© Константин Кантор, 2022

ISBN 978-5-4493-4723-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Один ходовой день

Через пятеро суток маршрута, когда мы набрали нужный темп, на нашем пути неожиданно оказалась пасека. Накануне, неизвестные пастухи стали отгонять от летовок (летних пастбищ), где мы сидели, отару на такую высоту, что дух захватывало, (даже, если смотришь на откос снизу вверх). Шафиков расценил этот ход, как преддверие визита к нам незваных гостей, поэтому решено было переправиться через реку, как стемнеет. Под ногами хрустели камешки, и бесшумно двигаться не особо получалось.

Воды было по колено, что сулило переход более-менее, без травм. Течение было сильное. Холодная вода подбадривала. Решили сохнуть на ходу, врубили крейсерскую скорость, и шли достаточно долго, пока не обсохли. Показалась луна. Она и высветила нам пасеку.

Хозяева пасеки показывали знаками подойти и разделить с ними стол. Мы, стоя, вежливо подождали за вылинявшей под горным солнцем палаткой – «памиркой», когда обитатели пасеки закончат намаз и попросили разрешения скинуть рюкзаки и попить чаю. Одного из присутствующих мы опознали, – накануне, на днёвке, Ренатыч, наблюдая за местностью, заметил парня в белой майке и синих трениках, который нёс по тропе наверх барашка. Этот парень был среди пасечников, – беззаботно улыбаясь, он колдовал над чайником. Познакомились. Его звали Саидмуммин, или проще – Саид. После долгих уговоров присесть мы тяжело опустились на скинутые рюкзаки, но нас буквально перетащили на тёплые и мягкие курпочушки. Трапезничали до поздней ночи. После мокрого перехода стал одолевать сон.

Я стал в полудрёме доставать из рюкзака палатку. Только вытащил край тента, как ко мне подбежал Саид и стал засовывать мой тент обратно в мой же рюкзак. Боролись долго. Нам показали место где ночевать, – старую, выцветшую до белого оттенка брезентовую палатку. Пришлось оставить надежду выставить нашу палатку. Загнездились в выцветшую «памирку».

Ночью мы подскочили от тревожного шиканья дежурных. Стали вслушиваться. Приехала машина, хлопнули двери, кто-то вылез и начал вежливый разговор со стариком. Старик ответил что-то. Приехавшие постояли минут пять, потом сели в машину, хлопнули дверьми и отчалили в обратном направлении.

Только утром, я сообразил, что выстави мы палатку, она сразу бы бросилась в глаза приехавшим, а в условиях бардака, когда очень прозрачна граница между своими и чужими, нам могло это выйти боком, потому что съёмочная группа, – это не только гости, но ещё и пожива, а также выкуп.

Провожать нас до кишлака, старик отправил Саида, чему мы были несказанно рады, – выросший в горах Саидмуммин видел и слышал дальше нас, горы знал, как свои пять пальцев, и был настроен более чем дружелюбно. Вместе с Саидом шагал его верный товарищ, – пёс Мадан с зелёным бантом на шее.

Мадан этот, при повышенной температуре воздуха, совершенно не соблюдал питьевой режим и вдоволь лакал из хрустальных ручейков, которые попадались на тропе, чем вызывал у нас искреннюю зависть. Людям пить вдоволь можно было только на закате, на биваке, да и не ледяную воду, а чай.

Обитатели пасеки надавали нам на дорогу огромное количество шариков курута, – козьего сыра. Курут нам был и перекусом, и утешением в пути.

Русским языком Саид практически не владел, о географии земли имел достаточно скудное понятие, однако это не мешало нам болтать совершенно искренне, о различных вещах. О том, как летает самолёт, о том, как лучше нести заплечный груз, а также о том, где лучше пить воду в горах и в какой час суток. Через пару дней дотопали под кишлак, и распрощались с весёлым пастухом.

Деревьев тут, кроме моментально сгорающей, с пряным дымом, файруллы, практически не было. Воду кипятили на кизяках, отчего комбинированные алюминевые котелки окрасились в оливковый цвет и стали прилипать к рукам. От доброты пастухов нам перепали бараньи шкварки, сухарь-лепёшки и много курута. Всё это существенно отягощало группу, но делало двухразовый приём пищи по-восточному колоритным. Чай закончился, вместо чая заваривали чабрец и мяту, которые росли тут в большом количестве.

Поскольку пастухи и их собаки, тоже ходят по радиальным маршрутам, наши с Саидом пути ещё раз пересеклись. Он упрямо ломился из кишлачной зоны с двумя связанными и перекинутыми через плечо пакетами. Мы наблюдали за ним в бинокль, пока он не пропал из виду. Направление он нам показал не совсем верное. Пока привязывались по карте, потеряли один ходовой день. Ворчали на Саида.

Ночью на перевале выпал снег. Нитка маршрута в очередной раз изогнулась в самом причудливом направлении. Следующей ночью какие-то бандиты пытались обстрелять нашу съёмочную группу, и пришлось бы очень туго, если бы не сверхчеловеческая интуиция Рената.

Почуяв неладное он дал нам на сборы в кромешной темноте около двух минут, после чего встал в «голову» нашей колонны и погнал нас вверх. По пути мы чуть не лишились жизни, зайдя на склон типа «бараний лоб». Сделав жуткий ночной набор, практически вслепую, мы угнездились за камнями и стали наблюдать во все стороны. Но главным образом следили за тем, что творится ниже. Глаз не сомкнули всю ночь. К рассвету Ренат с помощью бинокля удостоверился, что опасности нет и мы, наконец, сделали сброс к реке. Спали по очереди практически на склоне, а под головами шумела горная река.

Через месяц после возвращения, мне позвонил Ренатыч, и сообщил, что пойди мы так, как хотели изначально, угодили бы точно бандитам в лапы. Восемь из них ушло в неизвестном направлении, одного поймали, он и подтвердил информацию о местоположении их лагеря.

Нас разделял ровно один ходовой день.

Фотография

Перед наступающими сумерками, к урюковому саду, где я гнездился со своей радиостанцией, подвалила толпа ишкашимской молодёжи.

Пойдём, почайкуем! – сказал старший из парней, в нахлобученной на голову пограничной панамке, полы которой были порезаны и причудливо закручены в узелки, как дреды у африканца.

Я глянул на свой «Гаррис», устремивший антенну вверх, на хозяина дома, по имени Бек, на его жену, которая шла с ведром воды с арыка, и отказался. Обычно молодые люди либо вежливо пытаются напоить гостя, либо рассчитывают на экспедиционный этанол. В этот вечер я опять трапезничал у Бека, пил горячий шир-чай с маслом, ел лепёшку, а потом, отвалившись на цветастую курпочушку смотрел в бездонное небо, которое в Азии кажется гораздо ниже, чем в привычной нам средней полосе.

На время акклиматизационного выхода группы мне предстояло сидеть на связи, для чего уважаемый Хан отдал нам ключи от своей квартиры, напротив ишкашимского базара. Однако первые дни мне не спалось под крышей, и собрав минимум вещей и радиостанцию, я побрёл куда глаза глядят. По пути мне попался землероб с ишаком, который на прекрасном русском языке осведомился, откуда я приехал. Я назвался, после чего он представился, сказал, что при Союзе было жить куда комфортнее, и пригласил выпить чая к себе в дом.

Дом представлял собой типичное памирское жилище, – с окном в крыше, пятью столпами, между полом и потолком и портретом Ага-хана, обрамлённым искусственными цветами. Больше всего поразила меня библиотека, где можно было встретить такие редкости как дневники Бисмарка в двух томах, издания тридцатых годов, много дореволюционной литературы, и огромное количество медицинской литературы. Оказывается, один из родственников Бека был врачом, учился и практиковал в Питере, и оставил в наследство солидную библиотеку.

Жить я перебрался в сад, чтобы не тревожить людей, оказавших мне гостеприимство. Они долго упрашивали перебраться под навес, но увидев, с каким комфортом я обитаю в палатке, и прослушав байки о ночных бдениях у радиостанции, оставили всё как есть. Утром я бегал два километра, в качестве зарядки, и только успевал здороваться с местными жителями на ходу. Потом мы завтракали и отчаливали на поле.

Один раз я потратил полчаса на то, чтобы спуститься к Пянджу по камням, заваленным бытовым мусором. Поглядел на ту сторону речки, куда предстояло отправиться через две недели. Ничего особенного. По склонам афганской стороны спешили копытные, пастухи. По дорогам пылили машины, как правило, внедорожники.

Пару раз я спрашивал у местных про мумиё. Говорили, что в данный момент мумия нету, а на афган-базаре покупать не стоит – похоже на подделку.

К пятнице мы сконнектились с Валеркой, который ехал присоединиться к нашей группе из Бишкека. По пути он намеревался наведаться в Хорог, в афганское консульство, где ему должны были шлёпнуть печать в его загранпаспорт, и отдать на руки наши паспорта. К вечеру я уже ждал его напротив входа на притихший базар, около колонки с водой. Местные дети вертелись с вёдрами тут же, норовя угостить урюком, или просто сказать что-нибудь по-русски, в знак уважения к гостю.

После восхождения и акклиматизации в Киргизии, организм Валерия требовал пожрать, и поэтому мы отложили поход к Беку на лепёшки, наведались в ближайшую лавку, прикупили макарон, чаю и пару дынь, и пошли пировать в квартиру Мурадбека. Отметить, так сказать, торжественную смычку. Оставшееся время пребывания в пограничном Ишкашиме, перед переходом в афганский Султан-Ишкашим, мы дефилировали между рынком, квартирой и Бековыми апартаментами, заходя в урюковый павильон ко времени регламентного выхода на связь.

К моменту возвращения группы связь пропала совсем. Мы стояли с Валерием на дороге, и оживлённо спорили. По всему выходило, что нам надо собираться и ехать искать пропавших, по приблизительной нитке