© Табаи Сейед Нассер, составление, 2018

© Никитенко Е., Тарасова С., перевод на русский язык, 2018

© ООО «Садра», 2018

© ООО «Издательство «Вече», 2018

* * *

От издательства

Сборник «Мой командир» знакомит читателя с литературой Сопротивления, посвящённой событиям Ираноиракской войны 1980–1988 гг. Эта война, ставшая одним из самых масштабных и затяжных вооружённых конфликтов XX века, оказалась первым серьёзным испытанием для молодой Исламской республики. Руководство Ирака, теша себя надеждой на то, что Иран ослаблен революционными потрясениями, рассчитывало в кратчайшие сроки захватить приграничную нефтеносную провинцию Хузестан; однако, несмотря на поддержку крупнейших мировых держав, агрессору оказалось не под силу сломить героическое сопротивление иранского народа. Ценой огромных человеческих потерь Исламской республике удалось остановить вражеское наступление. За восемь лет Иран потерял сотни тысяч человеческих жизней, многие крупные города серьёзно пострадали от налётов иракской авиации. В ходе конфликта Ирак применял химическое оружие, от которого гибло в том числе и гражданское население.

С момента окончания Ирано-иракской войны прошло всего лишь три десятилетия, и её события ещё не стёрлись из памяти старшего поколения иранцев. Для многих война обернулась личной трагедией, боль которой не утихла до сих пор. Память о событиях тех дней поддерживается на государственном уровне. Ирано-иракская война носит официальное название «навязанной войны» или Священной обороны. Павшие на поле боя именуются шахидами – героями, пожертвовавшими жизнью ради своей веры и родины. В их честь называют улицы, их портретами украшают города и деревни. Многие события тех лет осмысляются в контексте религиозной истории: героически погибшие участники Ирано-иракской войны ставятся в один ряд с павшими в Кербеле сподвижниками Хусейна, третьего шиитского имама и внука пророка Мохаммада.

Военная литература появилась в Иране в первый год военных действий как отклик уже состоявшихся писателей на трагические события, принесшие страдания их соотечественникам. В годы войны сформировалось новое поколение авторов-фронтовиков, стремившихся своими произведениями поднять боевой дух товарищей по оружию. В военной прозе того времени преобладали такие жанры, как рассказ, очерк, беллетризованный репортаж. В послевоенные годы было опубликовано множество воспоминаний, в том числе и написанных женщинами – теми, кто пережил иракский плен, смерть близких, тяготы жизни в тылу. Российский читатель уже имел возможность познакомиться с некоторыми образцами иранской литературы Сопротивления: на русский язык переведены романы «Шахматы с Машиной Страшного суда» Хабиба Ахмад-заде и «Путешествие на высоту 270» Ахмада Дехкана, а также воспоминания Масуме Абад «Я жива» и недавно вышедшая документально-биографическая книга «Жена героя».

Книгу «Мой командир» логически можно разделить на три части. «Предсказание» – это размышление писателя о враге, попытка разглядеть в нём человека, мечтающего о мирной жизни, но вынужденного вести несправедливую войну – и оттого обречённого. Повествование ведётся от лица солдата иракской армии. Читатель узнаёт о его мечтах, страхах, мыслях и чувствах. Автор повести – педагог по профессии, в годы войны работал школьным учителем в своей родной провинции Ардебиль и не принимал непосредственного участия в военных действиях.

В 1990 г. в Иране был издан сборник «Мой командир». Рассказы, вошедшие в него, написаны фронтовиками, лично побывавшими на передовой. Начиная рассказом «Я вернусь в день Ашуры» и до «Иисус из Курдистана» – это воспоминания бойцов иранской армии об их командирах, павших в бою.

В 1991 г. писатель и участник боевых действий Мохаммад Джавад Джазини собрал очерки, которые были опубликованы в периодической печати во время войны или вскоре после её окончания, и издал их отдельной книгой «Наджиб». Рассказы из неё завершают наш сборник.

Книга «Мой командир» не только знакомит читателя с непосредственными свидетельствами Ирано-иракской войны, но и позволяет составить представление о том, как события тех лет воспринимаются в Иране сегодняшнем. Ведь именно в ходе войны сформировалась система ценностей, ставшая неотъемлемой частью идеологии современной Исламской Республики Иран. Надеемся, что в этой книге читатель найдёт для себя много интересного и поучительного.

Евгения Никитинко

Сейед Нассер Табаи

Предсказание
Давуд Гаффарзадеган

1

Оборачиваясь назад, он каждый раз ощущал дрожь в коленях и чувствовал, что здесь, на горной тропе, смерть пытается сбить его с толку – головокружением, сухостью во рту, холодной испариной на спине.

И как только лейтенанту удавалось так резво и беззаботно скакать по камням? Через каждую сотню шагов он останавливался и озорно выкрикивал: «Приди, красавица, приди!» Голос у него был звонкий и радостный, как у ребёнка, из его розового рта вырывались облачка пара.

От лейтенантовых окликов ему почему-то становилось не по себе. Может, потому что сам он высоты боялся, а лейтенанту – он видел, – было ни капли не страшно. Или просто в последнее время он взял привычку каждый раз, видя перед собой чей-нибудь затылок, представлять себе, какая под ним скрывается черепушка. Он никогда не забывал, что всё это оживление скоротечно: несколько дней – и весельчак превратится в холодный кусок гниющего мяса и соберёт на пир орды муравьёв и мух.

Он думал только о смерти, это вошло у него в привычку. Если бы не стыд перед лейтенантом, он сбросил бы на землю всё это железо, которым его нагрузили, и заткнул пальцами уши – лишь бы не слышать яростный хохот смерти, доносившийся со дна ущелья.

Чем выше он поднимался, тем труднее становилось идти. Он то и дело поскальзывался на подтаявшем снегу, а когда ненароком оглядывался, у него перехватывало дыхание. Он сильно отстал от лейтенанта, который, ожидая его, остановился посреди занесённой снегом площадки и обозревал окрестности.

Собравшись с силами, он сделал несколько быстрых шагов и взобрался на скользкий обледенелый камень. Только не оборачиваться. Лейтенант нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и, слепив снежок, метнул в него. Снежный снаряд угодил точно в ремень портупеи на груди. На эту выходку он ответил улыбкой – просто не знал, как ещё реагировать. До сих пор ему приходилось общаться только с солдатами, с которыми можно было запросто поболтать и подурачиться, но как вести себя со старшим по званию, да ещё и офицером, он плохо себе представлял.

Этого лейтенанта он видел впервые. Если раньше они и встречались, то при таких обстоятельствах, когда черты лица и имя человека ровным счётом ничего не значили.

Приказ был такой: «Лезть в горы вместе с лейтенантом, вести наблюдение за противником».

Как всегда лёгкий на подъём, он собрался в один миг. Отыскал лейтенанта, вытянулся перед ним по струнке, щёлкнул каблуками. Машина неслась по равнине, водитель привычно давил на газ. Когда они съехали с главного шоссе, лейтенант достал сигарету и закурил. В свете заляпанных грязью фар в окнах тесной задымлённой кабины джипа проносилась перед глазами тёмно-серая степь. Он не помнил, как долго они ехали. Земля впереди и позади была вспахана снарядами. Машина то и дело ныряла в воронки, оставленные взрывами. Ехали по возможности быстро. Он крепко держался за холодную дугу каркаса под брезентовой крышей кузова, чтобы не кувырнуться. Это был новый для него район – никогда раньше он не бывал в горах. Он подумал: «Если человека подстрелить на снегу и оставить лежать, что станет с его лицом? Раздуется ли труп, как те, в плавнях?^[1] И как крысы…»

Возможно, эти мысли только сейчас пришли ему в голову, а в машине, по дороге сюда, он думал совсем о другом. Он осознал вдруг, что совершенно ничего не помнит о поездке и не может представить себе водителя: круглое у него было лицо или длинное, как у лейтенанта. В памяти всплывал только падавший на лоб завиток волос, да ещё чёрная и толстая, похожая на пень шея. А может, этот завиток он видел где-то в другом месте, и мясистый загривок запомнился ему когда-нибудь раньше, и теперь, стоя на скользком камне и трясясь мелкой дрожью, он выдумывал всю эту ахинею, чтобы отвлечься. Разве всё это хоть что-нибудь значило?

Лицо у лейтенанта было узкое, шея – тонюсенькая. Удивительно, как такой тощий доходяга вдруг оказался здесь, в самом центре боевых действий… Он вспомнил: да, точно! – это была шея водителя – мощная и отдавала в синеву. Когда тот повернул в его сторону голову с торчащим изо рта окурком, он смог разглядеть жёлтые зубы и глаза навыкате. Водитель молча высадил их среди холмов, живо крутанул руль и умчался со скоростью ветра.

Лейтенант проводил взглядом удаляющийся джип и присвистнул. Потом огляделся вокруг и вдруг с детской улыбкой уставился прямо ему в лицо.

Там, внизу, воздух был чистый и мягкий, совсем не то что здешний – плотный, тяжёлый. Там не тянуло холодом, и ветер не выметал из-под камней снег, норовя швырнуть в лицо. Кругом царили покой и тишина, всё сияло чистотой. В узкой лощине между холмистыми отрогами хребта природа сохранила свежесть первых дней творения. Ему подумалось, что мир, должно быть, был создан именно таким: неподвижным, беззвучным и кристально чистым, с чуть подрагивающими в воздухе клубами тумана… Но нет, всё не то. Все его рассуждения – только обрывки чужих мыслей, которые он позаимствовал за неимением собственных. У него самого никогда не хватало времени на уединённые размышления. Всегда в нём сидело какое-то изматывающее внутреннее беспокойство. И теперь его не покидало ощущение, что вся его жизнь с её бесконечной мышиной вознёй имела только одну цель: лезть в гору за этим тощим лейтенантиком, пока от слабости не начнут подгибаться колени, так что страшно будет вздохнуть.

Внизу ему удалось улучить несколько минут, чтобы как следует осмотреться. Сложив снаряжение на землю, он стоял и ждал, что прикажет лейтенант. Тот разглядывал деревья и кусты, росшие в ложбине, и протекавший неподалёку ручеёк и, кажется, с большим вниманием вслушивался в его журчание. Он стоял, руки в боки, весь превратившись в слух, медленно переводя взгляд с одного предмета на другой.

Он стоял без движения, украдкой разглядывая лейтенанта. Кажется, тот не собирался в ближайшее время куда-либо идти. Он отошёл на несколько шагов, остановился на берегу ручья и огляделся по сторонам, то и дело возвращаясь взглядом к каменной громаде горы, грозно возвышавшейся над ложбиной.

«Лейтенант этот то ли псих, то ли стишата пописывает…» – подумал он и, не задерживаясь дольше, перемахнул через ручей и нырнул в рощицу.

Вернувшись, он увидел, что лейтенант всё так же стоит с отсутствующим видом, уперев руки в бока. Он пожал плечами и снова пошёл бродить. Под ногами шуршали сухие листья. Он присел на корточки перед кустом. Разнообразие цветов поражало. Как пришелец с другой планеты, он словно бы впервые видел листья, узнавал, что трава зелёная, различал цвет и форму камней. Кажется, за эти два-три года солдатской службы он не думал ни о чём, кроме смерти. Ему вдруг пришла в голову мысль: «Если смерть – как падение листа с дерева, то за этим стоит целая история. Выйти из земли и снова уйти в землю. Так зачем же так сильно её бояться?»

Нет, он боялся не самой смерти. Он боялся того, как ему придётся умереть. Стать «пушечным мясом»… Было трудно подобрать нужное слово… наверное, пропасть почём зря. Да, оно самое: унижение нелепой, навязанной тебе смертью.

Он ничего не мог поделать. Эти мысли преследовали его постоянно. С того самого дня, как их перебросили в район операции. В плавнях он больше всего боялся крыс, жравших трупы, и ночных кошмаров. Ему снилось, как среди зарослей тростника тихо покачивается на воде его раздутый труп, и крупные серые крысы с острыми зубами и маленькими розовыми лапками сидят у него на груди и – мокрые, зловонные – жуют его плоть. Сначала они объедали уши, нос и щёки, потом принимались за губы и глотку, прогрызая себе путь к его гниющим внутренностям.

Каждый раз, проходя на лодке через тростники, он натыкался на такие трупы. По ночам, лёжа в спальном мешке, наглухо застёгнутом до подбородка, он до самого утра обливался потом, не решаясь высунуть голову наружу. Много раз он чувствовал быстрые движения крыс, пробегающих по брезенту спального мешка, и крик ужаса застревал у него в горле.

Поднимаясь с устланной сухими листьями земли, он подумал: «Откуда взяться крысам в такой снег и холод?»

Тут ему вдруг стало легко, и от радости он пустился бежать. Забравшись на большой валун, он остановился и здесь, под грозно нависающей громадой горы, задумался о своих снах. Почему в его кошмарах всегда было столь – ко бесконечных падений? Может, таким образом сны предупреждали его о грозящей опасности? И почему же на секунду – всего на одну секунду, когда он вылезал из джипа, ему показалось, что он уже видел это место раньше? Всё выглядело таким знакомым. Если это не так, то почему его охватил такой ужас? Холмистые отроги, покрытый снегом пик и этот лейтенант с его идиотскими причудами – всё казалось до странности знакомым.

Он подумал: «Конец – миг, назначенный судьбой, – может настать где угодно». Возможно, теперь, когда кошмар с крысами-трупоедами остался позади, его поджидает нечто намного более страшное и свирепое…

Когда шум мотора затих вдали, его охватило ощущение, знакомое, наверное, прокажённым, оставленным в богом забытой глуши. Непонятно было, что теперь делать. На лейтенанта рассчитывать не приходилось: что он есть, что его нет – никакой разницы. Тут не было ни стрельбы, ни криков и приказов. Зло, принесенное войной, ещё не проникло в этот нетронутый уголок. Собирались открыть новый фронт. Тишина была полная. Только где-то между древесных корней слышался робкий переливчатый говорок – это из-под тонкого слоя наледи выбирались струйки талой воды, и над ними поднимался легкий пар, да еще где-то вдалеке пела неизвестная ему птица.

Мир по ту сторону холмистого отрога, призрачный и таинственный, затих, окутанный лёгкой дымкой. На этой стороне, где стояли они с лейтенантом, предметы были очерчены так чётко, что казались нереальными, будто в волшебном сне. Быть может, он уже много раз видел этот сон: он стоит в ложбине между холмами, светлый и прозрачный воздух сияет, как зеркало. Нет ни назойливой жары, ни кусачего мороза. Гряды белых об лаков плывут над горизонтом, к солнечному диску летит птица, из крошечного клюва изливается песня. И он, единый с окружающей природой, стоит в щедром потоке сияющих лучей, – человек без прошлого и будущего, плывущий в настоящем, с головой окунувшийся в солнечный свет. Когда он видел этот сон?

В плавнях его непрерывно преследовало ощущение близкой гибели. В душном воздухе стояла одуряющая жара. Всё казалось пустым и лишённым смысла. Лодка, рассекая гладкую грудь реки, неспешно пробиралась среди тростниковых зарослей. Ребята, молчаливые и настороженные, застыли вдоль бортов. Узкая полоска открытой воды извивалась между тростниками. В любую секунду они могли натолкнуться на засаду и получить в грудь очередь свинца.

Он сидел на корме и, держа палец на спусковом крючке, осматривался по сторонам. Его страшно мучила жажда. Свернув в первую протоку, они увидели тела своих товарищей, почерневшие и раздувшиеся, уже частично обглоданные рыбами и крысами. В воде плавали тонкие извилистые волокна, объеденные места тошнотворно белели. Неподалёку от тел виднелась застрявшая в иле перевёрнутая лодка с пробоиной в днище, наполовину ушедшая в воду.

Они прошли ещё немного вперед и осторожно приблизились к трупам. Нужно было как можно быстрее выловить мертвые тела и вернуться.

Впервые в жизни он прикасался к влажной и склизкой коже трупа. Несмотря на жару, его бил озноб. В нос ударил запах, никогда до этого не слышанный, – запах, от которого сердце сдавливало, словно тисками, а рот наполняла горькая желчь. Стоило ему потянуть к себе первый труп, как от него отделились несколько крупных крыс и уплыли в тростники. С тех самых пор его начали мучить кошмары о крысах. Отвратительные грызуны жадно поедали человеческую плоть и с каждым днём всё сильнее жирели. Откормленные, раздобревшие крысы, покрытые мокрой серой шерстью, с острыми вечно что-то вынюхивающими мордами…

Свист лейтенанта привёл его в чувство. Как долго он здесь простоял? Подхватив ранец с радиостанцией, он спрыгнул с валуна в снег. И надо было даже тут, по пути в горы, думать о трупах! Лейтенант глядел на него и посмеивался, потом с силой затопал ногами, как будто бежит, – и вдруг действительно бросился к нему. Его смех становился всё громче, он выставил вперёд руки, как бы зовя его, – так подзывают ребенка, который учится ходить.

Он почувствовал, как от стыда у него начинают гореть уши. Лейтенант был ещё слишком далеко и не мог видеть, как он краснеет. Он махнул лейтенанту, чтобы тот шёл первым, а сам поплёлся следом. Шёл согнувшись, чтобы перенести центр тяжести вперёд. Как же он боялся сорваться вниз. Страх был неестественно силён: лейтенант, на вид неженка, взбирался по загривку горы легко и проворно, а когда останавливался перевести дыхание, то даже принимался насвистывать.