Глава 1. Плачущая звезда и пассажиры первого класса

Тишина «Плачущей Звезды» была самой дорогой в Галактике. Не той глухой немотой вакуума за иллюминаторами, а тишиной, сотканной из мягкого гула экранированных двигателей, шелеста климат-систем, выдававших воздух, очищенный от малейшей пылинки, и абсолютного отсутствия любых назойливых звуков низших классов. Тишиной, которую можно было потрогать рукой, обитой персидским шелком интерьеров, или ощутить кожей лица, подтянутой недавней биомодификацией. Тишиной, стоившей состояние и давившей на виски тяжелее свинца.

Я сидела в Главном Салоне «Омега», в кресле, которое подстраивалось под изгибы позвоночника с почти эротической настойчивостью. В бокале, тяжелом, хрустальном, искрился амбретта – напиток цвета туманности Андромеды, с ароматом, вызывающим ностальгию по планетам, которых я никогда не видела. Дорого. Бессмысленно. Как и все здесь.

«Плачущая Звезда». Космический экспресс класса «люкс». Не поезд, а летающий санаторий для тех, для кого даже частные яхты стали слишком вульгарны, слишком доступны. Шесть вагонов, несущихся по «престижному» маршруту сквозь окраины освоенного пространства. Реклама обещала «незабываемое путешествие к краю Галактики и внутрь себя». Я же чувствовала себя насекомым, запертым в саркофаге из полированного титана и карельской березы. Золотая клетка в бездне.

Цинизм? Да, он давно стал моей второй кожей, удобной и привычной. Как легкая фармакологическая дымка, окутывавшая сознание – коктейль мягких нейромодуляторов, притуплявших острые углы реальности и моих собственных мыслей. «Для спокойствия, дорогая Алисия», – говорил семейный врач, вручая очередной флакон с бесцветной жидкостью. Спокойствие. Оно походило скорее на онемение. Усталость же была глубже, костной. Усталость от этого маскарада, от постоянной необходимости быть Алисией Вандербилт, а не… кем-то другим. От прошлого, которое цеплялось когтями, как тень.

Я отхлебнула амбретту. Холодная сладость обожгла язык. Взгляд, скользящий по салону, был отточен годами светской дрессировки и… другими навыками. Наблюдение. Оценка. Вот они, мои спутники по этому роскошному ковчегу в никуда.

Крю. Сидел напротив, за низким столиком из черного нефрита. Холеный, как всегда. Лицо – маска вежливого безразличия, но глаза… Глаза были как щели сканера, холодные и оценивающие. Ван дер Крю. Корпоративная акула. Его семья держала пальму первенства в нанотехнологиях для военного сектора. Мы обменялись кивками при посадке – формальность, от которой веяло ледяным сквозняком. Его презрение было осязаемым. Не личное. Системное. Я была для него неудачным экспериментом – Вандербилт, променявший корпоративные башни на полицейский жетон и позор. Он ловил мой взгляд сейчас, и в его глазах мелькнуло что-то вроде… насмешливого сожаления? Или просто отражение хрустальной люстры? Я отвела глаза.

Вейн. Доктор Элоиза Вейн. Археолог-ксеноартефактолог с громким именем и, как поговаривали, сомнительными методами. Сидела чуть поодаль, погруженная в голограмму какого-то чересчур угловатого артефакта. Казалось, отрешенной. Но я видела, как ее пальцы нервно перебирали край дорогого платья из тканого астероидного метеорита. Когда ее взгляд случайно скользнул по Крю, в нем на долю секунды вспыхнуло что-то жесткое, почти враждебное. Скрытое пренебрежение? Или профессиональная ревность? Ван дер Крюи тоже имели интересы в археологии, только более… прикладные.

Морн. Писатель. Скандальный, талантливый, невыносимый. Грегор Морн. Развалился в кресле с видом человека, который знает себе цену и считает ее завышенной. Его книга «Позолота на Гниющей Плоти», разоблачающая пороки межзвездной аристократии, взорвала медиапространство год назад. Моя семья фигурировала там не самым лестным образом. Сейчас он смотрел прямо на меня. Не с осуждением, а с откровенным, жадным любопытством. Как на редкий, опасный экспонат. «Бунтарка из клана Вандербилтов» – казалось, я слышала, как эти слова звенят у него в голове. Он улыбнулся мне – улыбкой хищника, нашедшего новую игрушку. Я сделала вид, что изучаю узор на своем бокале.

Лира. Лира Шейн. Художница. Хрупкая, как фарфоровая статуэтка, с огромными, слишком темными глазами. Она сидела, съежившись, будто стараясь занять как можно меньше места в этом пространстве изобилия. Когда я вошла в салон, наш взгляды встретились – и в ее глазах промелькнул чистый, животный страх. Быстро потухший, спрятанный за вежливой улыбкой, но мгновенный. Как удар током. Отчего? От фамилии? От слухов? Или от чего-то более конкретного? Она тут же уткнулась в миниатюрный планшет, рисуя что-то нервными штрихами.

Финч-Хаттон. Лорд Себастьян Финч-Хаттон. Воплощение старомодной британской чопорности, перенесенной в космическую эру. Дипломат (или что-то в этом роде) на пенсии. Подошел ко мне первым, когда я появилась на борту.

– Мисс Вандербилт, – его голос был бархатистым, как хороший коньяк. – Какое удовольствие видеть вас на борту. Надеюсь, путешествие будет спокойным и восстанавливающим силы.

Его любезность была безупречной, как машинная строчка на его безукоризненном смокинге. И столь же дежурной. Глаза, цвета старого льда, ничего не выражали. Протокол. Ритуал. Ни капли искреннего интереса.

Ренн. И, наконец, он. Кассиус Ренн. Человек-скандал. Плейбой, авантюрист, подозрительный делец с темным прошлым и еще более темными связями. Он громко смеялся у бара, рассказывая что-то бармену-андроиду, чьи полированные пальцы с пугающей точностью наливали ему «Олд Терра» виски. Ренн излучал энергию, которая казалась почти неприличной в этой атмосфере замороженной роскоши. Тревожную энергию. Он ловил взгляды женщин (включая, кажется, дрогнувшую на миг Лиру) и бросал вызывающие взгляды мужчинам (Крю демонстративно отвернулся). Его присутствие было как наждачная бумага по нервам. Что он здесь забыл? Или кого?

Я снова поднесла бокал к губам, прикрываясь им, как щитом. Вот мой маленький зверинец. Элита. Избранные. Каждый в своей клетке из денег, статуса и тайн. И я среди них. Не своя. Не чужая. Забытая наследница, которую терпят из вежливости и страха перед фамилией. Атмосфера салона была густой, как сироп. Пахло дорогой кожей, экзотическими цветами в вазах из вулканического стекла и едва уловимым озоном от скрытых систем жизнеобеспечения. Сквозь огромные, тонированные иллюминаторы плыли безымянные звезды, холодные и равнодушные. Маршрут «Плачущей Звезды» проходил по самым отдаленным, почти неосвоенным секторам. Реклама кричала об «уникальных видах» и «энергетике пограничья». Старые сплетни, которые я слышала еще в детстве, шептали о другом. О «проклятых переходах», о кораблях, бесследно исчезавших в этих секторах, о странных искажениях сигналов. «Проклятый маршрут». Чушь суеверных космогрузчиков, конечно. Но сейчас, в этой давящей тишине салона «Омега», под равнодушными взглядами моих попутчиков, эта мысль почему-то не казалась такой уж нелепой.

Мой нейроимплант класса «Люкс-Когнио» – подарок семьи на совершеннолетие, символ статуса и тотального контроля над собственным сознанием (именно так это подавалось) – тихо щелкнул где-то в глубине черепа. Автоматическая коррекция настроения. Попытка сгладить нарастающую волну тоски и беспокойства. Я ощутила привычный холодок, пробежавший по позвоночнику, и легкое головокружение. Фармакологическая дымка сгустилась, делая краски салона чуть более яркими, звуки – чуть приглушеннее, острые углы тревоги – слегка сглаженными. Ложное успокоение. Дорогая ложь.

– Мисс Вандербилт?

Голос Кондуктора, ИИ поезда, зазвучал прямо у меня в голове через имплант. Гладкий, спокойный, лишенный каких-либо эмоциональных модуляций. Идеальный дворецкий.

– Да, Кондуктор?

– Ваше постоянное купе полностью готово. Багаж размещен. Желаете проследовать? Или продолжите наслаждаться атмосферой Главного Салона?

«Наслаждаться». Хорошее слово. Я окинула салон последним взглядом. Крю погрузился в голографические отчеты, его лицо было каменным. Вейн жестикулировала, что-то объясняя невидимому собеседнику в своем импланте. Морн лениво наблюдал за Ренном, который теперь пытался заговорить с Лирой; она вся съежилась, будто пытаясь провалиться сквозь сиденье. Финч-Хаттон с невозмутимым видом листал бумажную книгу (бумажную! Анахронизм, стоивший целое состояние).

– Я проследу в купе, Кондуктор, – мысленно отправила я ответ. – И… приготовьте мне обычный «вечерний коктейль».

– Конечно, мисс Вандербилт. Нейромодуляторный состав «Сумеречное Спокойствие» будет ждать вас. Приятного отдыха.

Я поднялась. Кресло с тихим шипящим звуком освободило меня. Несколько пар глаз скользнули по мне – Крю (холодная оценка), Морн (любопытство), Лира (быстрый, испуганный взгляд), Финч-Хаттон (вежливое кивок). Ренн громко сказал что-то бармену, заливисто засмеялся и чокнулся с его металлической рукой. Вейн даже не заметила моего ухода.

Я двинулась к выходу из салона, чувствуя, как напряжение чуть спадает с плеч. Мои каблуки глухо стучали по идеальному полу из венерианского дуба. Роскошь окружала, обволакивала, давила. Золотая клетка. А за иллюминатором плыла бесконечная, черная, безразличная пустота. И где-то там, впереди, лежал «проклятый маршрут». Чушь. Конечно, чушь.

Но когда я вышла в коридор, ведущий к личным купе, и дверь салона беззвучно закрылась за мной, отсекая свет и приглушенные голоса, меня охватило странное чувство. Не страха. Предчувствия. Как будто я только что покинула последний оплот знакомого мира. Коридор был таким же безупречным, освещенным мягким, теплым светом, имитирующим закат. На стенах – голограммы пейзажей Земли, которых уже не существовало. Совершенство. Искусственное, хрупкое.

Мой имплант снова щелкнул. На этот раз – короткая, резкая вспышка статики, вжившаяся прямо в зрительный нерв. Я вздрогнула, на миг ослепленная. Фантомный шум, похожий на далекий, искаженный крик, пронзил сознание и исчез. Побочка? Глюк? Или… что-то еще?

Я остановилась, опершись ладонью о прохладную, узорчатую стену. Под пальцами металл казался живым, вибрирующим с едва уловимой, нездоровой частотой. Сердце колотилось где-то в горле. «Сумеречное Спокойствие». Оно ждало в купе. Оно снимет этот внезапный, иррациональный холодок страха. Оно всегда помогало.

Сделав глубокий вдох, я выпрямилась. «Соберись, Алисия, – прошипела я сама себе. – Ты же Вандербилт. Пусть и списанная со счетов». Маска спокойствия, пусть и треснутая, снова легла на лицо. Я пошла дальше по безупречному коридору к своему безупречному купе, где меня ждала безупречная химическая иллюзия покоя. Звезды за толстыми иллюминаторами коридора плыли мимо, немые свидетели. Одна из них, особенно яркая и одинокая, казалось, смотрела прямо на меня. «Плачущая Звезда»? Глупость.

Но почему тогда по спине снова пробежал холодок? И почему мой имплант, этот символ абсолютного контроля, тихо, настойчиво гудел, как раненый шершень, запертый в черепной коробке?