Глава 1

Через перекрестье оптического прицела был хорошо виден номер машины. Киллер, поправив на лице черную маску, взглянул на большие карманные часы, висевшие рядом на гвоздике, и снова приник к прицелу. Черная «Соната» свернула на улицу Писарева и подкатила к нужному дому. Подъезд с чердачного помещения этого дома киллеру был не виден, но когда машина сворачивала, он заметил через затемненное стекло силуэт человека на заднем сиденье.

Снова взгляд на часы. Теперь прицел сместился на уровень окон восьмого этажа. Указательный палец киллера стал словно бы костенеть, он снял его со спускового крючка и, разогревая, несколько раз согнул и разогнул, помассировал и снова изготовился к работе. Вот окно кухни, вот гостиная. Оба этих окна выходят на общую большую лоджию. А вот окно спальни. На всех окнах комбинированные портьеры и тюль. И еще в квартире была установлена сплит-система. Все это мешало, потому что нужный человек не подойдет к окну или двери лоджии, чтобы их открыть. А сквозь тюль помещение не просматривалось.

Но вот мелькнул силуэт в гостиной. Палец снайпера мягко лег на спусковой крючок и выбрал «холостой ход». Можно было разглядеть только то, что силуэт темный. По наблюдениям, в таком домашнем халате ходил нужный человек. Его жена, тоже из наблюдений, из душа выходила в коротком халате, и фигура у нее была иная.

Наблюдение за квартирой за эту неделю показало, что жена «объекта» уехала куда-то с вещами. Видимо, в загородный дом. Таковой у семьи имелся, это тоже было выяснено заранее. И хозяин квартиры приехал именно в то время, в какое он возвращался практически каждый день с работы. И служебная машина была та же, и водитель в ней тот же. Что ж, время истекло – сегодня все будет кончено.

Перекрестье сместилось, вот она, точка наименьшего риска. В сердце стрелять нельзя, потому что малейшее отклонение может закончиться лишь ранением. Только в голову, только наверняка.

Резкий щелчок, и приклад толкнул в плечо. Отчетливо было видно, как пуля пробила стеклопакет, как дернулся тюль и как голова жертвы откинулась назад. Силуэт за окном мгновенно исчез. Снайпер отложил винтовку и несколько секунд смотрел на прекрасное оружие с глушителем. Жаль, но придется бросить. Таков закон!

Дверь с технического этажа приоткрылась беззвучно, потому что петли были заблаговременно смазаны. На лестничной площадке ни звука, но киллер стоял и прислушивался не менее пяти минут. Мало ли что, например, мужик вышел на лестничную площадку покурить… Нет, никого… За пять минут любой человек, если он только не специально притаился, издаст хоть какой-то звук.

Дверь приоткрылась чуть шире. Несколько беззвучных шагов, и палец киллера нажимает на кнопку лифта. Теперь услышать, что кабина пошла вверх, повинуясь сигналу, а не потому, что кто-то вызвал ее мгновением раньше. Снова несколько таких же беззвучных шагов…

Двери лифта распахнулись, теперь не мешкать. Плотно прикрыв дверь на технический этаж, киллер скользнул тенью в кабину лифта и нажал на кнопку «2». До первого ехать нельзя, потому что есть риск столкнуться с кем-то из жильцов подъезда, ожидающих лифт. На втором этаже киллер вышел и замер на лестнице.

Вот, наконец, открылась входная дверь подъезда, кто-то вошел с шумом и отправился к лифту. Снова беззвучное движение, и киллер исчез. Очень важно, чтобы тебя никто не увидел в подъезде. Полиция довольно быстро вычислит по траектории, откуда стреляли. И даже если бы они не нашли наверху оружия, сомнений, что стрелок был здесь, у них бы не было. И они дотошно опросят всех жильцов без исключения. Это они умеют!

…По прогнозам, лето обещало быть жарким и сухим. С одной стороны, Антона Копаева это огорчало, потому что он любил, когда вокруг сочная зелень, когда в лесах нет паутины. А с другой стороны, работа сыщика сильно осложняется, когда идет дождь, когда наступает сырая холодная погода.

Хотя вообще-то Антон любил изменения в погоде. Он любил, когда ветер в лицо, когда сечет дождем, когда метель. И дело было даже не в погоде, а в том, что не терпел капитан полиции Копаев застоя в любом его проявлении. Он хотел, чтобы все вокруг менялось, двигалось, жило. Если вокруг него долго ничего не происходило, то Антон становился нервным, даже раздражительным. А в душе поднималась застарелая боль. Наверное, динамика окружающего мира нужна была Антону для того, чтобы заглушить боль, чтобы у него не было возможности о ней думать, взращивать ее в себе, создавать ей условия для развития.

Он ехал на Сибирское кладбище, где была похоронена мама… Несмотря на то что прошло уже больше десяти лет, он по-прежнему ощущает потерю, обиду, что с ним так обошлась жизнь. Какой-то упырь, скот в милицейских погонах лишил его матери, когда Антон был еще школьником. И он не мог простить этого миру до сих пор. Не мог простить, что самый близкий, самый любимый человек лежал на берегу реки истерзанный и медленно умирал. А так и не найденный насильник и убийца долгие годы спокойно жил, делал карьеру в органах внутренних дел.

Антон его нашел потом, посвятив этим розыскам часть своей жизни, всю свою юность. Нашел его тогда, когда этот человек, по фамилии Акимов, уже собрал новый багаж преступных поступков. Теперь Акимов мертв, но Антон не чувствовал себя отомщенным. Мамы теперь уже не вернешь, а подобные Акимову живут, творят свои черные дела. И их еще много.

Новая «Хонда» бежала шустро, и Антон почти не слышал звука мотора в кабине. Это была его машина, им заработанная, часть его личной жизни. Больше двух лет он не знал отдыха, участвовал в оперативных разработках. Больше двух лет он занимался только тем, что внедрялся в преступные группировки, выводил на чистую воду мерзавцев, негодяев в погонах и без них.

Казенная квартира, чужая мебель, даже машина у него была чужая, предоставленная ему Управлением для работы. И вот теперь у него было что-то свое – эта машина. Это пришло как-то неожиданно для самого Антона – желание чего-то близкого, только своего. Взрослеть начал, что ли, или уже сразу стареть?

Ощущение, что он по характеру слишком черствый и угрюмый человек, посещало Антона уже не раз. Он пытался отогнать от себя мысль, что это не просто угрюмость, это недовольство его организма на то, что у него нет… Не просто женщины, а именно жены. Женщины у Антона бывали, и довольно часто. Аскетом и стоиком его никак назвать было нельзя. Но не такого ему хотелось в глубине души. Из далекого детства всплывало ощущение, желание дома. А дом – это уют, семья, крепость, в которой можно отгородиться от всего мира. А что за дом без женщины, что за уют без женщины?

Но жениться Антон тоже не хотел. Чужой человек в доме, в твоей постели каждый день. Конечно, если встретится та самая единственная и родная, то решение, возможно, изменится, но… Это «но» существовало, мучило, не давало покоя… Антон слишком любил свою маму, слишком берег о ней память, чтобы мог позволить заслонить ее образ в доме другим человеком, другой женщиной. Он гнал эту мысль, боролся с ней, старался объяснять себе все другими мотивами, но ситуация от этого не менялась.

Вот и кладбище. Антон посидел немного в машине, выключив двигатель и распахнув дверь. Как тут всегда тихо. Почему на кладбищах всегда так тихо? И несмотря на то что не видно людей, постоянно кажется, что на тебя смотрят. Смотрят изучающе, оценивающе. Кто ты? Какой ты? Достоин ли ты оставаться жить, когда они ушли, правильно ли это? Души умерших словно бы задавали вопросы…

Антон каждый раз оборачивался и мысленно освобождался от наваждения, отгонял эти мысли. Я живу так, как считаю нужным. Вы тоже жили по-разному, поэтому не учите меня. Антон понимал, что эти ощущения у него на кладбище возникают исключительно из чувства вины перед мамой, которую он не уберег от беды, не сумел защитить. Мамы ему до сих пор очень не хватало. И никакой мистики тут нет!

Вот и могила. Памятник и оградка чистые… Антон тут в «родительский» день провел много времени. Отмыл мраморную плиту и памятник, покрасил оградку, подстриг траву вокруг оградки.

Присев на лавку, Антон стал смотреть на памятник, на имя и фамилию мамы. До сих пор дико читать ее имя на могиле. Дико осознавать, что в один миг ее не стало. И ведь не война, не вселенский катаклизм, а… даже слов не подберешь сразу.

Антон отогнал тяжелые мысли и постарался думать спокойно и философски. Это давалось с трудом, комок подкатывал к горлу, и приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы сдерживать себя.

– Антошенька… – прозвучал мамин голос.

Наверное, это казалось, что голос «ее». Антон уже почти забыл голос мамы. Но лицо ее послушно всплывало из памяти, ее улыбка, ямочки на щеках. И руки… теплые добрые руки…

– Да, мама…

– Пришел… сыночек…

– Все хорошо, мама…

Антон чуть не добавил «спи», но сдержался. Он не знал, спят ли там души… Там? А где там? Что-то говорят люди по этому поводу, но Антон был слишком прагматиком, чтобы верить во все это. Иногда он пытался, старался принять, но ничего не получалось.

– Когда ты детушек приведешь, Антошенька?

«Детушек», слово-то какое! Старинное. Мама так никогда не говорила, так почему же в сознании все чаще и чаще она разговаривает так, как будто жила в позапрошлом веке? Антон нахмурился, понимая, что отдаляется от памяти о матери, замещает эту память чем-то вымышленным.

– Не сердись, это плохо, – тихо напомнила мама. – Живым живое.

– Все нормально, мама, – прошептал Антон и опустил голову.

– Антоша, – голос мамы в голове прозвучал с каким-то стонущими интонациями, – не надо мстить за меня. Никто не вправе брать на себя это.

– Мама, я не мщу! – отвечал мысленно Антон, не поднимая головы. – Я стараюсь очистить землю от грязи. От тех, кто мешает жить людям, просто жить и ничего не опасаться, не бояться, что в какой-то миг случится то, что случилось с тобой. Это не месть, мама, это моя жизненная позиция. Я защищаю людей от зла, люди должны научиться доверять нашей форме, нашим погонам. Снова научиться, понимаешь? Это больно, обидно сознавать! Как они смотрят вслед… Ты бы видела. Кривятся иронично, только что не плюют. А почему?

– Ты все представляешь в черном цвете, Антоша…

– Ну, может, я немного преувеличил. Но все равно нет доверия. Люди привыкли к тому, что полиция не поможет, там никто не работает с душой. У меня есть один знакомый, который не знает, что я офицер полиции. Он рассказывал мне страшные вещи. Представляешь, ему пятьдесят лет, он несколько раз обращался в полицию, и ему ни разу, понимаешь, ни разу не помогли! У жены в офисе украли шубу, просто вынесли, и все! Никто ничего не искал, даже уголовного дела не возбудили. Два раза вскрывали гараж – результата ноль. У сына отняли дорогой телефон – результат тот же. И это еще не самое страшное. Самое страшное, когда вскрываются факты участия полицейских в преступных группировках. Это как воспринимать? Человек, принявший присягу и… А что творят пьяные полицейские… Стрельба из табельного оружия, жертвы по всей стране от пьяных стражей порядка за рулем. Это же дикость! А ведь прошла реформа… Стыдоба! Как они людям в глаза глядят?

– Ты думаешь все изменить, сынок?

– Я хочу и могу что-то изменить. Пусть на своем рабочем месте, пусть в рамках своего Управления, но я хоть что-то сделаю! Мама, люди должны перестать видеть в полицейском врага.

– Когда же ты жить-то будешь, сыночек? Жизнь ведь такая короткая…

– А я живу. Это и есть моя жизнь. Была раньше другая, но у меня тебя забрали, и она кончилась, мама. Теперь у меня другая жизнь.

…После посещения могилы матери на душе стало как-то спокойнее. Здесь Антону удавалось сбрасывать накопившееся напряжение, негативную энергию. Удавалось подпитываться силой, необходимой для его работы. Но оставалась и боль. Она помогала делать дело, но она утомляла. Сколько уже лет прошло, а сердце все равно сжимается, когда начинаешь вспоминать. И нельзя не вспоминать, иначе перестанешь ненавидеть, научишься терпимости. А к этому терпимым быть нельзя. Это уже не меньшее преступление.

Быков позвонил, когда Антон уже выходил с территории кладбища.

– Антон, ты где? – ворчливо спросил начальник. И как всегда, Алексей Алексеевич забыл поздороваться.

– На Северном кладбище. Что-то случилось?

– Да, случилось, – голос Быкова прозвучал странно, немного неуверенно. – Ты… закончил там свои дела?

– Я уже вышел. Мне приехать?

– Приезжай срочно на Писарева, 26, – голос полковника снова стал жестким. – Припаркуйся поблизости и позвони. Я к тебе сам подойду.

Нетерпеливость Быкова, резкость фраз говорили о том, что случилось что-то неприятное. Наверное, необычное преступление, и Алексею Алексеевичу понадобились все его наличные оперативные силы. Странно, но на место преступления он Антона обычно не вызывал.

Машина резво бежала по шоссе, и вдалеке уже видны были трубы ТЭЦ. Антон опять подумал, как ему повезло с машиной. Подержанная «Хонда» была в отличном состоянии, что подтвердили и мастера на станции техобслуживания, куда Антон гонял свою покупку на диагностику. Пять лет машине, побывала в аварии, но мастера свое дело выполнили на совесть. Ничего не напоминало о прошлой аварии, машина шла ровно и уверенно.

К указанному дому Антон подъехал около восьми вечера. У подъезда стояли только машины жильцов. Ни полицейских автомашин, ни других специальных тут не было. Антон полез за телефоном, но увидел Быкова, который шел к нему со стороны детской площадки.

Хмуро-сосредоточенное лицо полковника с плотно сжатыми тонкими губами, скрипучий голос и недобрый блеск маленьких колючих глаз могли кому-то показаться ужасной маской недоброго человека. Но Антон уже изучил своего шефа, он даже знал, что у Алексея Алексеевича прекрасная семья: жена и две дочери, в которых он души не чает.

– Значит, так, Антон, – недовольно сказал Быков. – У нас ЧП. И оно довольно неприятное.

– ЧП всегда неприятное, – философски заметил Антон и тут же смолк под взглядом начальника.

– Вот в этом доме, на восьмом этаже, живет полковник полиции Иванов Владимир Анатольевич. Служит он у нас в ГУВД в управлении, занимающемся экономическими преступлениями. Несколько часов назад в квартире была застрелена его жена. Сам Иванов пропал.

– Ого! – вскинул брови Антон. – Расправа над семьей честного полковника? Или…

– Или, Антон, или! Я бы сюда не приехал и тебя бы не вызвал. И я считаю, что Иванов скрывается умышленно. Для этого мне и нужен ты. Есть основания полагать, что киллер ошибся, стреляя в жену Иванова. Выстрел был произведен с технического этажа вон того дома напротив. Там нашли винтовку, там была и лежка киллера. Думаю, что снайпер достаточно изучил расписание жизни полковника. Только беда в том, что сегодня в обычное время домой на служебной машине Иванова приехала его жена. Снайпер увидел в окне силуэт и выстрелил по нему. Точно в голову.

– Хорош киллер, если так ошибся, – покачал Антон головой.