Клуб для молодых писателей

Арбайтенграунд (Южный округ), 1947 год

Примечание. Совершеннолетие в Арбайтенграунде и Нордеграунде наступает с семнадцати лет.

НРП (Народная рабочая партия, 1921—1990 гг.) – единственная легальная политическая партия в стране.

Прожиточный минимум – 5 марок в месяц (установлено в законопроекте о финансовом благополучии граждан в 1924 году).

Глава 1
Поэт и его дама сердца

1

Каждые два месяца в южно-окружной газете «Здесь и сейчас» появляется вот такое объявление:

«Сдается комната в Коммунистическом районе; д. 123, кв. 21, второй этаж.

В пяти минутах ходьбы находятся магазин продуктов, аптека и прачечная. Предусматривается автобусная остановка с транспортом по маршрутам: “Ком. район – Птичий квартал – Ульрихштрассе”, “Ком. район – Андреплатц – Плюшкинская улица” и т. д.

Предоставляется отдельная комната со всеми удобствами: туалетом, горячей водой, отоплением и электричеством. Стоимость проживания зависит от кол-ва арендаторов: 1 человек – 3 марки в месяц, 2 человека – 6 марок в месяц (не более двух жильцов).

Требования:

1. Не принимаются лица без гражданства, с суммой дохода меньше прожиточного минимума.

2. Не принимаются лица, имеющие судимости.

3. Не принимаются семьи с маленькими детьми.

4. Не принимаются лица с психическими или физическими отклонениями.

А также:

• нельзя устраивать посиделки и вечеринки с 23:00 до 10:00;

• нельзя приводить гостей, не уведомив заранее арендодателя;

• обязательно подписывать продукты в холодильнике;

• не играть на музыкальных инструментах;

• не брать чужие вещи без разрешения;

• платить вовремя! Долги и обещания “завтра оплачу” не принимаются;

• не приводить домашних животных;

• заранее предупреждать о переезде.

Телефон: ********.

Йозеф Г. Ренау»

В последнее время чужие люди в доме Йозефа не редкость – так уверяли соседи. Зачем молодой человек, которому пришлось променять учебу на фабрику, сдавал комнату за деньги? Таким вопросом задавались старики, большая часть из которых – друзья и соседи его покойной бабушки. Они знали семью Ренау. Много лет назад девушка, – точнее, еще только подросток на тот момент, – бросила грудного Йозефа на попечение своей матери, а сама уехала в неизвестном направлении вместе с кавалером. Жила маленькая семья худо-бедно, денег не хватало: кредиты, жизнь на пенсию… Юноша еще со школы работал, бабушку любил и заботился о ней до самой смерти. Старушка умерла год назад от инфаркта.

Вообще, квартира была двухкомнатной, просторной, однако небольшой. В детстве у Йозефа складывалось впечатление, будто он живет в гусенице. Его комната смежная с гостиной, которая до недавних пор была также бабушкиной спальней. Дальше она разветвлялась на две части: кухню и прихожую, где сбоку, у самого прохода, располагались ванная и туалет. По сути, можно уединиться либо там, либо в комнате, хотя через стенку слышно, как льется из душа вода. Иногда приходилось воздерживаться от купания и не включать радио в обед, пока бабушка спит чутким старческим сном. Ренау провел в комнатке свое детство. После смерти близкого человека он выкинул все старые вещи с игрушками, а наиболее ценные и целые переложил в бабушкин шкаф. Спустя сорок дней Йозеф поместил свое первое объявление в газете.

Но зачем? Бизнес? Сексуальная неудовлетворенность? Потребность в общении? Собутыльники?

Вот здесь обычно открытый Йозеф говорил так, без лишних подробностей: «Деньги нужны – и все тут». – «А на что нужны рабочему деньги? Лекарства есть, одежда есть, еда есть».

Ренау в большинстве случаев отмалчивался: меньше пускай знают, не ихнего ума дело.

Пожалуй, сплетни – вершина айсберга проблем. Он в свои двадцать три года чуть не поседел и те правила в газете не зря выставлял, даже платил редактору деньги за грамотное оформление. Подобные личности, которые не соблюдали требования, приносили ему много хлопот: начиная с гнетущих счетов и шума, заканчивая недовольством соседей и даже их собранием по поводу выселения. Пускай арендаторы знают, с чем сталкиваются, а устраивают их условия или нет – арендодателя не волнует.

Особенно тревожно Йозефу за сбережения. Не доверял он банку, поэтому прятал их в маленькую синюю коробку из-под печенья, и хранилась она в глубинах шкафа, в вещах. Полкой выше стояли белые от пыли книги, сбоку – отдел с верхней одеждой. Накопилось уже десять марок – денег немало, но не достаточно. Пять на госпошлину и на дорогу, так как прямого рейса поездом нет, точно уйдет, а остального при экономии хватит от силы на неделю. Нужно как минимум еще пять марок, чтобы до двух дотянуть. Море, солнце, пляж – хоть какие-то впечатления останутся под старость лет.

Уже скоро, а пока надо потерпеть чужих людей и небольшие траты за размещение объявления в газеты – так надежнее и быстрее. Потом Йозеф завяжет с арендой: слишком хлопотно. Зато он сможет хотя бы в первый и последний раз за всю небогатую жизнь отдохнуть. Пока Ренау молодой и силы есть.

Вот однажды сказал он коллеге по цеху: «Эх, один раз живем!»

2

Обычно люди откликались только через неделю или пять дней, но на этот раз позвонили спустя сутки, вечером, когда Йозеф вернулся с работы. Он взял трубку.

– Алло.

– Здравствуйте, – затараторил голос на другом конце провода. – Я по поводу объявления. Вопрос еще актуален?

– Да.

– О, замечательно. Можно я к вам завтра зайду? Вы же в субботу не работаете?

– Нет. Сначала представьтесь.

– Иосиф Яффе.

– Мигрант?

– Нет.

– Один?

– Да. Мне надо как-то добираться до института имени Гете, вот и позвонил вам.

– Студент, значит.

– Да. Наши общежития все забиты, желающих много… Если честно, мне также хочется иметь собственный угол, вот поэтому я и ищу хотя бы отдельную комнату. Условия в газете читал и могу заверить: не переживайте, я человек тихий.

Йозеф вздохнул.

– Надеюсь. Ладно, завтра жду вас с часу до трех, не раньше и не позже.

– Понял вас. До завтра.

Ренау положил трубку, принял душ, лег под прохладное одеяло и закрыл глаза. «Боже, уже заявляются, – подумал он. – Студенты эти, будущие чертовы филологи! А сейчас как раз учебный год начинается. Вечеринки, пьянки, один ветер в голове, ведь жили у меня две студентки, устроили погром. Ладно, посмотрим на новенького. Но мне уже не нравится…»

С такими мыслями арендодатель заснул.

***

Едва время подошло к часу дня, как в дверь постучали. Йозеф, который спросонок пил чай, накинул халат и пошаркал в тапочках до прихожей. В первое время он к приходу гостей надевал недорогой костюм и галстук. Однако со временем арендаторы стали привычными посетителями, так что с каждым новым жильцом Йозеф все меньше и меньше заморачивался – иногда и в трусах мог выйти, если комнату снимала не девушка и не дуло из подъезда.

На пороге же стоял юноша чуть младше Йозефа. В отличие от него, широкоплечего светловолосого рабочего со шрамом на щеке (результат пьяной драки в баре), Иосиф Яффе выглядел маленьким; черные кудри облипали щеки, очки все время съезжали на кончик носа. Из-под пальто выглядывал воротник свитера, и казалось, будто шея тоньше, чем на самом деле. Однако лицо выглядело совсем недетским: спокойным и даже надменным, подбородок задран кверху.

– Здравствуйте, я к вам, – бесстрастно сказал Иосиф Яффе. – Я по поводу квартиры.

Йозеф кивнул и повел его в комнату – в небольшое помещение, где стояли только кровать, стол, стул и шкаф с зеркалом на дверце в полный рост. Иосиф молча осмотрел мебель и сказал:

– Угу, сойдет. Вещей у меня немного, все поместится.

Затем они направились в ванную комнату. Йозеф показал отдельную полку для принадлежностей, дабы потом не возникало путаницы, на что Иосиф кивнул.

– Это замечательно, герр Ренау. Я рад, что вы заботитесь о других.

Йозеф поднял бровь.

– В смысле?

– За гигиеной следите. Представьте, что было бы, если бы мы с вами хранили зубные щетки в одном шкафу: там и так влажно, а тут еще прибавится целый рассадник бактерий. И с бритвами так же.

Йозеф усмехнулся.

– А как ты тогда ешь в столовой? Там же все из одной миски жрут.

– Не спорю, тарелки моют плохо, да и еда невкусная. Я ношу ее с собой.

Они вернулись в гостиную. На вопрос арендодателя «Ну как?» студент-филолог еще раз огляделся и сказал:

– Мне здесь нравится, герр…

– Называй меня Йозеф.

– Хорошо… Йозеф. Меня все устраивает, претензий нет.

– Я рад. Только главное – это чтобы ты не нарушал правила, особенно что касается гостей. Иначе прогоню.

– Не переживай, у меня все равно друзей немного. Есть у меня один человек… – Он улыбнулся. – Я вас заранее извещу, когда она придет в гости.

– Подружка, что ль?

– Я предпочитаю говорить «дама сердца».

– У, тогда уж извини. Хорошо, только вы, это, если она на ночь вдруг заглянет, потише там.

Иосиф нахмурился.

– Мы не устраиваем подобных пошлостей, Йозеф.

– Понял, – сказал арендодатель, едва сдерживая смешок.

«И как она выносит тебя?» – подумал он.

За чашкой чая они разговорились.

– Расскажи о себе, – сказал Йозеф. – Чем занимаешься, помимо учебы? Где работаешь?

– Ну, я вообще из Битенбурга приехал, с родителями жил. Так уж получилось, что я прошел в институт Гете по баллам, поэтому решил учиться именно здесь. Родители дали денег на первое полугодие, а там уже планирую работать. Вообще, немного у меня есть от журнала «Культура», но там гроши – максимум полторы марки в месяц, если присылать в редакцию каждую неделю по одному произведению, а вместе с учебой не всегда остается время на творчество.

– Ты пишешь?

– Да, стихи.

– Ого, поэт! Расскажи чего-нибудь. Я в стишках не особо разбираюсь, далек от высокого, но не прочь послушать.

Иосиф потер подбородок.

– Ну… А, вот. Посвящено моей даме сердца. Слушай:

Я гладил твои руки,

Мягкие, как шелк,

Я целовал твои губы,

Нежные, как цветок.

Я люблю тебя всем сердцем,

Как лучик в небе сером.

Я хочу с тобою быть,

Нас связывает с тобою нить —

Нить любви и добра,

Душевной теплоты.

– Любовь – самая лучшая и вечная муза для поэта, Йозеф.

Ренау прыснул, поэт нахмурился.

– Смейся, смейся. Я тоже раньше смеялся, считал это слишком… банальным. Но потом я понял, каково это – любить.

Йозеф заржал во всю глотку, Иосиф затих. Больше они на эту тему не говорили.

Дальше пошли формальности: подписали договор пока на полгода, хотя Иосиф и уверял, что проживет здесь все четыре года обучения. Йозеф задумался. Если этому студенту можно будет довериться, то он уедет и оставит квартиру на него, а потом поэт может жить столько, сколько захочет. Если он, конечно же, не доставит хлопот, в чем Йозеф не сомневался: не каждый вытерпит его лепет про любовь и отдельное хранение бритвы.

Иосиф оплатил аренду на месяц вперед, и завтра он должен приехать сюда вместе с вещами.

3

Прошло несколько дней, началась первая учебная неделя. Иосиф и Йозеф виделись только по утрам и вечерам, остальную часть дня никого дома не было. После ужина поэт обычно запирался в комнате: либо писал стихи, либо учился. Пожалуй, давно Йозефу не попадался такой спокойный сосед: не шумит, радио слушает тихо, ложится спать ровно в десять, а свободное время проводит в основном за книгами. Иногда они вдвоем беседовали. Йозеф за бутылкой пива рассказал ему про детство и бедность. «Было тяжело, – сказал однажды он, – но зато сейчас мне хватает на жизнь. Тебе бы, кстати, не помешало выбраться из-под родительского крылышка. Легче потом жить будешь». Иосиф никогда не перебивал его, пил чай и молча кивал, а затем уходил писать стихи.

Так постепенно приближались выходные. Вечером пятницы, когда Йозеф после работы принял душ и уселся перед радио, к нему подошел Иосиф и сказал:

– Можно завтра ко мне придет Жозефина?

– Кто-кто?

– Дама моего сердца.

– А, ну да, пускай.

– Спасибо. Я как раз ей кое-что сочинил. Послушай:

Целовал я твои уста,

Руки твои меня обнимали,

Я прижимал к себе твой стан,

Чувствовал шелк под пальцами.

Йозеф улыбнулся.

– Интересно уже взглянуть на твою любовь.

Поэт посмотрел на него поверх очков.

– Только без шуток, прошу тебя. И не смей ходить перед ней в трусах, она дама приличная.

Ренау рассмеялся.

– Господи! Ради нее я напялю костюм.

Иосиф кивнул и удалился к себе.

***

По его словам, Жозефина Куглер обещала прийти в шесть. За это время мужчины прибрались, Иосиф накрыл стол, приготовил стейк и купил вино и сок (для себя), а Йозеф встряхнул ковер и надел чистый костюм. Наконец ровно в шесть постучали. «Наверняка она такая же зануда, как и он», – подумал Йозеф, открывая дверь. Едва он увидел даму сердца, все мысли тотчас же вылетели из головы.

На пороге стояла женщина лет примерно пятидесяти, в шелковом черном платье до колен. Кружева юбки, которые скромно выглядывали из-под кардигана, сверкали при свете ламп, рукава слегка обнажали морщинистые тонкие руки с вздувшимися венами. Темные волосы с сединой собраны в пучок. На овальное лицо с впалыми щеками нанесен такой слой пудры и румян, а глаза так ярко обведены, что со стороны гостья казалась актрисой какого-нибудь любительского театра. Йозеф поколебался с минуту, пока Жозефина не привела его в чувство; в голосе с возрастом не пропала та мелодичность и нежность, словно за нее говорила девушка в самом расцвете сил:

– Здравствуйте, Иосиф дома?

– А? Да-да, проходите.

Шурша платьем, Жозефина прошла внутрь, и Йозеф закрыл дверь. Иосиф страстно поцеловал гостью в губы, помог снять кардиган и за руку проводил ее до комнаты.

– Тебе идет черное платье, дорогая, – говорил он. – Ты в нем выглядишь изумительно.

«Оно тебя молодит, – подумал Ренау и скрыл усмешку рукой. – М-да, Иосиф, мальчик мой, не видел ты, похоже, красивых девушек… Эх, бедняга!»

Они втроем прошли на кухню и сели за стол. Ближайшие полчаса пролетели за ужином. Иосиф рассказывал о первых впечатлениях в институте, Жозефина поддакивала ему и смеялась, а Йозеф молча уплетал стейк. Потом они заговорили о творчестве, и она сказала:

– А как твои стихи? Получаешь за них что-нибудь?

– Ну так, немного…

– Ты их кому-нибудь читаешь, хотя бы в институте?

Иосиф заколебался.

– Ну, только Йозефу, тебе и иногда кое-что присылаю по почте родителям.

Жозефина подняла бровь.

– И все?

– Я пишу для себя, а не для народа.

– Но приятно же, когда говорят о тебе. Более того, чем больше спрос, тем выше гонорар. А так есть вероятность, что тебя – уж прости за это, но говорю как есть – вытеснит из журнала более успешный автор.

Он поник.

– А ведь и верно, дорогая. И что ты предлагаешь?

Она улыбнулась и накрыла его ладони своими.

– У меня есть замечательная новость. Недавно, месяц назад, открыли молодежный клуб как раз для творческих личностей, в основном для писателей. Там все: и романтики, и битники, и футуристы, и прочие. Я хотела раньше сказать, но пока неудобно было: ведь ты готовился к вступительным. Может, сейчас пойдешь туда? Не нужно иметь какие-то связи, это абсолютно бесплатно. Мой сын заправляет там, он директор.

Йозеф едва не подавился стейком и быстро опустошил бокал, откашлялся. «Надо же, еешний сын – почти ровесник Иосифа! – подумал Ренау. – Интересно, а он в курсе?»

Иосиф пробормотал:

– Право, я даже не…

– Ну же, соглашайся, – сказал Йозеф, заинтригованный делом. – Тьфу, такой шанс дают, а ты его в помойку!

Он поднял брови.

– Йозеф, я даже не думал, что ты этим так заинтересован.

– Ну да.

– Ладно… Ладно. – Он встал. – Хорошо, я пойду. Посмотрю, что там.

– И правильно, – сказала Жозефина и улыбнулась. – Клуб расположен в Птичьем квартале, дом восемьдесят шесть. На первом этаже библиотека, клуб работает по выходным, так как молодежь учится. Позвони туда. А еще с моим сыном познакомишься – он такой хороший человек!

Йозеф прикрыл рот рукой, дабы сдержать смех. Между тем Иосиф еще раз поблагодарил даму сердца и поцеловал ее.

4

Она вскоре ушла, а поэт, который от возбуждения не мог уснуть, общался с Йозефом. Они сидели в гостиной; арендодатель напился и в полудреме слушал его стихи, пока окончательно не заснул. На следующее утро он проснулся от того, что Иосиф ходил взад-вперед, приложив к уху трубку.

– …Значит, встреча будет сегодня в шесть часов? Угу, я понял вас, спасибо. А в чем приходить? Не знаете… Ага, понял. Ладно, еще раз спасибо. Угу, до свидания.

Он положил трубку. Йозеф потер покрасневшие глаза и посмотрел на часы: девять утра, библиотека только-только открылась. Иосиф, несмотря на то что полночи провел на ногах, выглядел бодрым и счастливым.

– Я так волнуюсь, – сказал он, повернувшись к мрачному Йозефу. – Думаешь, им понравятся мои стихи? Я думаю, битникам и футуристам нет – ну и черт с ними. А вот символисты, надеюсь, оценят. А ты как считаешь?

Вместо ответа Ренау кинул в поэта диванную подушку.

***

За полчаса до начала Иосиф надел свой лучший костюм, который сохранился еще со старших классов. Черный пиджак оттеняла белая рубашка, застегнутая на все пуговицы; воротник, обтянутый галстуком, слегка сдавливал горло, но терпимо. Иосиф еще раз покрутился перед зеркалом и вошел в гостиную. Йозеф слушал радио и пил пиво. На вопрос «Ну как я выгляжу?» он усмехнулся и сощурил один глаз.

– Щегол! Ну куда ты так вырядился, как на оперу? Я больше чем уверен: там все в одних кофтах и жилетах сидят.

Поэт насупился.

– Первое впечатление самое важное.

– Угу, бесспорно, только ты выглядишь уж слишком… чопорно, что ль? Навряд ли тебя оценят в таком кругу, это ж не элита. Оденься по-простому – вот, у тебя уже вены на шее вздулись.

Иосиф поймал себя на мысли, что действительно приоткрыл рот, ослабил галстук, но проигнорировал совет. «Бедняга, – подумал поэт. – В свои двадцать три уже так проводит вечера: сидит себе да пиво пьет. И к кому я обратился за советом? Ладно, так пойду».