Я так и не смог дочитать «Лолиту» Набокова. Нудная книга, избыточность языка, пышность стиля, натужный эротизм, порнография для интеллектуалов. Поэтому далее глубоких и уводящих в сторону сопоставлений не будет. Хотя роман Рассел, да, скорее всего фанфик по «Лолите».
Сюжет у книжки проще некуда. Связь учителя (42 года) и ученицы (15 лет), ее последствия.
Если бы не сексуальный флер, получился бы обычный роман про то, как девушка училась сперва в школе (элитной и так), потом в университете, подрабатывала летом, подавала надежды на ниве литературы. Подавала, подавала … и не подала.
Уроки, занятия, выпивка, немного наркотиков, иногда много … и скука. Если бы не перчинка и старомодная склонность к эмоциональному повествованию домиллениального периода, то роман можно было бы поставить в один ряд с опусами о бесцельности и конце всего от Салли Руни.
Есть и другое отличие. При всей очевидности произошедшего роман Расселл действительно дает обильную почву для разговоров, причем таких, которые лежат за пределами литературы. Книга поднимает вопросы. Фанфик оказывается продуктивнее и тяжелее набоковского романа-прародителя, основательнее современных дискуссий о травме, женском несчастье, насилии и прочих плоских и очевидных вещах (насильничать плохо – не насильничать хорошо).
Роман Расселл отличается от множества американских книжек тем, что так и не дает прямого ответа на главный вопрос «что это было?» Как можно охарактеризовать случившееся между Ванессой и Стрейном? Никак, по-всякому. Давайте обсудим в книжном клубе. Проведем суд над литературными героями, как в советское время.
Объективная сторона дела очевидна. Здесь все ясно. Неправильные отношения, которые не могли закончиться благоприятно для обеих сторон. Они оказались разрушительными для всех – верная и важная мысль.
Безответственное поведение, неэтичные, находящиеся в поле уголовного законодательства поступки Стрейна. Странное отношение руководства школы. Юридически они ничего не могли сделать, да (никто не жаловался). Еще больше, они не хотели.
Нам знакомы такие истории, надо лишь напрячь память. У нас это возможно. Тоже элитная школа. Московская, пятьдесят седьмая. Талантливые, свободные духом педагоги, педагоги во всем, помогающие взрослеть девочкам во всех смыслах. И тоже непонятное поведение администрации, которая не то не хотела решиться, не то не решилась хотеть, то есть разобраться в происходящем.
От Стрейна можно было бы по крайней мере избавиться, чтоб скандальная репутация его не отбрасывала тень на всю школу. Или отправить его к мальчикам. Щупал бы он им коленки? Тискал бы у учительского стола? Если да, то было бы это поводом для войны и в сети, потянуло бы на две тысячи с лишним перепостов? Или мы бы читали о прогрессивном обучении, ломающем гендерные стереотипы, о возрождении пайдейи?
Ясно все и в субъективном плане. Стрейн слаб и развращен, склонен к манипулированию другими, обману, подлости. Он трусоват. Но он и одержим. Интересно, эти проблемы - тяга к юности и срыванию ее цветков, появилась у него с возрастом?
Большая неудача романа в том, что про Стрейна мало что объяснено, и мы видим не всю картину, только его метания, страх, низкие поступки (и в причинах низости трудно разобраться – это он такой, или общество заставляет его подстилать соломку?).
Мы не можем понять причин, мотивации, истоков. Педофил? Беглец от старости? Человек обчитавшийся «Лолиты»?
Если бы Расселл уделила этому внимание, постаралась разобраться - это была бы книга однозначно из высшей лиги. Но она не может, как не может уже вся феминистская и просто женская проза, сторонящаяся мужского мира, взращивающая мужебоязнь в читательницах, отшатывающаяся от Другого.
Здесь просто очередной наш ответ Чемберлену, мертвому белому мужчине. Женская версия от освобожденной дочери Америки.
Мы ведь знаем (спасибо песням), что молодой учитель может быть объектом фантазий школьниц. А каково в таком случае старому? У любых отношений всегда есть как минимум две вовлеченных в них стороны. То, что Ванесса винит себя в случившемся – не только свидетельство ее зашоренности и травмированности, но и признак более глубокого понимания происходящего – да, она и впрямь обладала властью над Стрейном. Соблазняет тот, кто сам соблазнен.
Какими глазами он смотрел на нее? Действительно ли все свелось к тому, что он менял малолеток одну за другой? Или это было нечто вроде клептомании, и он не мог остановиться? Собирал их и собирал. Заманивал или был очарован? Планировал или не мог удержаться? Его место тюрьма или лечебница? А может его просто следовало изгнать из преподавания?
На все эти вопросы в книге ответов нет. Очень жаль. Литература не только ставит вопросы и рисует правдивую картинку. Она отвечает на них, размышляет и приходит к выводам, не довольствуясь живописью.
Ванесса. Тут ничего не поделаешь, неудачная любовь, «любовь зла, полюбишь и козла», особенно когда ничего не можешь сформулировать ни про любовь, ни про ее объект. А может вовсе не любовь, а просыпающаяся телесность, неведомая тяга, влекущая тебя к личной катастрофе, женский амок. Кажется в книге нигде не сказано, что она любила Стрейна. Ее больше интересовало, что он ее любит. Детский эгоизм.
Она не соблюла себя. Вот так будет сказать правильнее и объективнее. Оказалась слаба перед зовом тела. Как и Стрейн. Передок победил. Высокий дух как всегда оказался в плену у страсти, инстинкта.
В романе ей 15 и 32. Не видишь разницы. В принципе, это еще один недостаток текста. Для 15 лет слишком взрослая. Для 32-х недостаточно повзрослела. Ванесса не выросла. Почему? Потому что не хотела или потому что не смогла? Из книги не поймешь.
То есть автор опять не взял на себя смелость разобраться.
Ловишь себя на мысли, что Ванессе (как она подана в тексте) не хватает одержимости, плотского томления. Все-таки она остается слишком литературным персонажем. Нашей проводницей в мир сложной проблематики. А нам хотелось бы больше ада.
Разве у нее нет тяги к Стрейну? Всем известно, сколь назойливой может быть женщина, если кто-то попал в поле ее зрения. Этой ее активности здесь в книге не хватает. Она недостаточно изображена. Все ушло в описания, как он долбил ее, словно Хайдеггер Ханну Арендт. Расселл, при всей ее очевидной нелюбви к МеТу, не хочет компрометировать девицу, давшую свое согласие, хотя возраст еще не подошел. Мы вновь сталкиваемся с недоговоренностями. Он фотографировал. Но разве не она позировала?
Да, есть еще вокруг. Вот такой педофильский эпизод посреди бесконечного «и Саманта тоже». Полезное дело, накажем насильника. Но присутствует в этом какой-то перехлест, какая-то преданность национальным традициям линчевания. И все понятно про СМИ. Они не за справедливость, они за поднятие тиража.
Моральная глухота общества очевидна. Разве ему можно что-то поведать? Искренняя исповедь будет звучать дичью. Ее тут же перетолкуют на свой более прямой, практичный, подходящий лад.
И я не могу понять, во что это все в итоге вылилось. Роман о травме? О травмированной, хромой судьбе? Книга о затравленной первой любви, «а если это любовь» по-американски? Или тут у нас текст о вреде однолюбия (и травматично не то, что Ванесса в 15 лет легла под Стрейна, а то, что она и в 32 из-под него не выбралась, притом совершенно искренне). Призвук последнего тоже имеется в книге. Расселл она за кого? Она к чему сама клонит?
Секс убил эту книгу. Нездоровая, дегенеративная одержимость западной литературы сферой гениталий дискредитирует любой сюжет, затуманивает его, мешает писательской выразительности, чистоте восприятия. Из-за одержимости сексуальной тематикой вытекает неубедительность всего написанного. Почему Ванесса помнит только секс? Они что со Стрейном только в половом смысле разлагались? И об этом вся тоска?
Почему мы мало видим Стрейна в связи с чем-то иным? Не слышим, как он изрекает нечто умное, как нежен, как задумчив. Неужели ничего такого не было? Для него все дело было только в постели? Или так это воспринимала сама Ванесса? Или так все происходящее видит автор? Ответа нет. А самому не хотелось бы дописывать. Ведь это не моя фамилия на обложке, герои и сюжет охраняются авторским правом.
Как результат, ты с трудом понимаешь, что перед тобой – роман-разоблачение, прозрение или тенденциозная подача материала – все-таки мужики сволочи, даже вежливые, даже с вазэктомией.
Может быть все вместе? Но так нельзя.
В романах последнего времени я все меньше и меньше доверяю автору. Я жду от него подвоха, обмана, подколки. Я вижу, как он отчаянно трусит: у него либо нет своего мнения, либо он боится, что окажется в глазах окружающих глупым, либо считает свои идеи настолько основательными, что не смеет раздавить ими читателя. Чего трястись? Мы сделаны из железа, не такое видали.
Без авторской позиции поднятая тема не может зазвучать в полной мере. Я читаю и не могу преодолеть нарастающий скептицизм: а может Расселл тоже действует, как журналисты – тема с клубничкой, секс всегда продается хорошо. А тут еще запретный. Кстати у них там на подходе наверняка еще одна книжка в таком роде. Будет еще круче. Градус надо поднимать.
Мне нужна определенность. Да ее не так много в жизни. Но литература не обязана во всем походить на жизнь. Она должна помогать человеку разбираться в ней, а не подводить к выводу, что существование туманно и непонятно. Раз так, то зачем читать? Про туман мы знаем, а книга все одно не даст разобраться. Отправим бесполезных писателей в поля, орошать и бороновать.
Не будь этого отвлекающего и опошляющего сексуального начала, можно было бы сказать, что в этом романе в литературу вновь вернулась любовь. Самостоятельная, непрагматичная, не стесненная ничем внешним. Любовь – как безрассудство, чистая иррациональность. Как несчастье. Как привязанность и влечение. Как трагедия.
Ванесса – трагический персонаж. Она оступилась, пала, и не захотела подняться. И это падение ее возвышает. Потому что оно реальное. Потому что за ним открывается старая жизнь, когда о собственных бедах мало говорили, но и тяжело переживали. Она не просто вляпалась в интрижку, она пострадала и продолжает страдать. Случившееся у нее со Стрейном – незаживающая рана. Но такие раны и не должны закрываться. Сколько таких было людей, сколько персонажей в литературе. Однако она страдает не столько от Стрейна, сколько от себя, своей необоримой потребности любить.
Кажется, что роман Расселл возвращает читателю ощущение сложности происходящих вокруг нас вроде бы заурядных уже событий. Любовь может быть извращенной, запретной, плохой, несчастливой. То есть вновь значительной, не растворяющейся в розовой благости и сиюминутном эротическом приключении.
Да, писать стоило только об этой всепоглощающей, неуправляемой силе. Но «Моя темная Ванесса» при всех мимолетных сожалениях – любовных писем из прошлого нет, а лишь есть память о том, как он застонал в ухо, книга о сексе. Очередной роман о том, как люди потеряли контроль. А затем воспели это в литературе.
Сделаем шаг выше в плане абстракций – чем похоть средневозрастного мужика отличается от похоти сверстника Ванессы? Есть ли между ними принципиальная разница, если в обоих случаях инстинкт заменяет любовь? Вот на что следовало бы обратить внимание. Вот это предмет для разговора о сломанных судьбах.
Я мог бы, конечно, вывести из этой книги обвинение всему обществу. От противного все там есть. Потому что когда человек не владеет собой и падает, его должно бы удержать. Но явного обвинения в книге не звучит, стало быть, я примысливаю его к довольно скромному скрытому тезису книги: случившееся было неправильно, поведение Ванессы было оправданием недостойного.
У людей нет истории, у них нет никаких заслуг и достижений. В этой ситуации единственным достижением становится травма – история о том, как тебя сломали (или, как ты себя сломал, но умело перевалил вину на другого). Но травмы – это очень обычно. Когда движешься дальше, вперед, тебе некогда обращать на них внимание. Заживет. Будет чему болеть в старости. Но никакого «вперед» уже давно нет. Остается творить легенду из неприглядного, наполнять ее романтикой.
Вроде бы Ванесса не такая, вроде бы она стоит особняком от тех, кто раздувает из мухи слона. Но по сути она занимается тем же. «В пятнадцать лет меня изнасиловал учитель». Это не столько скрытое признание очевидного, к чему подводит Расселл, сколько все то же желание выделить себя. Впрочем, у нее нет выхода. Это популярная ныне достоевщина. Гордость падшего человека.
Роман Расселл не только о жизни, реальности, но и о литературе. Ее жутком развращающем (речь не только о возрасте) незрелые умы воздействии. Книги делают нас извращенцами, позволяют переходить за грань. Мы прочитали слишком много книг. И они нас расчеловечили. Может, нечто подобное случилось со Стрейном? Может преступник не имеет имени и фамилии? Может, это просто литература?
Вот и этот текст, который я сейчас пишу – живое воплощение такой «начитанности». Педофилия, совращение, соблазнением малых сих – ситуация ясна. Но ты продолжаешь накручивать смыслы, искать переклички, задавать вопросы очевидному. Здоровый интеллект теряет опору, и ты оказываешься подобно Тангейзеру в гроте Венеры, и нет ни Элизабет, ни чуда папского посоха, способного оправдать произошедшее.
«Моя темная Ванесса» - не блестящая книга, которая заставляет размышлять. И здесь еще одно подтверждение порочности литературы – к размышлениям располагают чаще книги плохие, чем хорошие. Да и любим мы больше плохое. Но называем его хорошим. Случай Ванессы.