Кухня – кричаще-красные фасады гарнитура, дорогие итальянские стулья и стол в стиле барокко из местной мастерской. Большое незаставленное окно и солнечная сторона делали небольшое помещение светлым даже в пасмурную зиму. Возле стола на высоком детском стуле сидела девочка с кукольным личиком. Рядом ее мать складывала тарелки в посудомойку, попутно разговаривая по телефону:

– Там Азию сотрясает, слышала? Девять магнитуд, что ли…

– Папа! – крикнула девочка, глядя в коридор.

– Рано, дорогая, – объяснила мать, продолжая убирать посуду. – Папа опять задерживается… Так, – женщина вернулась к разговору, – ладно. Время уже. Давай мы завтра эту тему… Ага… Все, давай.

Внезапно мама услышала странный писк, поэтому оторвала взгляд от посуды и оглянулась в поиске источника звука. Ее красивое лицо, тронутое усталостью и возрастом, выражало озадаченность. Прядка крашенных в блонд волос упала на глаза – мать ее сдула, в этот же момент обнаружив искомое – комар. Женщина заметила насекомое возле одного из ящиков и тут же потянулась за полотенцем.

– Ничего себе… До февраля дожил…

Мать замахнулась полотенцем, ударила, но комара так убить и не смогла: как-то увернувшись, гад скрылся в вентиляции.

– Зараза… Опытный какой… Ладно, надеюсь, не вернется…

Взгляд матери почему-то задержался на вентиляции. Она и сама была не в силах осознать причину, а вместе с тем и свои чувства. Бывает такое: залип в точку и что-то ощущаешь, что-то гипнотизирует.

***

Открыв глаза, мужчина не сразу понял, где оказался. На секунду ему показалось, что он лежит ничком на каком-то склоне (горы?), но грунт больше походил на болотистую почву. Или студень. Протухший, кем-то облеванный – такой от него шел запах. На ощупь – холодный и склизкий. Мужчина достаточно быстро осознал: его руки плотно зажаты – что не вытащить – где-то внутри этого студня, и там значительно холоднее, чем снаружи. Слышал он только стук собственного сердца, а видел… Мужчина не понимал, что видит, но эту гору нельзя было назвать ни болотом, ни студнем, ведь во рту узник держал нечто органическое, что было малой частью «горы». По ощущениям это напоминало женскую грудь.

Он явственно ощущал сосок языком и вполне осознавал, что получает некую субстанцию в процессе непроизвольного сосания. Сначала он чувствовал лишь металлический привкус и только потом уловил запах чего-то тухлого: вонь, как возле мусорки. Мужчина попытался вытащить изо рта инородное тело, однако встретил препятствие – его лицо срослось с желейной кожей груди.

Тем временем все больше рецепторов просыпались, а мусорку сменил вкус самого настоящего дерьма. Также мужчина ощущал, что в потребляемых массах присутствует что-то живое. Живое, что извиваясь проникало в него: попадало в желудок, а затем словно бледная трепонема расползалось по органам. Иногда это происходило еще в пищеводе. Так или иначе, что-то инородное достигало почек, печени, сердца, мошонки и так далее. Там оно копошилось, тем самым вызывая весьма неприятные рези. Нарастающие паника и боль заставили мужчину оторваться-таки от груди. Резко, с криком и кровью.

Лоскуты желейной, синюшной кожи свисали с щек мужчины, а из дыры, что образовалась в малой части «горы», а именно груди, омерзительным потоком вывалились наружу белые слизнеподобные существа. Сама же субстанция, которую освободившийся выблевал, когда оторвался, походила на творожную массу с прожилками чего-то зеленого. Один лишь вид этого «молока» заставил мужчину вывернуть желудок во второй раз.

– Куда-то собрался, сладкий? – прозвучал женский прокуренный голос откуда-то сверху, достаточно громкий, чтобы напугать.

***

Геннадий Скрепкин был успешным риелтором. Предпочитал он дорогие темно-синие костюмы и всегда блестящие туфли. Комплекция у Геннадия не менялась еще с университета – «мужик с животиком». А вот прическу сайд парт он первый раз примерил совсем недавно. Брюнет, голубые глаза, легкая щетина, широкие скулы, немного курносый.

Совершив выгодную сделку, он всегда «гулял». Обычно с коллегами, отмечая в том числе и их свершения. Чаще по клубам, где в пропотевшей темноте заведения его «вольности» не выделялись на фоне всеобщего кутежа. Гена любил много выпить и смачно потрахаться на стороне. Жену в известность не ставил, потому что берег. Так Гена разделял две жизни, пока однажды в ночном клубе не встретил ее.

***

Над мужчиной навис «пик горы» – отвратительная морда, размером с трансформаторную будку. Три глаза с длинными ресницами: голубой, карий и красный. Они находятся в постоянном движении, пихая друг друга, будто пытаясь занять логически положенные для глаз места. От носа лишь дырки, брови тоже отсутствуют. Мертвенно-бледная кожа, покрытая гематомами и гнойниками. Черные длинные волосы, жиденькие настолько, что проплешин, оголяющих псориатический череп, не скрыть. Огромная пасть, где жирные губы в алой помаде обрамляют черные, местами сгнившие лошадиные зубы с желтым налетом.

«Бежать», – сквозь сумбур суждений, порожденных животным страхом, на передний план вышла одна конкретная мысль. Не сдерживая крик, Мужчина через боль вырвал собственные руки из тела огромного жирного нечто, покатился вниз по «склону» и в один момент очутился-таки на знакомой твердой земле.

– Надо валить, надо валить, надо валить, – шептал мужчина, пытаясь глушить шок, и осматривался.

Из-под исполинского тучного тела без рук и ног, а точнее из-под расплывшегося по земле живота тянулись с десяток склизких, пульсирующих кишок, диаметром около метра. Расходились эти живые трубы в разные стороны, где понятие горизонта просто-напросто неприменимо по причине отсутствия какого-либо света – как бесконечная темень дна Марианской впадины, не знавшего Солнца. Хоть какое-то освещение имеется лишь вблизи огромного нечто – это несколько расставленных возле кишок столбов освещения, представляющих собой небольшие каменные колонны с костровыми чашами.

Мужчина не сразу заметил, что немного правее колосса, вдали, бескомпромиссно черный едва заметно оставил место серому, сумеречному. Гена напряг зрение, чтобы подтвердить свою догадку, но его опередили:

– Да, это выход, – прокомментировал прокуренный женский голос. Мужчина не смел обернуться на источник звука. – Свет в конце тоннеля в прямом и переносном смысле, только, как видишь, он почти померк. И все потому, Гена, что ты здесь уже давно, а двери по всей своей сути не созданы для того, чтобы быть всегда открытыми.

Услышанное вызвало новый приступ паники, а нервы ударили раскаленным прутом в солнечное сплетение. Гена хотел бы тут же устремиться к покидающему его свету, однако у него не получилось даже встать: ноги моментально подкосились, и мужчина вновь упал. Тогда чудовище расхохоталось во все легкие, сотрясая местный лимб. Гулкий смех как акустическое оружие прокатился по незримым стенам – каменная крошка пролилась дождем с незримого свода злополучного пространства.