. В голове девушки давно зрел план избавления, но было слишком стыдно решиться на такой шаг. Она боялась, что если кто-нибудь узнает об этом – коллеги будут считать Ангелину неполноценной. Это наверняка скажется на ее карьере, которую она с таким усердием, кирпичик по кирпичику, выстраивала, будто большой и давно исчезнувший Колизей.

И все-таки он заметил…

Заметил, что ее грудь значительно больше, чем у остальных женщин. Сначала девушка прочитала в его глазах удивление, затем одобрение, а уже потом… что-то похожее на похоть. Как можно быть таким животным? Нет, он и правда, животное. Ему не давали пить вот уже несколько часов, а вместо того, чтобы вымолить у нее глоток свежей воды, он демонстрирует ей свое гнусное и низменное желание. Ангелина на секунду представила себе, что бы случилось, если бы не эта удерживающая лента и пять пар глаз, наблюдающих за ее работой в аппарат видео-регистрации. Скорее всего, Иной набросился бы на нее и грубо овладел ею. Девушка покраснела от собственных мыслей и невольно вскинула глаза к потолку. За ней неотрывно следила маленькая красная точка. Не знающий человек запросто перепутал бы ее с лазером, но только не сотрудники «Эконтер».

– Вас отведут на дознание, – сжав губы, процедила женщина, – Там вы сразу определите для себя, что есть правда, и настолько тесно она взаимосвязана с болью, – добавила она, не удержавшись от колкости.

– Из ваших нежных уст, это звучит как неприличное предложение.

Пленник продолжал усмехаться, будто до сих пор пребывал в переходном возрасте и был подвластен гормональных всплесках, неумению контролировать собственные слова и реакции. Эта бесконтрольность раздражала Ангелину.

– Вам послышалось, – ледяным тоном ответила она.

– Может, поужинаем как-нибудь? – не унимался он.

Даже на расстоянии она чувствовала густой и застрявший в воздухе запах его давно не мытого тела. Грязный запах. Туалет, еда, костровой дым и что-то еще… Собачья слюна, наверняка. Все это смешалось с ароматом мокрой и высохшей на нем одежды. Надо будет провести дезинфекцию помещения после этого сеанса. Ангелина лично протрет стул, на котором он сидел, а лучше вообще поменяет его. Выпишет на складе какой-нибудь тяжелый и жесткий, для таких, как этот зверь. И почему она не послушала свою начальницу, когда та утверждала, что не стоит баловать этих животных. Ангелина долго спорила с ней и утверждала, что мягкое кресло в психологическом смысле, поможет Иным