Редактор Анна Баскаева

Корректор Мария Устюжанина

Дизайнер обложки Антон Ходаковский

Фотограф Оксана Баулина

© Кирилл Куталов, 2021

© Антон Ходаковский, дизайн обложки, 2021

© Оксана Баулина, фотографии, 2021

ISBN 978-5-0053-6909-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ I

1. Охр

Воскресным утром полицейский дрон патрулирует воздушное пространство над районом Текстильщики.

Если увеличить изображение с его камеры, можно увидеть, как на стене кухни, расположенной на двадцать третьем этаже новостройки, включается телевизор, и во весь экран разворачивается знакомое каждому физическому лицо Президент-бота.

Президент-бот улыбается, склоняя голову к правому плечу. Угол наклона выверен до сотой доли градуса – это новая черта, она подключилась в пятницу, после Выборных игр, в точном соответствии с запросами электората. По сравнению со своей предыдущей версией Президент-бот выглядит моложе и свежее: поубавилось мимических морщин в уголках глаз, стала чётче линия подбородка.

Президент-бот приветствует с экрана страну, город и жителей квартиры на двадцать третьем этаже – огромного человека, как будто слепленного из комьев глины, и девочку четырёх лет, которая сидит у огромного человека на мощной короткой шее, свесив ноги ему на грудь.

Через высокое в пол окно человек и девочка смотрят на окраину Распределённой метрополии. Система микроклимата включила затемнение, и снаружи дом выглядит как гигантское зеркало. В поляризованном свете солнце кажется масляным желтоватым шаром.

Внизу под солнцем идёт стройка.

Из окна кухни стройка напоминает чертёж будущего микрорайона, на котором начали собирать макет в масштабе один к ста. Квадраты коричневой глины примыкают к квадратам жёлтого песка, по тёмному дну котлована ярко-жёлтыми жуками ползут четыре экскаватора, плоскость земли расчерчена на секторы бетонными швами подъездных путей, тут и там лежат штабели зелёных и голубых труб, похожих на детали конструктора, от белого навеса проходной текут тонкой цепочкой рыжие каски рабочих.

В отдалении за зелёной лесополосой обломком сгнившего зуба торчит закопчённая кирпичная труба и темнеет остов старого заводского корпуса – последняя промзона метрополии, почти смытая в прошлое бетонным ливнем новых кварталов. Скоро трубу сточат в пыль, чтобы вкрутить вместо неё сияющий многоквартирный имплант.

Небо над стройкой белыми шрамами прорезают четыре инверсионных следа – четыре самолёта разлетаются в разные стороны бесконечного пространства.

– Самолётики, – тихо говорит девочка, проглатывая букву «л». – А куда они летят?

– Вон тот – на запад, тот – на юг, этот – на север, а последний, вон тот – на восток, – огромный человек прижимает лицо к светло-жёлтым волосам девочки. Его голос звучит низко, как двигатель джипа на холостом ходу.

– А почему их так много?

– Потому что мы живём в самом лучшем месте на земле, – воздух внутри лёгких огромного человека отталкивается от стальных рёбер и выходит из внутренней тьмы через узкий, похожий на шрам рот. – И все люди хотят к нам приехать.

– А они хорошие, эти люди?

– Конечно хорошие.

– А если они вдруг плохие?

– А если они вдруг плохие, – огромный человек подхватывает девочку двумя пальцами за подмышки, – я буду тебя от них защищать! Потому что кто я?

– Ты Охр, Охр, – смеётся девочка, уворачиваясь от щекотки.

Человек улыбается шрамом рта, прижимает девочку к груди и делает корпусом движение, как будто уклоняется от удара – влево, вправо, снова влево, Президент-бот смотрит на них с экрана, и его зрачки движутся в том же ритме, что и корпус огромного человека: влево, вправо, снова влево.

Человек опускает девочку на пол, она бежит от него, её смех стихает в глубине квартиры.

Оставшись в кухне один, он упирается руками в створки окна, поднимает голову и смотрит в небо, где над районом нарезает круги полицейский дрон.

К системе наблюдения его подключили девятнадцать лет назад, через год после Восстания детей. Девятнадцать лет дрон отмечает его местоположение днём и ночью. Горит зелёная точка на часах: зона уверенного приёма. Если Охр произнесёт вслух кодовое слово, выдержав перед ним и после него секундную паузу, система поднимет тревогу, усиленный псами кибергвардии наряд получит команду на выезд.

Он ни разу за девятнадцать лет этой штукой так и не воспользовался.

Когда началось Восстание, Охр только вернулся после первой африканской командировки. Приказы не обсуждал. Ему сказали: «Подавить любой ценой». Он пошёл и подавил вместе с другими парнями из «Стальной фаланги».

Во время любых операций лица бойцов «Стальной фаланги» должны быть закрыты масками. Так было всегда, и сейчас, и двадцать лет назад тоже. Но тогда, после подавления Восстания, что-то пошло не так – их нашли и сдеанонили, а потом начали убивать по одному.

Первого спецназовца из «Стальной фаланги» расстреляли у подъезда. Зацепили двух гражданских, одного насмерть. Ещё двух из отделения Охра взорвали через два месяца вместе со служебной тачкой. Потом убивали, не разбирая: двоих техников из взвода обеспечения, троих десантников из Рязанского училища. В самом подавлении они не участвовали, стояли в оцеплении где-то в районе Нового Арбата, но кого это волновало.

Убивали их напоказ, на камеру, фиксировали всё в деталях: фото, видео с разных ракурсов. Снимки и ролики с хэштегом #казнь_палачей банили во всех соцсетях, а они снова появлялись в анонимных аккаунтах, и концов было не найти.

Тогда их, его и других парней, вызвали на инструктаж и сказали, что подключают к системе наблюдения. Следить теперь за ними будут, сказали, двадцать четыре на семь.

Они ещё прикалывались: что теперь, никакой личной жизни?

– У вас её по уставу быть не должно, – огрызался инструктор.

Сержанта, с которым Охр зачищал баррикады на Арбате, заперли в дурке через пять лет. За месяц до того, как выбежать голым на разделительную Ленинского проспекта с автоматом в руках, сержант звонил ему ночью пьяный, орал в трубку, что программа наблюдения – обычная наружка, потому что после той делюги их боятся даже там, он сам знает где, и теперь держат на мушке, а когда станут не нужны, нажмут на пульте дрона кнопку, он сам знает какую.

Охр подмигивает невидимому дрону в небе над Текстильщиками.

Смотрит на часы. На запястье выше ремешка наколоты три крошечные буквы: «Охр». «Охр» – первое слово, даже не слово, а крик, которым дочь встретила его, впервые увидев. Назвала его так задолго до того, как научилась говорить – будто крошечным ртом младенца произнёс это слово древний бог, который убивал и воскрешал из мёртвых. Он взял себе новое имя, выбил его на запястье.

Жена поджала губы, когда он вернулся с татуировкой: это вообще что? Сказал: она меня так назвала, теперь это моё имя. Дочь смотрела, улыбалась и повторяла на языке, понятном только ей и ему: охр, охр, охр. С тех пор он был Охр, а своё прежнее имя оставил только для службы, для командира и документов.

Половина восьмого, пора выходить.

***

Джип «Великая стена» выезжает из разбитого стройкой двора на Рязанку. Монитор сбоку от приборной панели подключён к серверам СОН – полицейской Системы обнаружения несоответствий. Система собирает и анализирует сигналы о подозрительных физических по всему городу. Сегодня уровень тревоги стоит на отметке «Жёлтый» – в полдень на Тверской ожидают несоглас, пять-шесть сотен физических. С вечера в переулках ждут команды металлические псы кибергвардии.

Охр переводит СОН на голосовое управление.

– Центральный сектор, камера дрона.

СОН переключается на дрон над Тверской. Несоответствий не обнаружено.

– Центральный сектор, подземка.

СОН выводит на экран камеры в метро. Людей мало – восемь утра, воскресенье. Трафика почти нет, сигнал идёт свободно, можно подключиться к любой камере, можно объединить потоки нескольких камер в один и пролететь вдоль поезда, от одного вагона к другому, от одной станции к следующей. Жёлтая полоска в верхней части экрана темнеет, уходит в оранжевый.

– Рапорт.

– Красная ветка, середина состава, камера напротив дверей. Уровень тревоги жёлтый плюс, – отвечает синтетический голос.

– На экран.

Охр сбрасывает скорость, перестраивается в правый ряд, вполглаза смотрит за дорогой. На экране – бесконечный метровагон без перегородок. У дверей стоят трое, здоровые, под два метра, в свободных спортивных штанах, баскетбольных кроссовках, на всех линялые футболки. Тёмный уличный загар – руки до локтя, шеи до воротниковой зоны. Вокруг пояса у двоих повязаны кофты с капюшонами. Металлоискатель во внутренней обшивке вагона ничего не обнаружил, но под кофтой может быть керамический нож или пластиковый хлыст. Трое смеются, говорят тихо, микрофон в вагоне ничего не фиксирует. Толкают друг друга в грудь, хлопают по плечам, как на разминке. Поезд останавливается на Кузнецком. Трое выходят. Перед тем как переключить камеру, Охр ставит на них маячок – теперь за ними следит весь СОН. Если подойдут близко к району несогласа, уровень тревоги поднимется до красного, к здоровякам направят ближайшего патрульного, за патрульным, клацая лапами по асфальту, побежит кибергвардеец, зависнет в небе метрополии невидимый дрон.

***

В девять Охр паркуется на Дмитровке возле Центра Выборных игр, массивного серого здания с гербом. Выходит и идёт пешком вдоль улицы, осматривает местность.

Физических на Дмитровке немного. СОН подсказывает: основная масса собирается сверху, возле Тверской, где клацают сочленениями хромированных ног кибергвардейцы. Выходной, лето, солнце, день будет жарким. Охр всё рассчитал: несоглас начнут в полдень, поорут часов до двух, потом будет команда на задержание, гвардейцы погонят толпу, он с парнями упакует человек десять – всех, кто с плакатами, и тех, кто рядом с ними – и закончат к четырём, потом домой.

Навстречу Охру по тротуару едет велокурьер. Доставка еды, жёлтый короб за спиной, чёрные волосы, аккуратно подстриженная подкова бороды, над верхней губой выбрито. Охр встаёт поперёк тротуара, перегораживает проезд. Курьер видит: не проскочить, рулит на проезжую часть, не успевает сбросить скорость, переднее колесо соскакивает с бордюра и упирается в морду чёрной БМВ. Велосипед приподнимается в стоппи, зависает в замедленной съёмке над чёрным капотом, заваливается набок и падает с металлическим дребезгом. Жёлтый короб раскрывается, из него летят на асфальт картонные пакеты и коробки, одна коробка рвётся, выплёвывает на дорогу жирную горячую пиццу, пицца тут же попадает под колесо проезжающего мимо минивэна, гудки, крики, в воздухе пахнет едой.

Автобус «Стальной фаланги» стоит в тени голубых елей возле здания с бородатыми мужиками на фронтоне.

Возле автобуса к Охру подходит прапорщик: новый командир лично приезжал в половину седьмого, проверял готовность состава.

– Я ему говорю, командир, воскресенье же, все нарушители спят после субботнего.

– А он?

– Ушёл куда-то злой. Тебя вспоминал.

– Вспоминал, ещё бы. Вызывал на днях, для беседы. Почему, говорит, до сих пор на выездах, почему не на оргработе, кабинет был бы. Пояснил ему: видел я этих, в кабинетах, до семидесяти лет лямку тянут. А я не хочу. До пенсии дослужу и уеду, у меня через пять лет другая жизнь будет.

– И он такой: не понял?

– Ну. Спросил, как он это системе оценки качеств личного состава представит.

– А ты ему?

– А я ему: я без понятия, это вы в кабинете сидите, а мне на выезд надо.

– И что, правда уедешь? Через пять лет?

– Вообще легко.

Один из бойцов, новенький, в полку недавно, перевёлся неделю назад, просит разрешения обратиться. Говорит, выше на Тверской кибергвардия потоптала физического, сломали ему то ли руку, то ли ногу.

Охр усмехается.

– У них прошивка такая. Предупредительный выстрел, упреждающий удар. Чтобы без фаеров и масок. Если мирный – получит компенсацию по страховке. Если найдут запрещённое – значит, за дело. Наша задача какая?

– Охранять правопорядок.

– Ну и всё. Считай, выполнили.

Новенький отходит.

Охр с прапорщиком возле автобуса, парни сидят внутри. Мимо них к Тверской идут физические, косятся на Охра. Он привык: больше смотрят – меньше проблем. Упреждающий удар, предупредительный выстрел. Силу должно быть видно.

– Двоих со мной оставь, – говорит Охр прапорщику. – Буду тебя вести отсюда, куда идти и кого брать. Пошумите там, особо не калечьте.

Они ждут в тени голубых елей. Ждут два часа, три. В половину первого физические начинают отступать от Тверской, идут вниз, в сторону Дмитровки. Слышно, как сверху лязгают лапы киберпсов, а из их динамиков раздаются режущие ухо синтетические звуки, похожие на медленный невесёлый хохот: «Ха! Ха! Ха!»

Несоглас оттесняют в каменный рукав Столешникова.

Поток людей растёт: течёт мясная река, сперва медленно, редко, потом всё быстрее и гуще. Задроты, цивилы, дохляки, женщины, хиппари, педики, торчки, разноцветные, неподготовленные. Каждый проходящий поворачивает голову в сторону Охра – огромного человека в чёрной форме с крошечным, похожим на шрам ртом. На голове у человека тесно натянут выцветший до рыжего берет, большие пальцы заложены за тактический ремень. С монитора на крыше бутика Louis Vuitton ласково смотрит переизбранный Президент-бот.

Люди текут с Тверской и собираются, как вода в яме, на пересечении Столешникова и Дмитровки. Охр с парнями ждёт команду.

СОН показывает оранжевый уровень угрозы – дрон засёк у кого-то плакат с агитацией. Пришли делать картинку, как всегда, после Выборных игр. Они сами так говорят: делать картинку. Расчёт на то, что Охр и его ребята применят силу, толпа начнёт снимать, постить в соцсети. Типа полицейский террор в Распределённой метрополии. Охр знает: применят с удовольствием. Подавят, как всегда, любой ценой.

Дают команду на разгон. Охр свистит своим: стройся! Парни натягивают балаклавы, выходят из автобуса. «Стальная фаланга» Распределённой метрополии встаёт под барельефом с тремя бородатыми мужиками. Щёлкают друг о друга пластиковые щитки на плечах, сжаты кулаки в тактических перчатках, на поясных петлях висят дубинки, у Охра в кобуре – личный «Глок». Он проходит вдоль строя, поправляет на прапорщике броник, одёргивает на новичке х/б – под наплечниками ткань натягивается до хруста. Перекрёсток Столешникова и Дмитровки белеет лицами физических. На их лицах страх. Парни смотрят в толпу как на пирог – сейчас они его разрежут на восемь ровных кусков.

– На разделение, – бросает Охр.

Фаланга выступает в боевом порядке. Забрала опущены, в руках дубинки, с каждым шагом из лёгких сквозь чёрную ткань балаклав рвётся мощное «Ха!», и этот крик громче, чем механический смех стальных псов.

Толпа подбирает щупальца, физические жмутся к стенам, к дверям магазинов. Те, что вдали, уже бегут прочь, а фаланга наступает, горят за забралами глаза, стучат сердца под кевларовой бронёй.

– Плакат на три часа, – говорит Охр в рацию, и фаланга разворачивается в цепь, окружает физического, который тащит из-под толстовки ватманский лист с чёрными буквами. Рука в тактической перчатке тянется к листу, сминает его в эффектном кадре, другая опускает на плечо физического резиновый стержень спецсредства. Физический оседает, падает на колени, кричит от боли. Вокруг него – пустота, пузырь ужаса. Через мгновение внутренняя поверхность пузыря обрастает объективами камер, всё, что может снимать и записывать – снимает и записывает, 5G плывёт от нагрузки, из толпы кричат «Позор!», Президент-бот улыбается с экранов, ярость плавит воздух над перекрёстком.

– Я народ! Я твой народ! – кричит бойцу физический.

– Ебал тебя я в рот, – рычит боец и бьёт носком берца в солнечное сплетение, перебивает дыхание, физический корчит рот, изо рта и глаз текут слюна и слёзы.

СОН регистрирует: от толпы отделяется девушка в длинном и сером, с татуировками на руках и шее, тощая, тень человека, а не человек. Она бросается к физическому на асфальте, встречает грудью кулак бойца «Стальной фаланги», падает рядом. Рвётся ткань, блистеры с какими-то таблетками летят под ноги, с коротким шипением лопается белый пластиковый пузырёк, как микровзрыв.

Их поднимают, этого с плакатом и эту в сером, несут, по дороге её роняют на асфальт, она падает, почти сливаясь с ним.

СОН регистрирует: в толпе появился физический в маске, его засекли три уличные камеры и дрон возле Nobu. «Маска, берём», – звучит в интеркомах «Стальной фаланги», двое бойцов разворачиваются и без усилий, как кожу скальпелем, режут толпу, бегут вдоль Дмитровки.