I

Сегодняшняя казнь станет для меня эпилогом. Не спрашивайте почему, просто я так чувствую. А интуиция, если хотите знать, ещё ни разу меня не подводила.

Помню, какие хищные взгляды то и дело бросал на меня дядя, взявший нас с сестрой на воспитание после смерти родителей. Последние несколько дней, решая моё будущее, он держался со мной чрезвычайно любезно. Насколько это вообще для него, возможно, разумеется. Представьте себе, человек, который ни разу не наградил тебя снисходительной улыбкой в знак похвалы за послушание, вдруг проявляет нескромную вежливость, называет «голубчиком» и даже разрешает садиться за стол вместе с остальными членами семьи. Любой бы заподозрил неладное, и подумайте только: всё это сопровождается таким презрительным, таким самодовольным взглядом! Глаза, как говорится, зеркало души, и ничего тут не попишешь. Сколько ни пытайся скрыть гниющий дух за приклеенной к губам миролюбивой гримасой – у тебя всё равно ничего не выйдет.

Дядя возненавидел меня за то, что я был карликом. Разве можно осуждать его из-за отвращения к такому неоспоримому уродству? Правда, я далеко не сразу узнал об этом, ведь родители никогда не разрешали мне смотреться в зеркало, а мама то и дело гладила по голове и называла самым красивым мальчиком на планете. Я всегда доверял этой мудрой женщине, которая знала цену каждому высказанному вслух слову. Мне не приходилось в ней сомневаться, к тому же она любила меня, и я её – тоже. Возможно, даже во много раз сильнее. А, впрочем, что вообще может сравниться по своей силе с беззаветной материнской любовью?

Отца я, напротив, немного побаивался. Он редко появлялся дома, предпочитая нашей скромной обители светские салоны, откуда возвращался неизменно пьяным и с совершенно пустыми карманами. Но случилось несчастье: его убили недоброжелатели за то, что он не смог с ними вовремя расплатиться. Не знаю, сколько денег задолжал этим людям отец, но, если верить слухам, сумма вышла весьма солидной.

Несмотря на то, что этот человек не сделал ничего хорошего