Вся наша жизнь состоит из мгновений, которые определяют наши действия, поступки, мысли и желания.

Второй день погода стояла не очень. Не то, чтобы к ней были претензии, просто хотелось уже тепла, а зимний холодный ветер не отступал и не уступал свои права на легкий теплый бриз. Лиза проснулась пораньше. Увидела как за окном привычно клонятся от ветра ветви деревьев, тяжело вздохнула и встала с кровати. Голова была тяжелая. Вчера перед сном она попробовала помедитировать и продышать весь негатив, чтобы снизить градус внутреннего напряжения, но ей не помогло и мысли не покинули голову. Лиза решила отложить всё это на утро и заложила на это дополнительные 30 минут, по этому встала она сегодня раньше обычного.

Голова была тяжелая, она мало спала. Сон долго не приходил, и мысли о том, что в жизни все-таки что-то идет не так не покидали.

Это были мысли её мамы, с которой она вчера разговаривала перед сном. Обычно такие разговоры не заходили далеко, и они не обсуждали Лизину жизнь и ее поступки, но вчера мама, встретившись днем с коллегой и наслушавшись историй об “идеальном сыне своей подруги”, решила провести с Лизой беседу и выяснить почему ее дочь ведет странный образ жизни и вместо того, чтобы строить семью с кем-нибудь, она все бегает и выбирает и совершает странные поступки, которые, как говорила мама, в итоге не приведут ее к счастью.

Лиза не понимала, почему ее мама говорит о счастье, имея довольно скудные понятия о нем и довольствуясь самым малым и примитивным. К своим годам она не сделала ничего значимого и вела совершенно обычную и скучную жизнь. Неудачный брак, но главное что он вообще был – так она всегда говорила, ребенок – Лиза, стабильная работа на протяжении последних десяти лет. У ее матери не было увлечений и хобби, она была обычной сплетницей, и ее главным развлечением, которое доставляло ей радость и счастье, было хвастовство своей дочерью перед другими.

Сначала она гордилась Лизиными успехами в учебе, потом тем, что ее дочь растет очень красивой. Потом, что она смогла устроиться на высокооплачиваемую и востребованную работу. Где в этом было внутреннее счастье самой матери, о котором она говорила Лизе, ее дочь не понимала.

Для Лизы, все то, чем гордилась ее мать, было слишком поверхностным и пустым, а Лиза всегда стремилась к пониманию своих глубинных чувств и желаний. Это привело к тому, что пару лет назад Лиза решила кардинально изменить свою жизнь и отказалась от того, что ее ранее окружало. Ушла с высокооплачиваемой работы, начала заниматься больше собой, начала медитировать и посвящать много времени тому, чтобы понять истинные цели. С этого момента в ее отношениях с матерью зародились проблемы. Ее мать не поняла и не приняла это. И теперь, когда спрашивали, как дела у ее дочери, не образумилась ли она и не вернулась ли на прежнюю работу, мать молчала и просто переводила тему. Счастье ее матери закончилось с началом поиска себя у Лизы.

Матери стало стыдно вообще говорить о ней. Хвастаться было больше нечем, вопросов приходилось избегать, а очень дотошным просто говорить, что это выбор ее дочери и она его поддерживает, хотя конечно это было не так. И все было более менее спокойно до тех пор, пока мать не встречала одну из своих подруг и та не начинала рассказывать об успехах своих детей. Тогда на мать Лизы находило наваждение вернуть гордость за свою дочь. Она начинала читать ей нотации и просила вернуться к привычной работе и быть как все, чтобы она снова могла ей гордиться и снова была счастливой. Так и произошло вчера вечером.

Сначала они поговорили о погоде, знакомых, и разговор шел как обычно, как вдруг мать неожиданно спросила:

–Лиза, а когда уже замуж и детей когда? Ты еще не наигралась со своим поиском себя, не устала еще от одиночества? Может пора уже остановиться и стать как все?

Лиза посчитала самым правильным закончить эту беседу, и быстро попрощавшись с мамой, осталась наедине со своими мыслями.

Однако, внутренний монолог уже зародился и не думал прекращаться. Она давно научилась уходить от таких вопрос и не принимать их близко к сердцу от незнакомых ей людей, но упреки от близких продолжали проникать слишком глубоко в нее, и вся защита пала при настигающий ее волне негатива и упреков.

“Почему всегда я виновата и я должна делать так, как мне говорят? Почему не учитывают мое мнение и считают его неважным? Да, я не всегда знаю, чего хочу, и часто совершаю импульсивные поступки, но все же я взрослый человек, и сколько можно указывать мне, как надо жить? Знала бы, даже звонить бы не стала. Это ж надо так испортить настроение. Снова заладить свое постоянное: тебе пора замуж. Пора, пора, кому пора? Почему мне то пора? Если кому-то и пора, то точно не мне. Ей пора, ему пора, а мне не пора. Сколько можно поднимать эту тему и говорить мне, что я проживаю жизнь впустую и живу не как все, ведь так и не родила еще детей. Ну я что должна сделать? Кинуться на первого более менее симпатичного и адекватного мужчину и сношаться с ним до тех пор, пока не увижу две полоски на тесте? Зачем эти вечные разговоры, если она ничего не понимает, и не понимает, что жизнь сейчас совсем иная. Да, я свободна. Свободна, а не одинока. Но зачем она всегда произносит это “одинокая”? Нет , так точно нельзя, и больше так быть не может. Зачем я только ей позвонила.”

Лиза еще вечером предприняла попытки унять монолог, но медитация не помогла, и мысли никуда не уходили, а только накатывали еще большей волной. Сидеть и пытаться освободить разум, когда в нем уже столько всего, было пустой тратой времени, и Лиза решила лечь спать, а утром вернуться к этому, чтобы возвратить себе внутреннюю гармонию. Она сразу поняла, что ей потребуется на это чуть больше времени, чем обычно, и именно поэтому встала на 30 минут раньше.

Голова, как уже говорилось, была тяжелая, и утренние привычные ритуалы, которые никогда не подводили, сейчас дали осечку. Обычно, после утренних практик Лиза сразу становилась более спокойная и принимающая любые ситуации просто как факт, без оценки и упреков. Но сейчас не хватило даже дополнительных тридцати минут на медитацию. Успокоить разум и вернуться к своему привычному состоянию она не смогла.

Перебирая в голове отрывки, начавшегося вечером монолога, Лиза стала собираться на работу. Выхода у нее не было, хоть и желание остаться дома было очень сильным. Отгул в таком срочном порядке ей никто бы уже не согласовал, слишком много сегодня было встреч и дел. И вот она, словно в тумане, машинально надела на себя брюки, которые поближе лежали, кофту, которая была относительно без замятий, и накинула сверху плащ. Вид совсем не примечательный. Это ей и требовалось сегодня. Злая, и совсем не в духе, она закрыла за собой входную дверь, и сделала шаг в сегодняшний день.

Внутренний монолог не останавливался ни на секунду, и только накручивал ее все сильнее и сильнее.

Как специально, весь мир подстроился под ее настроение и так и норовил сделать его еще хуже. Все валилось из рук. Сначала упали ключи в лужу, затем банковская карта упала рядом с канализационным отсеком, и буквально пару миллиметров уберегли ее от голодных двух недель восстановления карты и возможности распоряжаться деньгами, затем каблук застрял в плитке, и она чуть не упала, пытаясь его достать.

Все, чего она хотела, это вернуть хоть немного стабильности в ее утро, а потому решила, что успеет перед работой заскочить в любимую кофейню. Лиза заходила в кофейню в те моменты, когда ей было особенно грустно и она остро нуждалась в поддержке. Она представляла, что с каждым глотком кофе, ее наполняла уверенность и радость дня возвращалась к ней.

Но и тут все пошло не так гладко. Все светофоры на ее пути в миг стали красными, и дойдя до места, она поняла, что не успевает уже насладиться кофе внутри, и, взяв любимый капуччино с собой, пошла на улицу.

Нервы были настолько на пределе, что еще одна неприятность, и Лиза готова была бы расплакаться прямо на улице.

– Да сколько можно уже? – произнесла она себе под нос, когда купленный минуту назад кофе упал, как только она вышла на улицу. Но и это было не все.

Стакан упал настолько неудачно, что ее непримечательный образ, теперь стал заметен всем за счет огромных пятен на брюках и плаще. Теперь, в день когда она предпочла бы остаться дома и никого не видеть, отделаться от пристальных взглядов возможности точно не было.

Она еще раз внимательно посмотрела на себя, слезы навернулись на глаза:

– Ну почему? Почему сегодня? – тихо прошептала она себе под нос, и сделала шаг вперед.

Последнее, что она сейчас бы хотела, это с кем-нибудь столкнуться. И, конечно, именно это произошло. Если бы она подняла глаза, когда делала шаг вперед, то увидела, что буквально в метре от нее находится молодой человек, и со следующим шагом она налетит на него. Тогда она, конечно же, отошла бы в сторону, уступила дорогу и пошла грустная на работу, но Лиза была слишком сильно поглощена своими мыслями, и очнулась от них только в момент, когда налетела на что-то твердое.

– Ой, простите, – она резко подняла глаза и увидела перед собой молодого человека.

Совсем не примечательный, даже скорее больше абсолютно обыкновенный. Он был какой-то несуразный, неуверенный в себе. Странно в нем было все: мешковатая одежда, взъерошенные волосы, странный взгляд, неестественные и слегка дерганные движения рук. Он отодвинулся назад, и Лиза увидела, что его куртка и брюки теперь также, как ее одежда, запачканы кофе. Лиза подумала о том, что ему было бы более свойственно кого-то облить и запачкать, чем ей. В ее голове именно такие люди сбивали других с ног, мешали движению своей неровной походкой и проливали кофе на каждого кого встретят.

Только день сегодня был не такой, как обычно, и ситуация развернулась совсем иначе.

– Простите, – повторила Лиза, и увидела как на его одежде, расходится мокрыми следами капуччино, и как следы эти становятся все больше и больше.

Она уже приготовилась к тому, чтобы выслушать негативную тираду о своей неуклюжести, о том, как она испортила ему сегодня день. И не сомневалась в том, что именно так и будет, ведь она сегодня поступила бы точно так же, случись такое с ней. Уж она бы точно не упустила сегодня момент выплеснуть все эмоции на чужого человека. Она бы подняла шум на всю улицу, орала, махала бы руками, а лицо ее бы побагровело от злости. Лиза даже подумала, что вдобавок к крику, заставила бы его покупать ей новый кофе в качестве извинений, и все равно бы упрекала его в безрукости и кривожопости.

Надо сразу сказать, что вообще такое поведение было не свойственно Лизе. Она давно научилась контролировать свои эмоции, и любую негативную ситуацию, она проживала всегда с достоинством, которому можно было только позавидовать. Но, начиная со вчерашнего вечера, все шло не так. Разговор с матерью выбил ее из колеи, и выбил так сильно, что вернуться к спокойствию ей пока не удавалось. Видимо, ее мать, так жадно хотевшая, чтобы дочь ее стала простой и “как все”, сумела вложить росток сомнений в устоявшийся порядок вещей в Лизиной жизни.

Лиза ждала, когда на нее обрушится поток негодования, и даже не сразу поняла, что он вообще сказал, когда услышала тихое и невнятное:

– Бывает.

Он даже не повернул в ее сторону головы. В его голосе не было слышно упрека, негодования, разочарования, заигрывания или снисходительства. Голос был абсолютно ровный и спокойный, как будто тот факт, что в него врезалась девушка с мокрыми грязными пятнами на одежде, его совсем не трогал и был чуть ли вообще не ественным ходом событий.

Все, что он сделал, это оценил масштаб бедствия на своей одежде, отошел в сторону и освободил ей дорогу. Лиза не сдвинулась с места.

Она еще никогда не сталкивалась с таким хладнокровием и равнодушием. В привычном понимании для нее, он должен был хотя бы посмотреть ей в глаза, а уж после оценивать, как сильно она его запачкала. Ну или в обратной последовательности. Но это равнодушие застало ее врасплох. Может он тоже занимается практиками? – подумала она. Но даже если так, то практика на принятие ситуации не подразумевает отсутствие вообще каких-либо реакций в сторону другого.

Плюс она знала по опыту, что на ее негативное восприятие мира притягивались всегда такие же люди, и сейчас по данному закону и личной стабильной практике, этот молодой человек должен был сказать что-то вроде: “Смотри куда идешь, курица!” или “Совсем ослепли со своим кофе. Лучше бы меньше пили и больше смотрели вперед!” или что-то еще в таком духе, но точно оскорбительное. Но этого не было.

Почему он такой спокойный? Почему его лицо не выражает абсолютно никаких эмоций? Подумала она, но не смогла найти ответ.

Он продолжал стоять на месте и молчать. Молчание и его вид давали Лизе ясно понять, что эта ситуация либо его вообще не трогает, либо он что-то задумал.

– Извините, я вас запачкала. Теперь и у вас брюки грязные, – чуть громче на этот раз повторила Лиза, сделав виноватое лицо и специально акцентировав внимание на том, что он теперь грязный.

– Бывает, – снова равнодушно произнес он.

Опять “бывает?”, – подумала Лиза.

Он что, серьезно так и будет повторять одно и то же слово на все, что она будет говорить? Лиза негодовала.

– Вы не расстроены, что я вас запачкала? День только начался, а вы теперь грязный и ходить теперь вам так весь день, – даже немного язвительно сказала Лиза.

Она не унималась и пыталась найти, что сможет вывести молодого человека из состояния покоя. Признаться, Лиза понимала, что такая реакция мужчины была ей на руку. Второго конфликта за сутки она бы не вынесла, и ей потребовалась бы неделя, а может даже и больше, чтобы восстановить внутренний баланс.

Но остановиться она уже не могла. Все ее нутро требовало конфликта. Наверно, это проделки ее эмоций, которые скопились сейчас внутри и не отпускали. Быть может, это и есть нормальная жизнь? Вдруг подумала она. Вот такая, со скандалами, случайностями, эмоциями. За два года работы над собой, она уже забыла, что это такое, но сейчас, как будто все то, что копилось в ней эти два года, хотело выбраться наружу. Ее не устраивало спокойное разрешение конфликта. Ей хотелось скандала.

На ее нападки в его сторону, он снова повторил:

– Бывает.