Сердце Лисы. Менталистка для Ученого

Глава 1

– Елизавета! – возглас Евгения Михайловича прервал мою возмущенную тираду. – С каких пор ты начала отказываться от порученных мной заданий?

Я тут же замолчала, но обиженно насупилась. Мой начальник всегда отличался сдержанностью и крайне редко повышал голос. Так что, раз он это себе сейчас позволил, то я совсем берега попутала. Да и мне обычно не свойственно отказываться от поручений начальства, да еще и так эмоционально, насколько бы неприятны они ни были. Впрочем, Петровский редко посылал меня туда, где мне грозила бы реальная опасность, без какой-либо страховки. Вот только сейчас был совсем другой случай. Да я лучше бы на опасное задание пошла, чем ЭТО! Я вдохнула и выдохнула, вспомнив про дыхательные тренировки. Постаралась взять себя в руки.

– Евгений Михайлович, у нас что, других телохранителей для этого коз… типа не найдется? Почему я-то?

– Потому что ты – хороший специалист. И ты – женщина, и беспомощная на первый взгляд девушка рядом с Германом не вызовет никаких подозрений. Всего лишь очередная любовница. Я не понимаю тебя, Елизавета! Ты много раз уже принимала участие в подобных операциях и не раз изображала чьих-то любовниц и содержанок. Что изменилось сейчас? У тебя появился ревнивый поклонник?

– Нет! – резко ответила я.

Поклонников у меня всегда было много и даже кое-кто пытался устраивать мне сцены ревности, но с такими я очень быстро расставалась без малейших сожалений.

– Так в чем же дело? – снова спросил меня Петровский.

Я молчала. Не говорить же ему правду.

– Это личное! – буркнула я.

– Елизавета Петровна! – перешел мой начальник на официальный тон. – Вы ведете себя непрофессионально, ориентируясь на личные пристрастия и неприязни! Я еще мог понять, когда ваша подруга Полина, не будучи нашим штатным сотрудником, отказывалась от тех или иных заданий, но в вашем случае такое неприемлемо!

Голос Петровского был холодным и жестким. Я поняла, что спорить бесполезно и даже вредно. Евгений Михайлович может прислушаться к разумным аргументам, но если он переходил на такой тон, лучше было сдаться и отправляться выполнять задание. Тем более, что и разумных аргументов у меня не было. Не могла же я ему объяснить, почему даже видеть этого гада не желаю, а тем более – работать с ним в связке, да еще и изображать из себя его любовницу. Я скрипнула зубами, но промолчала, покорно склонив голову.

– Вот и славно! – выдохнул с облегчением Петровский. – Завтра утром втроем встречаемся в моем кабинете, обговорим детали операции.

– Втроем? – вскинула я на начальника удивленный взгляд.

– Ну да, Герман Шувальский тоже подойдет. Ему нужно быть в курсе наших действий. Лиза, не переживай, – успокоившись, Евгений Михайлович снова перешел на “ты”, – это очень разумный человек. Я не знаю, почему ты так против него настроена, но сам я довольно давно его знаю и уверен, что вы сработаетесь.

Я лишь фыркнула в ответ, но спорить больше не пыталась. По дороге домой, выловила мальчишку-курьера и попросила его отнести две весточки: во дворец князя Вяземского и в особняк виконта Кручинина. Мне необходимо было провести вечер в компании близких подруг, поделиться с ними своими проблемами и почувствовать их поддержку. Более близких людей у меня не было.

Вечером мы встретились с Осой и Пумой в малой гостиной дворца Вяземских. На столике у дивана стоял чайничек с травяным чаем, розетки с различными сладостями и фруктами. Мне, конечно, предложили вина, но я отказалась: не пить же мне в одиночку! Оса все еще кормила грудью Пранечку, а Пума поглаживала уже чуть округлившийся животик, который еще был заметен далеко не всем, да и то только потому, что девушка обладала весьма худощавой фигуркой.

Мужья моих подруг – князь Инвар Вяземский и виконт Егор Кручинин – уединились в кабинете князя, обсуждая рабочие вопросы, а дети Осы были в детской под присмотром своей бессменной няни.

Иногда к нашей женской компании присоединялась Геля, жена нашего школьного друга Ромки, но сегодня мне хотелось пообщаться в узком кругу только самых близких подруг.

– Лисонька! – говорила мне наша благоразумная княгиня. – Я не совсем понимаю, в чем проблема работать с Шувальским? Вроде нормальный же мужик. Вполне адекватный. Он иногда появляется у нас на приемах и у меня создалось впечатление о нем, как о неплохом человеке.

– Угу, не Прудников какой-нибудь! И не Вениамин. – добавила Пума, вспомнив ошибки своей юности. – Ты, конечно, всегда разбиралась в людях гораздо лучше нас. И уж точно лучше меня. Но… неужели мы настолько в нем ошибаемся?

– Герман, правда, немного не от мира сего. Все же ученый, да еще и артефактор. Они всегда слегка повернуты на своих изобретениях. Но мне он показался добрым и порядочным человеком, – продолжила Оса.

– Вы просто не все знаете! – буркнула я.

– Так расскажи! – ответила княгиня Александра Вяземская. – Я лишь помню, что вы знакомы с ним с детства. Но ты никогда не рассказывала о том, что могло вас связывать. Он же старше тебя лет на пять, насколько я помню?

– Да, – вздохнула я. – Когда мы познакомились, мне было десять лет, а Герману Шувальскому, гениальному сыну заместителя министра образования Шувальского – пятнадцать.

Я неторопливо выпила чашку чая, прежде чем продолжить, и начала свой рассказ.

Глава 2

Пятнадцать лет назад

– Лизка – дура! – выкрикнул мой кузен Феликс, но тут же смолк, поскольку в гостиную входила тетушка.

Не то чтобы тетя Эмилия особенно старалась оберегать меня от оскорблений, но она настаивала на том, чтобы ее дети вели себя прилично в обществе и строго следовали этикету. А согласно этикету, насколько я поняла, обижать меня нужно было незаметно для окружающих.

Именно поэтому мои двоюродные брат и сестра предпочитали делать гадости втихушку. Например, подлить мне в шампунь какой-то хитрой краски, отчего мои волосы из ярко-рыжих на целых две недели стали изумрудно-зелеными. Или ночью повтыкать мне в шевелюру репейника, который просто так вычесать было невозможно – только выстригать. Вот не давали им покоя мои густые ярко-рыжие волосы.

Обзывательства были тоже, но наедине, чтобы ни тетушка, ни гувернантки не услышали. Дура – это было самое мягкое и безобидное из обзывательств. Чаще всего это было что-нибудь вроде “дочь шлюхи” или “ублюдок”.

О том, что я – ублюдок, я узнала совсем недавно, когда переехала в дом тети Эмилии. До этого мы с мамой жили в маленьком городке далеко от столицы и все считали ее вдовой с маленькой дочкой. Когда я подросла до более-менее сознательного возраста, я пыталась узнать у мамы, кем был мой отец и каким он был, но она пообещала рассказать мне все, когда я подрасту. И не выполнила своего обещания.

Мама умерла два года назад, когда мне было восемь лет. Несчастный случай: поскользнулась зимой на гололеде и, упав, ударилась головой об угол здания. Рана оказалась смертельной и она умерла в больнице, не приходя в сознание.

Тогда меня определили в приют, где я и прожила весь следующий год. Как я потом узнала, подслушав разговор служанок, тетя моя и не собиралась забирать меня из приюта, но в светском обществе, где она предпочитала блистать, откуда-то узнали, что ее родная племянница пребывает в приюте для нищих детей и той пришлось забрать меня оттуда.

На самом деле в приюте жилось не так уж и плохо. Да, деликатесами не кормили, но мы и раньше с мамой жили не в роскоши, так что к простой пище я была привычна. Как и к скромным, не всегда новым платьицам. Воспитатели в приюте были хорошие, они жалели сирот и старались дарить нам столько тепла, на сколько им хватало сил. С детьми я была в хороших отношениях, мы вместе играли и никто меня не обижал.

В доме тети Эмилии все было по-другому. Тут меня кормили вкусно, одевали красиво (иначе могли поползти слухи о том, что на сиротку она денег жалеет), вот только любви тут не было. Напротив, ко мне относились с презрением, словно я была грязной приживалкой. Впрочем, похоже, я именно ею в этом доме и была.

Конечно, в глаза мне моя тетя, будучи великосветской дамой, ничего про мою мать не говорила. Но я часто пряталась от своих кузена с кузиной, которые любили дразнить и обижать меня, где-нибудь в гостиной за диваном или в холле за шторой и слышала все разговоры тети Эмилии с ее подругами.

– Ах, – вздыхала моя тетушка, – мое доброе сердце когда-нибудь меня погубит! Я не могла бросить свою племянницу в убогом приюте, пришлось забрать ее к себе. Но настрадаюсь я еще с ней! Яблочко от яблони недалеко падает! Ее мать, моя беспутная сестра, нагуляла ребенка неизвестно от кого, а теперь вот умерла. Не удивлюсь, если по пьяни. И девочка эта… она уже сейчас неуправляема! Я боюсь, что она будет плохо влиять на моих детей. Вы ведь знаете, у меня очень воспитанные и восприимчивые дети и я просто не представляю, как оградить их от общения с этой грубой и своенравной девчонкой.

Я лежала, скрючившись в углу за диваном и изо всех сил старалась не скрипеть зубами слишком громко. Мама? По пьяни? Да я за все восемь лет нашей совместной жизни алкоголя в ее руках не видела! Такие оскорбления моей мамы меня выбешивали.

Оградить своих детей от меня? Да-да, пусть уже оградит, а то только и делают, что подстраивают мне всякие гадости ее “воспитанные” детки.

Подруги тети ахали и охали в ответ на ее речи, восхищались ее добротой, давали советы.

– может, ее в какой-нибудь пансион со строгим режимом отправить? Что-нибудь при монастыре. Научат ее благонравию. А как только станет совершеннолетней, сразу и замуж выдать.

– Да кто ж ее возьмет замуж-то, проститутку такую? – возмущалась тетя.

Как интересно! Мне было десять лет, но по ее словам я уже была проституткой. Или после пансиона мне только это и светит? В голове был полный хаос. Я не совсем понимала связей, пытаясь как-то увязать между собой высказывания тети и ее подруг, но у меня не очень хорошо это получалось.

– Выдай за какого-нибудь вдовца с детьми. Взрослого строгого мужчину. Заодно и уму-разуму научит.

– И то верно, – соглашалась тетя. – Я-то и руки на нее поднять не могу – все же сиротка.