Подобная перемена произошла и с Эммой. За эти полчаса и он, и она обрели бесценную уверенность в том, что любимы. Позади остались неведение, недоверие и ревность. Найтли ревновал давно: с первого приезда Фрэнка Черчилла в Хартфилд или даже раньше – с тех пор, как об этом приезде было впервые сообщено. Тогда же он стал осознавать и свою любовь к Эмме, обнаруженную чувством соперничества. Именно ревность к Фрэнку Черчиллу вынудила его отправиться в Лондон. В день прогулки на Бокс-Хилл он решил уехать, чтобы не видеть, как Эмма принимает и поощряет ухаживания своего обожателя; уехать, чтобы научиться безразличию. Но в доме брата Найтли увидел такую безмятежную картину семейного счастья, а в хозяйке дома столь явно угадывались милые его сердцу черты, что стало ясно: цель путешествия была выбрана неверно. Пребывание на Брансуик-сквер ничего не изменило, все же Найтли упорно не желал возвращался, пока не получил с утренней почтой известия о помолвке Джейн Фэрфакс. К радости, которую позволил себе ощутить (ведь он всегда знал, что Фрэнк Черчилл не пара мисс Вудхаус), примешивалось такое нежное сочувствие Эмме, такое острое беспокойство о ней, что, не в силах медлить, он поскакал домой прямо под дождем, а сразу же после обеда пришел пешком в Хартфилд, чтобы увидеть, как перенесло эту новость самое милое из всех живых существ, безупречное при всех своих недостатках.