ПРОЛОГ

Тис-Утор

– Тьфу ты, йана. Холодно.

На причале тянуло ледяной сыростью, хотя приближался конец весны. Мой последний вечер в Тис-Утор мог бы быть и поприятней.

– Зато скучать не будешь. – Мастер небрежно облокотился на ограждение. – Правда, в Лейне погодка бывает и похуже. Особенно зимой. О да-а… Встать раньше тирфи и прыгать между луж с ледяной водой, чтобы в итоге всё равно в какую-нибудь вляпаться.

Чайки падали в бирюзовое море снопами белых искр, шлёпали по воде крыльями и изредка коротко кричали. Внизу волны щёлкали по каменным опорам. Я провёл здесь не так уж много времени, но, пожалуй, уже успел отойти от привычки жить без утреннего свежего бриза и долгих вечерних прогулок по подсыхающей гальке.

– Таан, а этот твой друг, он точно ещё там? – Мастер продолжал щуриться на уходящее солнце, но слегка повернул ко мне голову. – Ну… Ты сам говорил, что вы не общались много лет. Может, он тоже куда-то переехал или совсем там, ушёл за Грань? Он ведь довольно старый, как я понял?..

Таан расхохотался:

– Фанет? Не-е-ет, он покинет службу, только если Грань сама явится к нему в кабинет. И готов поспорить, он будет с ней торговаться. Фанет – настоящий лейниец. – Он помолчал. – А если серьёзно – я бы почувствовал разрыв их связи с Океаном. Но она цела – значит он на месте. В худшем случае – куда-то уехал, временно.

– Ага…

Я смотрел на лиловатые от заката буруны. Пахло водорослями и приближающимся дождём. Я так и не спросил главного: действительно ли моё обучение закончено? Готов ли я?

Я думал, что спрошу завтра.

Но когда утро вползло в наш маленький сад молочной дымкой и мы сидели на ступеньках деревянного крыльца все втроём: я, Таан и Аока, старший ученик, я только слушал их истории о том, как было до меня, и запоминал вкус тёплой корочки бутерброда с сыром. Мы не вспоминали, как нам жилось втроём, мы вообще не говорили обо мне. Будто меня здесь, с ними, никогда не было. Тонкая плёнка, отделившая меня, когда я проснулся с мечом в руках у разрушенного цветочного магазина «Бекали», становилась прочнее и мутнела. Меня здесь не было. Ведь легко уходить оттуда, где ты никогда не появлялся?

Я взял ещё один кусочек хлеба, Аока без слов долил чай в мой стакан. Я никуда не ухожу из Тис-Утор, потому что я никогда в неё не приходил. Замечательно, нет же?

Я не спросил о Лейне. Я о нём не думал.

А когда Мастер вложил мне в руки свёрток с Клинком Неба и письмо для Магистра в защитном конверте, спрашивать было поздно, да и не к месту. Так и стоял на Песчаной улице, не рядом с ними, а напротив, и смотрел. Смотрел. Мы продолжали нашу странную игру «Кохите тут нет».

Я не сказал ничего, кроме «спасибо». Пространство за спиной начинало колебаться.

– Ты заглядывай к нам, как получится. – Аока махнул мне рукой, второй поглаживая парящую в пузыре рядом ручную рыбу. Я снова вспомнил, что так и не научился владеть водой.

– Обязательно.

Я убрал конверт во внутренний карман куртки и сделал шаг назад.

Глава 1. Старик и Лодка

Нао-Лейн. Середина осени

Пустота взорвалась во всех направлениях, нашлёпнулась на меня лепестками и затянула в чернильную гущу. Я больше не боялся: после того как Таан за руку вывел меня из рассыпающейся Риунны, я и сам понемногу стал видеть едва различимые дорожки. Ещё через несколько лет научился твёрдо на них стоять и уже относительно недавно – прошлой осенью – смог сам находить нужные пути. Это было моим величайшим достижением – потому что делало меня по-настоящему свободным.

Риунна была моим первым домом и прослужила им около восьми лет, по моим вычислениям. Пустота регулярно выхватывала меня оттуда и швыряла из одного мира в другой, не заботясь о том, что порой на выходе я расшибал коленки о железные решётки Кенварских доков или холодные мостовые Ливры. Пока я носился невесть где, искал еду и кров, старался не сойти с ума и заводил приятелей, с которыми больше никогда не встречусь, моя Риунна стремительно старела. Мне повезло застать её конец. Это было больно и едва не стоило мне жизни, но взамен подарило наставника.

Моё имя – Кохите – долгое время было единственным, что я имел и в чём был уверен. В одних мирах его переводили как «странствующий воин», в других – «парусник в вечном плавании», в третьих – «одержимый странник». Мне частенько приходилось драться, а в своих неуправляемых перемещениях я и правда напоминал захваченную стихией лодку. Так что все эти варианты подходят мне в равной степени.

Первый раз Пустота схватила меня ещё совсем ребёнком. Настолько давно, что я не помню жизни без неё. Возможно, никакой жизни и не было, а я возник уже таким где-то между Контом и Зуоро, или ещё где. Условно началом жизни я считаю прибытие в Риунну, когда я был в том возрасте, в каком родители обычно начинают отпускать детей играть во дворе одних. Тогда я уже более-менее соображал и мог отвечать за свои действия между перемещениями. Был принят в семью к замечательным людям, стал старшим братом и научился печь кексы и плести косы.

Моя жизнь состояла из нормальной мальчишеской жизни и бешеного потока перемещений, способного начаться когда угодно и продлиться неопределённое время. Иногда я пропадал прямо из-за стола за завтраком и возвращался к вечеру следующего дня весь в грязи, крови и водорослях. Реже пропадал на год или на два. За последние несколько раз моя сводная сестрёнка успела состариться и обзавестись внуками, а я едва вырос.

Тогда я и представить не мог, что однажды смогу этим управлять и жить как нормальный человек. Но вот старик-хинорец уже отправил меня к другому старику из Ариан, и я иду в один из крупнейших миров-Стражей, своими ногами иду, заметьте, чтобы поступить на службу. Не знаю, что я смогу там сделать, но с этим можно разобраться уже на месте.

Пустота схлопнулась в зеленоватый шарик с проблесками голубого. Нао-Лейн выглядел как в воспоминании Таана, но теперь я сам видел и чувствовал его. Огромный, дышащий, с тонким серебристым пояском пыли. Он смотрел в меня, обнюхивал, касался нежными лозами, а потом резко схватил за запястье и затянул в белое марево одной вспышкой.

«Этот мир гораздо живее, чем те, что тебе приходилось видеть. Будь готов к этому. И ничему не удивляйся».

Я стоял на камне посреди тумана. Постепенно глаза привыкли к свету, и я смог различить гнутые силуэты деревьев. Они были настолько огромны, что я не мог точно сказать их размера: там, где стволы терялись в тумане, они даже не начинали сужаться. Чтобы обойти один из них, потребовалось почти тридцать шагов. Покрывала их блёкло-коричневая кора, шершавая и мягкая, и всё пахло влагой и прелыми листьями. Было смутное ощущение, что где-то неподалёку есть водоём, однако пока я мог видеть только жухлую траву, редкие голые кусты с крупными бусинами алых ягод и расколотую временем дорожку из каменной плитки. Она начиналась точно из-под места прибытия и вела куда-то вглубь тумана, словно и была рассчитана провожать гостей к хозяйскому дому, если позволительно назвать Магистра Лейна хозяином.

Я покорился ей и медленно пошёл вперёд, не рискнув срывать ягоды. Они чем-то напоминали боярышник, но, скорее всего, из этого растения боярышник, как из меня травник – никакущий. Едва заметный сквозняк пронизывал до костей, заставляя запахнуть куртку. Было похоже на начало осени; часть листвы, что ещё проглядывалась, была золотой или рдяно-медной. Где-то очень высоко шумели верхушки, и этот звук просачивался сквозь слои белой дымки и рассыпался по бескрайнему пространству.

Лейн ощущался удивительно домашним, несмотря на то, что в таком тумане ты должен чувствовать себя скорее потерянным. Может это потому, что в Риунне я совершенно по-особенному полюбил осень.

Я вышел к дому минут через десять, обойдя по кромке блестящее тёмным металлом озеро. В строении не было ничего особенного, за исключением степени его ветхости. На первый взгляд, передняя стена должна была рухнуть от простого толчка. По углам шли глубокие трещины, в которые проходила ладонь, крыша покосилась и зияла чёрными провалами. Окна первого этажа ушли в землю наполовину, а когда-то высокое деревянное крыльцо сильно прогнулось и завалилось на сторону. Вряд ли здесь кто-то обитал последние несколько десятилетий. Я не был уверен даже в возможности попасть внутрь через потёртую, висящую на одной петле дверь.

Мастер не мог ошибиться, в этом я не сомневался. Если он сказал искать Магистра в единственном доме, который я найду, прибыв в Лейн, значит там он и должен быть. В двухэтажном белом доме, во второй комнате. Этот дом когда-то был белым; теперь штукатурка посерела и во многих местах осыпалась, открыв тёмно-коричневый кирпич. Белый двухэтажный дом у озера – в остальном всё сходилось.

Провисшие ступени оказались на удивление крепкими, как и крохотная площадка перед дверью. Я ожидал, что она обрушится подо мной, но, пожалуй, на ней мог бы безопасно разместиться ещё один я. Дверь поддалась не сразу. За ней была чёрная пропасть. То есть я вполне мог поставить туда ногу, причём на одном уровне с крыльцом, почувствовать крепкий пол (скорее всего из дерева: он слегка пружинил), мог пройти вперёд, коснуться стен, но ничего не видел. Свет снаружи почему-то не проникал сюда.

Я вышел и попробовал заглянуть в окна. Через них тоже не было возможности посмотреть внутрь. Даже в тех из них, что были разбиты, виднелась только густая чернота.

Это уже интереснее дорожки через гигантские деревья.

Под неровными, явно протёртыми до дыр ковриками скрипели доски. Проход был настолько узким, что я не мог полностью развести руки. Стены отделаны деревом, мелкими ребристыми планками. Пальцы чувствовали небольшие подъёмы и выемки.

Я шёл, а темнота не сгущалась и не рассеивалась, это несколько угнетало. В какой-то момент моя рука натолкнулась на нить из холодных округлых бусин, и через секунду бледно-голубоватый огонёк расцвёл в стеклянной сфере, похожей на падающую каплю, с чуть зыбкими контурами. Вслед за ней зажглись ещё несколько дальше. Они освещали не так много, но теперь я хотя бы знал, что стены светло-орехового цвета, а ковровая дорожка блёкло-жёлтая или зелёная, или ещё какая – уже не понять. Через четыре лампы я вышел в холл высотой в два этажа.

Коридор, на краю которого я стоял, примыкал к его левой стороне. У нижней части стен – как раз до конца коридора – была такая же деревянная отделка. В верхней же части они были оклеены какими-то очень старыми желтоватыми обоями не то с цветами, не то с ветками, не то это вообще были разводы от времени, а не рисунок. Справа от угла коридора шла диагональная стена, отгораживая кусочек холла под какую-то кладовку, а потом почти сразу начиналась лестница наверх. На уровень второго этажа, к маленькой площадке, которая, должно быть, была частью разобранной ныне небольшой галереи. Холл освещался за счёт окон, и этот свет на коридорчик не распространялся, как и свет ламп на холл. Ровная линия их раздела проходила как раз по краю последнего ковра. Я на всякий случай от неё отошёл.

Окна были прекрасны; совершенно чистые и целые, без трещин, сколов и паутины, которые я видел снаружи, возможно даже чуть больше размером. Но самое главное – они были в тех же стенах, что и двери, а дверей снаружи не было. На левой стороне две: с номерами «три» и «пять» на позеленевших металлических табличках. Тому, что я понимаю лейнийские цифры, я не удивлялся: это не первая культура с ментальным языком, которую я встречаю. Дверь «шесть» была в торце, напротив меня, а рядом с ней, ведущая в пространство под лестницей – первая. На площадке сверху – «семь». Нужная вторая комната оказалась тем, что я принял за угловую кладовку. После всего увиденного я был готов встретить за ней просторный рабочий кабинет, или приёмную со строгим мальчиком-секретарём, или ещё что-то, подходящее главе мира по статусу.

Но за дверью оказалась настоящая кладовка. С тряпками, швабрами, вёдрами, банками сомнительного содержания и паучками.

Это стало как щелчок по носу: вроде смешно, но при этом ещё и капельку обидно. Не то место? Я где-то просчитался в перемещении? Зашёл не в то здание?

Я был готов сокрушённо выйти, но любопытство было сильнее. Первая дверь заперта; ответом на мой стук было только гулкое эхо. Шестая тоже не поддалась. Она выглядела потёртой, и возле неё лежал очаровательный овальный коврик. Плетёный и пёстрый; такие я часто видел у домов бабушек в милых глухих деревушках.

Пятая дверь, в отличие от других, была обита гладкой чёрной тканью, стянутой кнопками. Она открылась со скрипом и впустила меня в просторное помещение с длинным загибающимся слева столом и уходящими в никуда рядами стеллажей. Даже с высокого порога я не мог разглядеть правой стены, только равномерную серую бесконечность и полки, полки, полки с разноцветными книгами. Я не удержался и шагнул внутрь.

По краям моих следов пыль сбивалась в валики и медленно раскатывалась в разные стороны. Она была всюду, густо висела в воздухе, вспыхивая на свету, но не раздражала. Всё какое-то приглушённо-уютное, тихое. Не запустение, а затаённость. Я подошёл к шкафчикам у левой стены. Из-за приоткрытых дверец выглядывала посуда, на ближайшем подоконнике стояла плитка, похожая на те, что я видел на чужих кухнях, только я не мог понять, как её включить. Кувшин с водой, не застоявшейся, как ни странно. Мешочки с травами и окаменевшее печенье в бумажном пакете. Здесь жили, и не очень давно. Хотя… Комната путала моё ощущение времени. Будто сотня лет и сотня дней здесь выглядели совершенно одинаково.

В окно билась ветка ясеня. Я открыл створку, и капли со стекла свалились на меня. Влажное дыхание старого парка; небольшие узловатые деревья, чёрные фонари с витыми ножками, кованая оградка у клумбы с огненными цветами и тихие птицы. А внизу, под окном – высокий чистый фундамент. Белые стены дома без единой трещины.

За спиной упала и покатилась какая-то жестяная банка, и я вынырнул. Ничего не было, только появилось ощущение присутствия и тревоги. Я приблизился к стеллажам и заглянул за первый ряд. На полу лежала небольшая металлическая шкатулка. Проход шёл змеёй, и пришлось пройти до стены, чтобы зайти за второй стеллаж. Но прежде, чем я завернул, громкий цокот откатился куда-то вглубь. За мной наблюдали, и было чувство, что продолжают наблюдать. Стены давили, будто плечи зажало тисками, а те семь окон, что я мог видеть, недосягаемо отодвинулись, оставив меня в коричневой тени. Медленный ветер потёк по ногам в сторону несуществующей стены за дальними стеллажами. Я не помнил, как выбежал и захлопнул дверь.

В холле солнечные пятна всё так же ласково скользили по стенам. Меня резко отпустило; я вновь осмотрелся. На моё «эй» никто не откликнулся. Ни шороха, ни движения. В доме я был один. Запертые двери остались нетронутыми и запылёнными. Седьмая наверху тоже оказалась закрытой и почему-то произвела не самое приятное впечатление, чем-то напомнив длинную библиотеку в пятой комнате. За третьей было что-то вроде небольшой тёмно-красной гостиной с забавным буфетом на толстых гнутых ножках и непонятного назначения шторой в ближнем правом углу. Снова пыль и никаких признаков присутствия. То, что следило за мной, не покидало стеллажи или же слишком хорошо пряталось.

Разумно посчитав, что Магистр Лейна вряд ли стал бы скрываться от меня в пыльной комнате гремя банками, я покинул дом. Крыльцо скрипнуло, и я вновь уткнулся в туман.

Сырость обволакивала, и в ней особенно ярко ощущался взгляд, вонзившийся в лопатки. Я обернулся, но в такую погоду едва ли можно было кого-то разглядеть.

– Знаешь, – обратился я к темнеющим стволам, – это уже даже как-то невежливо. Если тебе от меня что-то надо, то будь добр, выйди. Мне неприятно.