ПРОЛОГ

Пахло деревом и страхом. Робин Вайсс старалась дышать глубоко, чтобы успокоить молотящее в грудь сердце. Но стоило ли? Если уже через пару минут оно остановится и, возможно, навсегда. Глаза открывать не хотелось – не хотелось опять уткнуться взглядом в обшитую темно-красной тканью крышку гроба. И кто придумал, что это красиво?

Еще один вдох. Кажется, последний. Зажмуриться посильнее, задержать дыхание и…

Тело Робин Вайсс обмякло, словно сдулось. Пальцы, сжимающие клочок плотной бумаги, разжались, и на белую ткань выпала фотография мужчины. Он улыбался и смотрел куда-то в сторону влюбленными глазами, даже не догадываясь, что за ним наблюдают.

ЧАСТЬ 1. Умереть за любовь

Глава 1. Жареная картошка с луком

– Мне кажется, тебе хватит, – буркнул бармен, равнодушно протирая белым, в темных пятнах, полотенцем граненый стакан. Посмотрев через стекло на свет, он удовлетворенно хмыкнул и наконец уселся на высокий стул. – Иди домой, Робин.

– Ты кто такой, чтобы говорить мне, что делать, Митч, ммм? – язык не слушался, превратившись в жирную гусеницу, едва умещающуюся во рту. – Налей еще, не будь сволочью.

Робин протянула вперед руку с точно таким же стаканом, как и тот, что только что перекочевал на полку и блестел сейчас оттуда своими чистыми боками. Только в отличие от своего собрата, этот был испачкан красной помадой и отпечатками липких пальцев.

Митчел Броуди работал барменом больше двадцати лет. Начиналось все с забегаловки в подвальном помещении самого сомнительного района их небольшого города, но теперь в его владении было прекрасное заведение в лучших английских традициях, пользующееся успехом у таких вот сломленных людей, как сидящая напротив молодая девушка. Она приходила сюда давно – жила где-то неподалеку и предпочитала пропустить стаканчик-другой в его скромной компании вместо того, чтобы идти домой и пить одной.

Недовольно пробурчав что-то нечленораздельное себе под нос, бармен плеснул виски на дно чистого граненого стакана и поставил на стойку.

– Будем, – улыбнулась Робин, хватая стакан, и тут же осушила его одним глотком.

Жидкость растеклась по горлу, обожгла пищевод и защипала пустой желудок. Те две порции крылышков, должно быть, были съедены часа четыре назад и вряд ли могли считаться за приличный ужин. Или завтрак?

– Сколько времени? – пробормотала девушка и опустила голову на руки, сложенные на барной стойке.

– Почти пять, – даже не удосужившись посмотреть на часы, буркнул Митч.

– Утра? – удивленно приподняла голову девушка.

– Утра. – Бармен хмыкнул и быстрым движением забрал оба стакана, давая понять, что продолжения не будет.

– Злой ты какой-то, – криво ухмыльнулась Робин, постучала кулаком по столу, о чем-то раздумывая, и, почти свалившись с высокого стула, пошатываясь, побрела к выходу, подсвеченному яркой гирляндой в честь празднования Рождества. Немногочисленные посетители, тянувшие темную жидкость из своих стаканов, проводили ее взглядом и снова уткнулись в стол перед собой. Никому не было никакого дела до нее.

Улица обволакивала чуть влажным воздухом, сейчас слишком холодным, чтобы разгуливать в одном только платье, не прикрывающем колен. Тут и там в витринах мигали разноцветные огни, и припозднившиеся прохожие останавливались, поддерживая друг друга, чтобы не упасть, и смотрели то ли на украшения, то ли на свои потрепанные отражения. Если бы не трепетавшие на утреннем ветру острые листья пальм, ощущение праздника могло бы быть острее. А так…

Поправив задравшееся было едва ли не до трусиков платье, Робин неуверенным шагом пошла вдоль высоток. Ноги, запечатанные в ботинки на высокой платформе и затянутые шнурками почти до колен, заплетались, и девушка в который раз порадовалась тому, что решила не надевать сегодня такие привычные каблуки.

– Вас п-проводить? – икнул ей в щеку стоящий под фонарем парень и скабрезно улыбнулся, рассматривая ее роскошную фигуру.

– Отвали, – буркнула она, даже не удостоив его взглядом, и свернула за угол дома. Она была уже близко.

Лифт, как всегда, не работал. Выругавшись вслух, Робин схватилась за перила широкой деревянной лестницы и посмотрела вверх, прикидывая свои шансы добраться до четвертого этажа без последствий и переломанных ног. Первый пролет поддался легко, второй – чуть сложнее. Прошло не менее двадцати минут, прежде чем ей удалось добраться, наконец-то, до двери, обитой белым деревом, и, поковыряв в замке, ввалиться внутрь своей квартиры.

Затхлый воздух давно непроветриваемого пыльного помещения ударил в нос. Поморщившись, Робин прошла в комнату и села на длинный, во всю стену, диван, заваленный подушками, какими-то тетрадями, книгами, пустыми пакетами из-под чипсов и домашней одеждой. Еле стянув с отекших ног ботинки, она завалилась на бок и почти моментально уснула. Пойти напиться в баре было лучшим решением. Гораздо лучше, чем сидеть дома, в который раз пересматривая старые фотографии, и на полном серьезе размышлять о том, как бы она хотела умереть.

Умирать не хотелось, но и жить без него – тоже.

***

Робин и Габриэль познакомились очень давно, когда ходили вместе в одну секцию по плаванию в школе. И с тех пор девушка потеряла разум от такой безграничной любви, о которой раньше читала только в дешевых исторических романах, когда отдыхала у моря и от нечего делать брала потрепанные, оставленные кем-то книжки с полок там же, где выдавали чистые полотенца. Его нельзя было назвать красивым, скорее интересным: темные, чуть волнистые волосы, вихрами спадающие на глаза цвета оливок, узкий нос над тонкими ниточками обветренных губ, четко очерченный подбородок и впалые щеки. Он был среднего роста, хорошо сложен и весь светился, когда, подхватив раскрашенную желтым доску для серфинга, бежал к воде, чтобы терпеливо ждать подходящую волну.

В первый же день их знакомства девушка поклялась себе, что выйдет замуж за этого красавчика, но…

Прошло много лет. Много чего произошло. Но самое страшное случилось так внезапно и так нелепо, что казалось злой шуткой. Однажды Габриэля нашли на пляже. Решили, что, отправившись с самого утра ловить гигантские волны, потерял равновесие, упал в воду, получив по голове своей желтой доской для серфинга, и захлебнулся. Было слишком рано, чтобы нашелся еще один сумасшедший, отважившийся покорять стихию в это время года, и его заметила гуляющая по берегу парочка. Пока его вытащили на берег, пока попытались откачать… Все было кончено. Не дожив до своих двадцати пяти лет, Габриэль погиб, занимаясь любимым делом.

Похороны прошли шумно, прямо на пляже. У молодого человека было столько друзей, что их не смог бы вместить ни один, даже самый большой, бар. Столы ломились от бесчисленных коробок с пивом, пиццей, курицей и китайской лапшой, и Робин хмурилась, стараясь держаться в стороне. Она никого там не знала. Не удивительно, что ушла она слишком рано и уже в три часа дня сидела на высоком стуле за барной стойкой в заведении Митчела Броуди и пила стакан за стаканом чистый виски.

***

– Хреново выглядишь, – Митчел Броуди окинул взглядом усевшуюся за стойкой бара Робин Вайсс.

– Спасибо, я стараюсь, – ухмыльнулась она и сняла темные очки. Синяки под глазами от плохо смытой туши смотрелись жутковато.

– Давай заварю кофе? – предложил бармен, не надеясь на то, что его предложение будет иметь успех.

– Давай. Кофе и пожрать, – неожиданно согласилась ранняя посетительница.

Было два часа дня. Бар только что открылся, ожидая первых посетителей из числа тех, кому не нужно просиживать штаны в офисе, притворяясь, что их устраивает такая жизнь. Совсем скоро, очнувшись от разгульной ночи, сюда набежит толпа, жаждущая свежезажаренных колбасок с тушеной капустой и больших котлет, уложенных на печеный картофель и щедро политых грибным соусом, – фирменные блюда от хозяина заведения.

Кофе обжигал похлеще чистого виски, и Робин хмурилась, смотря в черную густую жижу. Стоящие рядом колбаски заигрывали белыми крапинками сала, но при одном только взгляде на них к горлу подступала тошнота.

– Слышала, вернулся Дэйв? – с интересом наблюдая за единственной посетительницей, спросил бармен.

Дейв был одним из частых гостей его заведения, играл иногда на гитаре и пел глубоким, слегка прокуренным голосом. Несколько недель назад он пропал, и поговаривали даже, что погиб, решив поплавать ночью в море, но тело так и не нашли.

– Дейв? Я думала, он умер, – нахмурилась Робин.

– Нет, пришел как ни в чем не бывало. Я открывал бар, а он подкрался сзади… недомерок.

– Странно. Мне казалось, я что-то слышала о его похоронах.

– А почему тогда не пошла? – усмехнулся Митч. Ему и самому казалось, что кто-то раскидывал черные листовки с приглашением на погребальную службу, но сейчас, когда буквально несколько минут назад он сам, своими глазами, видел бывшего мертвеца живым и здоровым, это казалось злой шуткой.

– Не пошла и не пошла, – пожала плечами Робин. – Мы мало общались. Практически никогда.

– Ясно.

Разговор исчерпал себя, больше обсуждать было нечего. Митчел Броуди демонстративно отвернулся, занявшись очень важным делом – в десятый раз протирал абсолютно чистые стаканы, – лишь бы не встречаться взглядом с этой странной, немного пугающей девушкой. Он сам до конца не понимал, почему при одном взгляде на нее его кидает в дрожь, и сначала даже думал, что втюрился в нее, как какой-то прыщавый пацан. Но после того как он однажды попробовал приударить за красоткой, сомнения ушли. Нет, она ему не нравилась. Он ее боялся.

Робин Вайсс ковыряла вилкой тушеную капусту, борясь с подступающей тошнотой, и украдкой наблюдала за барменом. Она прекрасно знала, какое производит впечатление на мужчин, – они боялись ее слишком говорящего взгляда, которым можно было бы убить, заряди кто-нибудь ей в глаза пару обойм с патронами.

– Дейв сегодня будет играть? – спросила девушка. Сейчас она была готова на все, даже терпеть этого трусоватого бармена, лишь бы не оставаться в тишине одной.

– Да, – буркнул Митчел. – Придет к пяти.

Кинув взгляд на часы, Робин поморщилась – слишком долго ждать. Она не выдержит компанию Митча и тарелки с остывшей капустой и слишком жирными, на ее вкус, колбасками. Кинув несколько купюр на барную стойку, девушка, даже не попрощавшись, соскочила со стула и направилась к дверям.

На улицах было немноголюдно. В самый разгар рабочего дня мало кто мог праздно шататься по тротуарам. Зато дороги были переполнены машинами и такси, истошно вопящими, стоило одному из водителей зазеваться хотя бы на секунду на зеленом сигнале светофора. Тут же ему вслед несся протяжный звук клаксонов и отборный мат.

Робин поймала себя на мысли, что, если не вспоминать вчерашний день и выкинуть из памяти казавшееся фарфоровым ледяное тело Габриэля, этот момент ничем не отличался от ее обычных будней, когда она брала на работе отгул и просто гуляла одна по улицам любимого города, наслаждаясь свободным днем. Ей даже не нужна была компания. Даже любимый человек был не нужен рядом. Ей всегда достаточно было того, что где-то милях в тридцати от нее он натирал воском свою любимую желтую доску для серфинга, и свет играл в его выжженных солнцем волосах.

Но не вспоминать не получалось. Не понимая, куда идет и зачем, Робин бродила по улицам, не обращая внимания на прохожих и визжащие машины. Она сама чувствовала себя фарфоровой – стоит оступиться и упасть, как тут же разлетишься на мелкую крошку. Словно она тоже умерла в тот самый миг, когда увидела безжизненные глаза оливкового цвета.

Девушка сама бы никогда не подумала, что будет чувствовать что-то подобное. Разлука никогда не была достаточной для нее причиной, чтобы страдать, грустить или замыкаться в себе. Она жила свою жизнь, наслаждаясь даже самой мыслью о нем. Кто же мог предположить, что смерть внесет свои коррективы и превратит ее в настоящую маньячку, готовую на все, лишь бы хоть один раз увидеть улыбку в оливкового цвета глазах.

Было уже семь вечера, когда ноги привели ее обратно в бар к Митчелу Броуди. Офисные работники тянулись в него стройной очередью и рассаживались за свободные столики. Каким-то чудом ей достался последний незанятый стул у барной стойки, и, попросив стакан чистого виски, Робин развернулась к углу, из которого лились звуки гитары и хриплого прокуренного голоса.

Дейв, молодой мужчина лет тридцати пяти, пел какую-то незнакомую песню, закрыв глаза. В нем что-то изменилось – неуловимо. Так меняются люди, увольняясь с работы и отправляясь в далекое путешествие. Словно сбрасывают груз цивилизации со своих сгорбленных плеч, уставших нести на себе все обязательства и правила земного мира. В остальном можно было не сомневаться – это действительно был он.

Внезапно Робин вспомнила о черных листовках с приглашением на его поминальную службу. Это было взаправду? Или только приснилось? А если так – почему один и тот же сон снился им с Митчем, обоим?

– Классно поет, да?

Рядом с ней сидел молодой парень в сером костюме, слишком легком для этой декабрьской ночи. Робин удивленно обернулась на него, и тот сразу сник – еще один не мог выдержать этого взгляда. Слишком тяжелого, выражающего искреннее отвращение.

Девушка сама раньше не понимала, почему на нее так реагируют, пока один отважный знакомый, выпивший несколько больше, чем следовало, не признался ей в том, что боится ее. Искренне удивившись, Робин тогда попыталась расспросить его, в чем проблема, но внятного ответа не получила. В тот вечер она вернулась домой и перерыла фотоальбомы, пытаясь найти снимки, на которых она не старалась специально казаться милой или веселой. Уже после четвертого стало все понятно – ее взгляд отталкивал. Он говорил о ней больше, чем все те искусственные беседы, в которых она хотела казаться милой и приветливой. Он говорил об огромной боли прошлого и недоверии к любому, кто пытался сблизиться с ней или хотя бы просто заговорить.

А еще о том, что ее сердце навсегда занято только одним мужчиной, с которым ей теперь не суждено быть вместе.

– Хорошо поет, – натужно улыбнулась Робин по привычке, но тут же уголки губ поползли вниз. К черту его! К черту их всех! Пусть думают, что хотят!

Парень ничего не ответил. Отвернувшись, он пил пиво прямо из бутылки и оглядывал зал, видимо, надеясь найти более подходящую компанию.