Кая Сандерс
Кофе на двоих

Художественное оформление Александра Андреева

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации:

© abstract.rita, stockvit, Svetlana Kharchuk / Shutterstock.com / FOTODOM

Используется по лицензии от Shutterstock.com / FOTODOM

Иллюстрация на обложке FIANIT

© Сандерс К., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Эту книгу я хочу посвятить маме…

Спасибо, что безоговорочно веришь в меня.

Пролог

– Тише, милая… Тише, София… – Нежный и родной голос бабули успокаивал, словно убаюкивал в тишине моей спальни. – Все пройдет, девочка. Обещаю…

Я свернулась калачиком, поджав под себя ноги, слезы не останавливались вот уже несколько часов. Обида и боль разрывали мне сердце, хотелось закончить эту жизнь, слишком невыносимо. И только теплая ладонь на моей спине взывала меня к разуму и останавливала от роковой ошибки. Если бы не бабуля и ее любовь, я бы обязательно натворила глупостей, о которых было бы поздно жалеть наутро.

Ведь подобное уже случалось.

– Наш дар выбирает только достойных, милая, а ты заслуживаешь обрести самую чистую любовь в этом испорченном и загнивающем мире. – Она говорила мне это миллион раз, и я продолжала верить. Снова и снова прыгала в омут с головой, надеясь почувствовать хоть что-нибудь. – Ты, как никто другой в этом мире, достойна! Правда, для этого нужно пережить испытание, но ты справишься, и дар вознаградит тебя. Ты представить себе не можешь, что тебя ждет впереди.

Вслушиваясь в слова, я забывала этот вечер и начинала смотреть в будущее. Мечтать, как прежде, о любви. О той самой, которая вечна. И хоть слезы продолжали выступать в уголках глаз, дыхание стало спокойнее, и я медленно провалилась в глубокий сон.

Часть I

Узник

 
Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном,
 
 
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай улетим!
 
 
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»
 

Александр Сергеевич Пушкин,

1822 г.

Глава 1
Джейсон

Лондон, Англия

– Давайте поприветствуем Джейсона Бейкера.

Взрыв аплодисментов, под который меня встречали в зале, оглушил, но нисколько не удивил.

Люди, в основном девушки не старше тридцати, раскупили билеты на встречу за считаные часы еще в прошлом месяце. У черного входа меня поджидали с плакатами и цветами, все мечтали о фото, автографе и внимании с моей стороны. Но никого не волнует, что мне противно все это. Да, я завидный холостяк страны, но такая заинтересованность давит на меня, лишает сил и воздуха. Я не хочу такой известности.

– Его новый роман наконец-то вышел на бумаге! Не знаю, как вы, а я ждала его с замиранием сердца все это время. – Ведущая снова перевела взгляд со зрителей на меня. – Джейсон, добрый вечер, расскажите, почему читателям пришлось так долго ждать?!

Миловидная девушка сидела на высоком стуле слишком близко ко мне. Мы находились на небольшом подиуме под светом софитов и прицелом многочисленных камер. Да, помимо читательниц, тут слишком много журналистов и телевидения. Никогда не понимал такого пристального внимания к моей персоне. Мою фамилию прославили еще мои предки, а я подписался под этой славой, не имея выбора.

Мои родители, а в прошлом и бабушка с дедушкой, были уважаемыми профессорами Оксфордского университета, всю свою жизнь они посвятили преподаванию. Миссис Бейкер была лучшим в стране лингвистом; ее научные труды в мире языковедения: история и происхождение этой науки – внесли весомый вклад в развитие современного преподавания еще в прошлом веке. Маму сравнивали с Луи Ельмслевым и Эдвардом Сепиром^[1], она была последователем лучших советских ученых и впереди ее ждали новые открытия, если бы не трагическая случайность.

Мистер Бейкер тоже преподавал в университете, но филологию. Его разборы текстов и произведений из числа мировой литературы можно было слушать бесконечно. Ни один студент не пропускал занятий, не отвлекался от лекций, за места в первом ряду случались даже драки. Он умел притягивать своей речью, завораживая одним своим выступлением на трибуне. Еще не встречал в своей жизни человека, способного привлечь мое внимание словами так же, как он.

Даже сейчас я поддался воспоминаниям, будучи на своем же мероприятии. Ведущая так и тараторила звонким и немного противным голоском прямо под ухо. И дело не в содержании речи или теме выступления, секрет крылся в ритме, ударениях, восклицаниях… Отец мог этим пользоваться, а эта девушка даже не знает о существовании элементарных ораторских принципов.

Все внимание вмиг вернулось на меня, и зрители ждали каких-то слов и речей, кажется, вопрос был о причинах столь долгого перерыва в издании романов.

Вопрос, на который я не знал, как ответить, чтобы не попасть в скандал. Потому что к черту Седрика и его контракт, который я подписал в бреду несколько лет назад!

– Э-э-э… Знаете, моим главным ресурсом, как я уже много раз отмечал, является вдохновение, – начал я издалека. Не сказать ничего было бы нечестно по отношению к тем, кто пришел, поэтому долю правды они заслужили. – Я засиделся на одном месте и не мог найти идеи, своеобразный рабочий ритм. В последнее время я мечтаю… о другой обстановке, – сейчас или никогда, – поэтому хочу исполнить давнюю мечту и переехать в другую страну.

Я откинулся на спинку стула и наконец-то расслабился. Вздохи пронеслись по залу, вспышки камер начали слепить, а мой агент Седрик уже направлялся по проходу к скромной сцене.

– П-прошу пр-рощения, господа! – повысил он голос, чтобы его услышали без микрофона разволновавшиеся зрители. – Нам с Джейсоном необходимо обсудить это поспешное з-заявление, не волнуйтесь… – Он немного замешкался. – Объявляем кофе-брейк на двадцать минут! Попейте кофе или чай, что ли…

Сделав еще несколько шагов в моем направлении, Седрик наклонился, и я почувствовал запах его одеколона: смесь черной смородины и бергамота. Край узорчатого шарфика упал на грудь, и мой босс нервно перекинул его за спину.

– За мной. Немедленно. – Он пытался держать лицо и не выдавать своих эмоций, но всем и так было понятно. Он в шоке. В гневе. В ярости, в конце концов.

Мы вошли в первую попавшуюся дверь, за которой оказалась просторная гримерка. Женские платья висели на вешалке, туфли красных оттенков разбросаны на полу, сбоку от меня стоял столик с косметикой и грязными бумажными салфетками, а у окна возвышалась кольцевая лампа. Вероятно, это место принадлежало ведущей и ее помощницам. В воздухе витал резкий аромат розы и корицы вперемешку с парфюмом Седрика. В носу защекотало, и тут я не сдержал чих.

– Будь з-здоров, дорогой! – заорал Седрик. – А теперь с-скажи мне, дорогой, куда это ты решил п-переехать? Забыл про к-контракт? Хочешь с-судиться?

– Седрик, я смогу выполнять контракт удаленно, но мне нужен воздух. – Голос звучал спокойно, каждое слово было подготовлено мною заранее.

Я подавил очередной чих и теперь не был уверен, дошло ли до него, какой именно мне нужен воздух в первую очередь.

– Больше не могу работать в Лондоне, – продолжил я напирать. – Дай мне три месяца, если тебя не удовлетворит материал – вернусь и буду писать тексты в твоем офисе под чутким контролем. Обещаю.

Мои родители погибли в страшной авиакатастрофе, когда возвращались с ежегодного совета старейших профессоров, проходившего в Швейцарии. Мой мир замер в миг крушения самолета, упавшего на моих глазах, на глазах тысячи пассажиров и родственников, встречавших и ожидающих своих близких. Панорамное окно стало экраном смерти, которое унесло жизни тех, кого с нетерпением ждали. Но зато я продолжаю жить в других мирах, в созданных мною романах. Дышу, путешествую, люблю… Только глазами и чувствами моих героев. Потому что иначе я больше не умею.

Поэтому мне так необходимо продолжать писать, а без вдохновения я умираю. Пока текст льется – кровь течет по моим венам и артериям, это заставляет сердце биться, а как только я бездейственно гляжу на белый экран с мигающим курсором – жизнь утекает.

– В к-какую страну? Ох, сумасшедший! В чужую страну. – Он двинулся к двери, причитая что-то себе под нос на своем родном языке: – Ça me casse les couilles…^[2]

Я уже слышал несколько раз эту фразу на французском, и что-то мне подсказывало, что это весьма красноречивое высказывание… Но его уход от разговора означал смирение с моим планом. Как я и думал, он отпустит меня.

Сразу после нашей беседы у меня словно камень с души свалился. Несколько месяцев я искал подходящий момент, и сегодня было решено воспользоваться публичным заявлением. Седрик не сможет меня не отпустить теперь, когда об этом известно прессе. Иначе будет много вопросов, и тогда люди могут узнать, в каких условиях я подписывал контракт. Седрик избегает всего, что может навредить его репутации. С этого момента у меня есть шанс что-то изменить в своей жизни и, возможно, придумать, как избавиться от юридических обязанностей перед боссом.

Три года назад, когда я потерял своих родителей, мои дни начинались и заканчивались в пабах и барах Лондона. Один из любимых был Karaoke Box Mayfair. Современный интерьер, классная музыка, правда, частенько там брали в руки микрофон совсем дрянные исполнители. Район престижный, а залов в заведении было достаточно, чтобы посидеть в более приличной и тихой компании, для тех, кто ищет тишину, покой и отменную выпивку. Там меня и нашел Седрик. Не помню, как мы познакомились, узнал ли он меня первый, или я сам выдал ему всю подноготную своей жизни.

Закончилось все тем, что утром в моих руках был второй экземпляр контракта, по которому я должен служить десять лет верой и правдой издательству Sceau de Cédric, что в переводе с французского – «Печать Седрика». А в противном случае я обязан выплатить немалую компенсацию. Таких денег у меня, естественно, нет, и вряд ли когда-то будут. Но и положительная сторона этой аферы тоже есть. Я зарабатываю достаточно, чтобы оплачивать квартиру в Белгравии, самом престижном районе Лондона. Могу себе позволить брендовую одежду и отпуск на Мальдивах как минимум дважды в год.

Седрик мог бы оставить меня совсем ни с чем, но порой мне кажется, что он намеренно заставил выйти из запоя самым настоящим пинком под зад, дал шанс на безбедное существование. С тех пор я выдаю ему романы, получаю за это деньги и выполняю слишком много рекламных обязательств, которые перекрывают мне кислород. Именно поэтому я хочу сбежать на время из страны и понять, могу ли я жить дальше. Без помощи Седрика.

Есть ли вообще жизнь где-то там, за пределами моей боли и одиночества?

Седрик меня задушит, если я не начну писать в ближайшее время, но вот проблема: у меня больше ничего не получается. Пропала магия сотворения. Больше месяца я не могу написать абсолютно ничего, даже коротенький рассказик или новеллу. Это меня пугает и медленно убивает.

Я закончил с автограф-сессией и уже не чувствовал правой руки, пальцы онемели от напряжения, глаза болели, а поясница готова была разорвать мое туловище пополам. Решив, что нужно размяться после эмоционального вечера, я направился в кофейню за американо.

Ступая по лужам серого Лондона с одноразовым стаканчиком в руках, я не мог найти ни одного яркого цвета вокруг. Да, мимо проезжали красные двухэтажные лондонские автобусы, сигналили желтые машины с шашками на крыше; цветные зонты в руках прохожих, одежда с принтом осени, свет фонарей и неоновых вывесок отливались всеми цветами радуги, но это все не то. Это искусственный цвет, иллюзия, а истинные краски глубоко внутри нас.

Каждый цвет для меня – эмоция. Точнее, когда-то была. Например, ужин с родителями всегда был желтый, потому что это цвет солнца, освещающий все вокруг. Наши разговоры были наполнены теплом, и можно ли было назвать нашу семью идеальной, если мы не позволяли себе споров и ругани на повышенных тонах? Я даже не помню, чтобы мама с отцом хоть раз ругались.

Серые оттенки для кого-то означают унылость, а для меня это сила. А вот красный всегда боль, хотя многие видят в нем любовь и страсть. Я еще не познал цвет любви и даже не хочу познавать. Любовь мелочна в сравнении с горем и страхом. Она не исцеляет душу и не делает мир лучше и красивее. Мне приходится создавать героев, которые наивно думают иначе. Да все авторы пишут о чем-то, чему нет места в этом мире, я не исключение. Любви как таковой не существует, но боль реальна.

Кофе оказался отвратительным, с привкусом горечи и разочарования. Я выбросил стаканчик в мусорку, спустился в метро, сел в нужный вагон, достал беспроводные наушники и попытался погрузиться в себя. Нужно найти ниточки вдохновения, которые всегда были рядом, окутывали меня, согревали и поддерживали.

В нос ударил запах машинного масла от парнишки рядом со мной. Напротив бабуля ела печеный пирожок с резким запахом лука и мяса. Девочка играла в какую-то игру на телефоне, при этом судорожно болтала ногами и ударяла по сидениям…

– Нет, невозможно, – пробурчал я себе под нос, складывая коробочку от AirPods в карман небольшого портфеля.

Снова не вышло. Это уже даже не раздражало меня. Наступила финальная стадия – смирение.

Хотя упрямство и нежелание сдаваться, то, что досталось мне от мамы, не позволяли опускать руки, не испробовав все варианты.

Нужно решить, куда мы переезжаем, забронировать отель или найти квартиру. С паспортом и визой проблем быть не должно, я позаботился об этом заранее. Вещей берем минимум. Докупим на месте.

Я вел диалог самим с собой всю поездку до нужной станции. Оставалось выйти из подземки, дойти до дома и начать собираться. Совсем скоро все изменится. Все обязательно получится.

Продолжая обдумывать последовательность действий, я поднялся в квартиру, сбросил пальто и обувь и направился в кухню, не заметив присутствия Джуны в моей спальне.

– Мур-мяу, мой котик. – Джуна сидела на кровати в черных чулках, больше одежды на ней не было, не считая ободка с ушками. – Кошечка нуждается в ласке, рар-рр-ррр. – Она изобразила руками кошачий игривый жест.

– Зачем ты здесь? Мы же не договаривались.

Ее вторжение в квартиру меня напрягло, хотя я сам сделал ей дубликат ключей для удобства.

– Ну Джей… Ты же хочешь меня, я тут для тебя. – Она встала на четвереньки и поползла по кровати в мою сторону. Это было сексуально и возбуждающе, но не сейчас, когда я мысленно садился в самолет. – Иди ко мне, ты же скучал по мне целый день.

Она начала массировать свою грудь и медленно водить другой рукой по своему телу, спускаясь ниже к теплому местечку между ног. Вовремя себя остановив, я озвучил ей свое заявление, которое она, очевидно, еще не читала в прессе.

– Я улетаю, – мягко произнес я.

Джуна была моей «подругой с привилегиями». Я не ждал от нее любви и не хотел отношений до гроба. Она не стремилась создать с кем-то семью и нарожать дюжину детей. Мы неплохо проводили с ней время. Без обязательств и пустых обещаний. Мы были вместе, но в то же время свободны.