не повернуть.
Теттенике сидела ровно.
С прямою спиной.
Задернулись занавеси, ибо никто-то из живых не мог глядеть на ту, что более не принадлежала дому отца. На ту, что уходила, унося с собой кровь степи. На ту, что весьма скоро назовется мертвой.
И заплакали, застенали рабыни.
Заговорили старухи, перечисляя имена предков, умоляя их принять невинную душу, оберечь, защитить. Засвистели возницы. И кони пустились в бег, спеша убраться подальше от таких шумных людей.
Теттенике сидела.
Неподвижно.
Закрыв глаза.
Стараясь отрешиться от всего-то. Губы шептали молитвы Матери Степей, а руки вдруг заледенели настолько, что она, Теттенике, перестала чувствовать пальцы. И показалось, что это неправильно.
Уезжать.
Будь она по-настоящему храброй, хотя бы на сотую долю столь же храброй, как отец, она бы осталась. Она бы позволила нарядить себя в драгоценные одежды, чтобы выйти к людям, чтобы сесть на мертвую кобылицу. Она бы приняла дурманящий напиток из рук старухи.
И исполнила бы долг.
А она… трусиха!
Ехали долго. Очень долго. Она уже успела и передумать все. И снова испугаться. И наново переиграть ту, другую жизнь, которой еще не было. Рабыня сидела рядом, как мышка. А после вовсе заснула. Наверное, и сама Теттенике могла бы прилечь, благо, повозку услали мешками с овечьей шерстью, поверх которых набросали шкуры, а на них – подушки. И места хватало, но сама мысль о том, чтобы уснуть, показалась стыдной.
Разве так положено вести себя дочери великого Кагана?
Остановились на отдых уже под вечер. И тогда-то занавеси одернулись и Танрак подал руку. Теттенике оперлась на нее и едва не упала. Упала бы, если бы не брат, ее подхвативший. Ноги свело судорогой, и с трудом получилось сдержать стон.
– Ты что, так и сидела? – брат поставил её на ноги и ощупал, бережно так. – Этак, сестренка, ты живой не доедешь.
– Я…
Из глаз вдруг хлынули слезы. От боли, которая вдруг появилась в ногах. От страха. От того, что она снова не смогла с ним справиться! Права старуха, ни на что Теттенике не способна!
Никчемная она.
Лишняя.
– Ну, успокойся, – Танрак обнял, как всегда делал, защищая её от змеиного шипения. – Тише. Ты бы знак подала. Я решил, что ты отдыхаешь. Давай, пойдем. Шаг. И еще шаг. Вот так, потихоньку. Это просто затекли они, сейчас пройдет.
Он обвел её вокруг костров. Степь полыхала. Суетились люди, спеша распрячь, растереть лошадей. Где-то далеко, в сумерках, виднелся табун и табунщики с огромными лохматыми псами. Один за другим вырастали шатры. И тот, алый, драгоценный, в котором предстояло