Посвящается тому, кто обещал читать все мои книги.

Глава 1

Мишель сидела на кровати, по-турецки сложив ноги, и рисовала комикс с собакой. На рисунке Эппс сидел напротив ларька и спрашивал у шаурмиста: «А шаурма сегодня выйдет?» Реплика была написана на речевом облачке.

«Каждый комикс начинается с идеи», – повторяла про себя Мишель. Но этот начался с образа главного героя. Именно любимый пес Эппс вдохновил ее заняться рисованием. Как смешно он смотрит, лает на прохожих, топорщит шерсть на спине, завидев кошку! Эппс – метис хаски и овчарки, у него один глаз голубой, второй карий, спинка черно-серая, а сам он бело-кремовый, Мишель назвала его в честь актера, который играл Формана в сериале «Доктор Хаус». Этот сериал Мишель смотрела по вечерам вместе с родителями: они – очередной повтор, а она – впервые, увлеченно открывая для себя мир больничных интриг и ребусов.

В наушниках играла группа «Мельница», Мишель кивала в такт мелодии и подпевала: «…тебя ждала я, помнят камни и вода, тебя ждала я, но осталась здесь одна…», только спустя пару минут она заметила, что в комнату вошли родители. Оба были хмурые и расстроенные. Наверняка опять ссорились – в последнее время это вошло у них в привычку. Ни одного дня не проходило без очередного скандала, даже пустяка хватало. Мишель сняла наушники и уставилась на родителей вопросительно. Обычно если кто-то из них появлялся на пороге ее комнаты, беседа сводилась к вопросам:

Кушать пойдешь?

Там твой этот как его пришел… Он тебя только отвлекает от занятий. Прогнать его?

Мне очень жаль, но твоя тетя/троюродная сестра/соседка (по квартире, из которой мы переехали двадцать лет назад)/педиатр/первая учительница (которых ты не помнишь) умерла от коронавируса. Обнимемся?

Время завтрака давно прошло, а до обеда еще тапком не докинешь, значит первый вопрос отпадал. Мишель была пессимисткой, но все-таки надеялась, что пришел Даня, а не умер кто-то из дальней родни или смутных знакомых.  Да и коронавирусная инфекция отступила. Дала возможность всему миру вздохнуть спокойно.

Родители сели на кровать, и Мишель поняла – это недобрый знак. Может мама не влезла в летние платья и их ждет незапланированный шопинг?

– Мы решили развестись, – сходу брякнула мама.

– Не мы решили, а ты решила, – устало уточнил отец. Мишель во все глаза смотрела на них обоих и никак не могла понять: это они ее так разыгрывают что ли? Если это шутка, то она не смешная. Но никто и не улыбался.

– Не я решила, а ты решил на стороне роман завести. Ты, наверное, забыл, что у тебя уже есть жена? Ах, ну понимаю, что ты мальчика хотел, а я тебе раз и девочку родила. Ну уж извини, невозможно забронировать только нужный пол. А эта твоя… кого носит под сердцем? Мальчика или девочку?

– Да причем тут это? Мишка, не слушай ее, я тебе сам все объясню.

– Ну конечно, Мишка, не слушай меня! А слушай его, он тебе мозги-то запудрит. Прямо как мне когда-то. Только теперь я все знаю. Да и ты знать должна… – голос у матери дрогнул и тут она расплакалась. Мишель не знала, что делать. Новость выбила у нее почву из-под ног. Оглушила. Так вот почему папа так радовался, когда Мишель пошла на футбол, единственная девочка из всей школы! Он тогда сказал, что сбылась его мечта погонять мяч со своим ребенком. Так вот почему он покупал ей не посудку и куклы, а мячи, квадракоптеры и танчики, не платья, а футболки и шорты. Он хотел мальчика. А появилась она. Так вот откуда это странное имя, которое ну никак не вяжется с фамилией. Сколько раз над Мишелью смеялись, спрашивая: «За что родители так над тобой поиздевались, выбрав имя Мишель при фамилии Носкова?» А папа просто хотел Мишку. Михаила… Мишель вспомнила, как когда-то давно, когда ей было лет пять, папа принес с улицы котенка. Вот, говорит, принес пацана! Назвали Ромкой… Через некоторое время оказалось, что Ромка-то кошка! Так и звали все Ромашкой. Значит Мишель тоже что-то вроде той кошки. Неудачное пополнение. От пронесшихся бурей мыслей стало плохо и потемнело в глазах. Родители шумели, выясняя отношения, а Мишке хотелось не быть, исчезнуть. Ее здесь никто не ждал, не хотел. Здесь хотели мальчика. Если бы он был, то родители бы и не ссорились.

Затихшая мама наблюдала за реакцией дочери и вдруг крепко обняла Мишель, а потом еще крепче, а потом расплакалась вновь. Из ее удушающих объятий хотелось вырваться, убежать, спрятаться. Мишель нестерпимо захотелось, чтобы они ушли, иначе она взорвется. Взорвется и расплещутся ее кишки по всем этим синим обоям с корабликами.

– Оставьте меня одну! – только и смогла выкрикнуть она. Ей казалось, что сейчас должны хлынуть слезы, но как она ни старалась заплакать от накативших чувств, плотина слез так и не прорвалась.

Родители потихоньку вышли, все еще гневно шипя друг на друга. Мишель осталась одна в комнате умирать от тысячи мучительных вопросов: «Зачем я родилась?», «Я хоть кому-нибудь нужна?», «Почему это случилось именно со мной?» В комнату маленьким вихрем ворвался Эппс и завилял радостно хвостиком. Он прыгнул на кровать и вылизал лицо маленькой хозяйки. Мишель гладила и гладила его голову до тех пор, пока не затихли последние вздохи, но жгучая боль в груди не проходила, было так больно, будто кто-то избил ее только что, испинал ботинками прямо в грудину и под ребра, шандарахнул со всей дури по спине и по голове.

Глава 2

Мишель вяло черкала в блокноте. Боль в груди не проходила. Эппс получался не пропорциональным, толстым, с огромным шнобелем вместо носа. Родители шушукались в спальне, иногда переходя на сдавленный крик, и не совали к ней носа. Ей хотелось верить, что все это каким-то чудесным образом само собой устроится, родители перестанут изводить друг друга и ее тоже. Когда-то давно ее бабушка, папина мама, сказала, что всякая ситуация подвластна Богу, надо только верить в него и искренне молиться. Тогда все будет хорошо.

В детстве Мишель жила в Костроме и часто ходила с бабушкой в храм недалеко от дома слушать песнопения, проповедь и ставить свечки. Мишель больше всего нравилось зажигать свечки друг от друга, а бабушке исповедоваться. Она бормотала что-то священнику под самый нос, стоя низко склонив голову под какой-то тряпицей желтой, а потом причащалась святых Христовых таинств. Тела Христова и крови. Это только звучало так страшно. На самом деле давали с ложки попробовать кислую красную воду и невкусный сухой хлеб. И кагор, и просвира совсем не понравились ей.

Бабушка далеко, в Костроме. Родители с ней редко общаются. Поссорились давным-давно, еще до отъезда из Богохранимой. Так бабушка называла Кострому. Мишель тогда было шесть лет.

При воспоминании о бабушке сладко ныло в животе. Она любила Мишель и баловала как могла, например, водила в кафе-мороженое и покупала три разноцветных шарика. Мишель выбирала красное, синее и желтое. Или голубое, розовое и белое. Или шоколадное, белое и кремовое.

В последние годы они созванивались с бабушкой на праздники по скайпу, поздравляли друг друга и говорили какие-то дежурные фразы. Мама и папа сдержанно улыбались, отводили глаза, Мишель чувствовала эту фальшивость и если поначалу радовалась каждому звонку, то потом привыкла так же натянуто улыбаться, спрашивала несусветную чушь и старалась поскорее закончить пустой разговор, стыдясь родительских ссор и сухости в общении.

Была бы рядом бабушка, может все было бы по-другому? Может все было бы проще? Или она тоже хотела мальчика? Может из-за этого родители поссорились с ней? Мама воспротивилась этой семейной несправедливости и сказала, что любить внуков надо независимо от пола?

В дверь позвонили. Мишель вскочила с кровати и бросилась открывать, чуть не ударив с размаху дверью удивленного Даньку. За ней стрелой вылетел Эппс и виляя хвостом напрыгнул на парня. Даня вытянул руки вперед, отталкивая собаку от белых брюк и недовольно произнес:

– Ну все-все, отстань.

Мишель схватила пса за ошейник и кое-как упихнула в другую комнату. Эппс сопротивлялся и ужом выскальзывал обратно, пытаясь зализать Даньку насмерть.

– Гулять пойдешь? Там Алиса и Борян ждут на Осеннем бульваре.

– Ох… Надо узнать, отпустят ли меня, – в такие дни как сегодня родители могли и не выпустить ее из дома, не потому что она в чем-то провинилась или не потому, что Даня им чем-то не угодил, а просто потому, что дулись друг на друга и на всех вокруг.

– Я подожду тебя у подъезда, если не отпустят погулять, то выходи хоть на пять минут.

Даня вышел, хлопнув дверью.

– Кто там? – послышался из глубины квартиры недовольный голос мамы.

– Мам, можно я у подъезда постою немного?

– Десять минут! Двадцать минут, не больше! – сказали родители одновременно. В другой день Мишель хихикнула бы и сказала, что выбирает двадцать. Сегодня же пробубнила:

– Хорошо, пятнадцать.

В этот момент на ее мобильном высветился номер бабушки, и Мишель поскорее вышла в подъезд, не желая разговаривать дома. В глубине души она удивилась звонку, бабушка звонила только по скайпу и только по договоренности с родителями. Звонок на мобильный от нее немыслим как сухой песок в глубине моря.

– Алло.

– Мишель, если родители предложат тебе поехать ко мне в Кострому, приезжай. Не противься. Ладно? Считай это маленьким путешествием, а не наказанием, все будет хорошо, я тебя очень жду.

Мишель не успела ответить. Бабушка сбросила вызов.

Данька лез с поцелуями и всякими глупостями, пытаясь развеселить приунывшую подругу:

– Знаешь как алгебраичка наша чихает?

– Нет.

– Апчх-алгебра! Апчх-два-вам-всем!

Мишель улыбнулась. Его теплые руки и настойчивые поцелуи на несколько минут отвлекли от всего случившегося. В его объятиях она забывала обо всем. Он целовал напористо, покусывая губы, она смеялась, отбиваясь, но не желая прекращать игру.  Они еле расстались, пообещав еще наболтаться перед сном по видеосвязи.

Дома Мишель проверила список входящих звонков. Ей не приснилось. Позвонила бабушка и позвала к себе в Кострому. Только как ехать? У бабушки кот, вряд ли она будет ждать ее с собакой, а оставлять Эппса на двух разгневанных взрослых как-то не хотелось.

Поздно вечером Мишель все-таки решилась и написала смс: «Бабушка, я не могу приехать, мне не на кого оставить собаку». На что в ответ получила: «Значит приезжай вместе с собакой».

Засыпая, Мишель мечтала исследовать город своего детства, быть может, она и домик с зеленой крышей и колоннами когда-нибудь увидит. Она совершенно точно помнила, как гуляла там с родителями и кем-то еще очень важным, о ком забыла.