Когда вечер подошел к концу, Энн не могла не подивиться мысли о том, как приехала в Лайм, чтобы проповедовать терпение и покорность судьбе молодому человеку, которого она прежде никогда не видела; не могла она и не испытать страх, обдумав все более серьезно, что, подобно многим другим великим моралистам и проповедникам, она проявила красноречие в вопросах, в которых ее собственное поведение вряд ли выдержит проверки на прочность.