Глава 1. Птица Феникс

Феникс- мифологическая птица, обладающая способностью сжигать себя и затем возрождаться из пепла. Еще в школе, наткнулся на эту сказку, про такую уникальную птицу. В детском возрасте сказки воспринимаются проще – не надо искать логической связи, не надо проверять достоверность фактов. Говорят – это сказка, и ты просто веришь в нее.

Моя жизнь, особенно с того момента как на орбите заметил свечение, была похожа на сказку. Мне везло до такой степени, что, анализируя прожитые годы, не мог отделаться от мысли, что надо мной взяли шефство на небесах. Начиная с крайне удачной посадки моей спасательной капсулы в бухте, где я смог прожить время адаптации и до возврата своей империи, подло захваченной «христоверами», этим пренеприятным ответвлением христианской церкви. Будучи религиозными фанатиками, они произвели стагнацию моей империи, моего народа, пока кульбиты со временем отшвырнули меня на сто пятьдесят лет в будущее.

Я много раз избегал смерти, зачастую это было просто везение, порой – необъяснимые природные феномены. Солнечное затмение, землетрясение, молния в преследовавший меня корабль – все это выходило за рамки моего понимания, заставляя усомниться в существующем порядке вещей.

Я не знаю, на каком этапе развития находился бы с моим племенем, не появись так удачно американцы. У меня не было ненависти к этим представителям англосаксонского мира, а время сделало нас лучшими друзьями. Тиландер был настоящей кладезью в мореходном деле, его усилиями мы покорили море, расширяя границы своего влияния. Лайтфут, при его природной скромности, оказался еще более ценным – потомственный металлург, вместе мы прошли путь от первых клинков до изготовления патронов.

Империя Русов состояла из всех цветов кожи, разных ветвей эволюции человечества, представителей разных народов, так или иначе, попавших в эту Вселенную. Моя вторая жена Миа, была праправнучкой непокорного ирландца с парусника «Аталанта», а третья жена Алолихеп была потомком английского офицера с того же корабля. Первая и самая для меня дорогая Нел – была чистокровной кроманьонкой, из тех племен, что первыми покинули свою родину Африку. Была еще Лиа из местных, но с ней мы прожили мало, она исчезла во время моего отсутствия. Самой ужасной оказалась Сед, дочь профессора Александрова, но с ней я прожил не так много, чтобы разувериться в женском поле.

Один из моих приемных сынов был Бер – невероятный подросток из второй волны кроманьонской иммиграции стал моей опорой. А вторым приемным сыном был всеобщий любимчик – неандерталец Санчо, названный так в честь бессмертного произведения Сервантеса. Только мой Санчо был огромен, прожорлив и сексуально ненасытен. Его потомки, за время нашего отсутствия длиной в полтора сотни лет, стали целой общиной, но только его праправнук Панса обладал телепатией, передавшейся ему от предка.

Второе возвращение с орбиты, после попытки предстать перед Галактическим Советом с целью отстоять свою планету было трудным. Пришлось преодолеть огромное расстояние вместе с пилотом звездолета Натой, представительницей Славянского Союза, родившей мне сына Ивана, мое наследие в этом мире. С возвращением корабля с моими американскими друзьями, попавшими во временной карман, сделало меня сильней, а Нату озабоченной проблемой наследника империи. Даже на Труди, представительницу народа Дойчей, и рожденного ей сына Кинга, она реагировала проще, видя главную угрозу в Мале, сыне Мии.

После поражения «христоверов» и установления моей власти на всей территории моих земель, империя разрослась еще больше. Ганс Мольтке, король Дойчей, принял правильное решение, отдавшись в вассальную зависимость. Для меня это не было принципиально, и наши отношения скорее были дружеские и добрососедкие, хотя сын Труди Кинг, заранее был объявлен преемником Ганса на трон королевства Дойчей.

Несколько лет прошли спокойно – я навестил Торхепа, правнука моего сына Максхепа. Алолихеп оказалась необычайно умной – когда в Макселе начались загадочные смерти после моего исчезновения, она настояла на переезде в Родос, что был ей подарен мною в свое время. Вместе с местными Русами, она и ее потомки правили спокойно, без врагов и в изобилии.

Первый тревожный звоночек прозвучал в сообщении Ганса, просившего приехать в Регенсбург как можно скорее. Западную часть его фюрлянда занимали болота, на которых жило воинственное племя Шетов, лишь формально признававшим власть королей. Этот немногочисленный народец покинул болота, уходя в сторону Регенсбурга. Организовав экспедицию на болота, я убедился, что основания для страха были – под болотом набирал силу супервулкан. Многочисленные трупы неандертальцев в торфе и слое утрамбованного пепла, говорили о том, что ранее происходили извержения.

Поручив Мольтке отслеживать ситуацию на болотах, мы вернулись в Максель, где Тиландер заканчивал испытания парохода. Наше общество было готово перепрыгнуть в эпоху пара, и сделать качественный рывок в развитии. Трагедия случилась первого июля, в день удачной первой проверки нового судна. Извержение супервулкана продолжалось несколько месяцев, но уже через два месяца наступила вечная тьма, за которой пришел лютый холод.

Спасаясь от стихии, на юг следовали целые стада животных, переплывая Рону они уходили дальше. Вначале мы эвакуировали население фюрлянда, затем пришлось оставить Мехик и все поселения севернее Берлина. В одном Макселе насчитывалось больше пяти тысяч беженцев из земель Дойчей – сам Мольтке на время эвакуации оставался в Берлине, временно ставшем для Дойчей родным городом.

Пепел, выбрасываемый супервулканом выше зоны облаков, постепенно накрывал планету плотным светонепроницаемым одеялом. Солнечные лучи не могли пробиться через этот слой, планета стала остывать. Уже осенью, температура упала так низко, что находиться вне отапливаемых помещений было смертельно опасно. Такую вероятность я предвидел, в свое время насмотревшись передач про Йеллоустоунский супервулкан. Еще до начала извержения, мы начали заготовку продуктов, дров и угля.

Тем не менее, предвидеть масштаб природного катаклизма не смог: шли месяцы, становилось все холоднее. Выйти наружу на полчаса, даже укутавшись в шкуры – означало верную смерть. Нас спасало только то, что все находились внизу на первом этаже, перекрыв выходы наверх, чтобы тепло не рассеивалось. Даже при постоянно горящем огне, спать приходилось кутаясь в шкуры и прижимаясь к соседу.

Еще до наступления критических холодов, начало замерзать море, а спустя пару дней замерзла и Рона, замуровав во льду наши корабли. Ледовый плен кораблей лишал надежды на возможную эвакуацию. Еще в институте читал статью про путешественников на Северный Полюс – их корабли попадали в плен, заставляя людей идти пешком. Колоссальное давление льда, раздавливало суда путешественников, лишая их возможности вернуться домой весной. Тиландер разделял мои опасения, он в отличие от меня, слышал про такое от канадских рыбаков, поднимавшихся слишком высоко на север.

Решение, как ни странно, предложил Богдан. По его совету, перед самым замерзанием Роны, мы обложили корпуса кораблей мешками, туго набив их соломой. Как бы не давил лед, солома будет препятствовать прямому воздействию на обшивку кораблей.

В апреле, даже страшный холод устал пытаться нас убить – с середины месяца установилась довольно теплая погода в районе сорока с хвостиком ниже нуля. Поисковые отряды нашли и привели во дворец около трех сотен выживших. Еще какая-то часть людей имела небольшие запасы топлива и еды. Они отказались следовать за спасателями, решив дожидаться потепления в своих домах.

Первого июля, ровно в годовщину начала извержения вулкана, когда на улице стало еще чуть теплее, произошло знаковое событие. Я собирался выпить чаю, когда услышал оглушительный грохот, идущий с неба. Выскочив наружу, увидел, как огненный шар ушел в сторону запада, обрушив на нас звуковую волну. Именно Ната первой заметила, как на востоке освободился кусочек неба, через которую на сумрачную темную планету прорывались солнечные лучи. Этот день стал поворотным в нашей истории, дав надежду на Возрождение!

* * *

– Я согласна с тем, что говорит Герман, надо перебираться в более теплые края, в Южную Америку или Африку,– Ната высказавшись, опустилась на свое место. Прошло два месяца с момента появление метеорита или астероида, прорвавшего черную блокаду планеты. Рваный лоскут чистого неба не становился больше, несмотря на все наши ожидания. Более девяноста процентов видимого небосвода, по-прежнему оставались под черным колпаком. Те несколько часов, пока солнечные лучи попадали на планету через появившийся просвет, дали свой результат – температура в начале августа прогрелась до появления первой капели.

Пользуясь возможностью передвигаться без риска замерзания насмерть, осмотрели город и его окрестности. Из почти семитысячного населения города, не считая нескольких тысяч беженцев Дойчей, выжило всего чуть больше тысячи. Что случилось с Будилихой и остальными городками, я не знал. Первая дальняя экспедиция была направлена в Берлин, возглавил ее Бер, захватив с собой большое количество продуктов и шкур. Перейдя по все еще скованной льдом Роне, вместе с двадцатью санями, Бер ушел на север, чтобы привезти выживших из Берлина.

В последнее общение с Терсом, указал ему на необходимость спасти в первую очередь мастеровых, ремесленников, кузнецов, ткачей. Основная промышленная база была размещена именно в Берлине, так как именно здесь поселились мастеровые Дойчей. К огромному сожалению, выжило в Берлине немного. Бер вернулся через десять дней – на санях лежали обессиленные люди, спотыкаясь и падая шагала небольшая колонна. Вместе с Бером пришло всего двести семьдесят три человека – в основном это были те, кто укрылся во дворце Терса и моей императорской резиденции. Оставалась надежда, что в Портбоу, общине Сан-Техе и поселениях южнее Макселя, должно было выжить больше людей.

Если Русы понесли тяжелейшие потери, то Дойчи, как отдельный народ, практически перестали существовать. Вместе с беженцами, что были в Макселе, выживший и сильно исхудавший Ганс имел в подчинении всего сто тридцать семь человек. Санчо связался с Панса, который после долго молчания сообщил, что они ушли «туда, где жарче и перед ними вода». По всем прикидкам, получалось, что неандертальцы в районе Гибралтара. Не обошлось без потерь и у них, со слов Панса, его людей «стало сильно меньше».

Первый пепел, смешанный с дождем, стал падать на землю десятого сентября. Пока это были наиболее крупные и тяжелые частицы – небо по-прежнему оставалось темным, за исключением одного лоскута, не увеличивающегося в размерах. Двадцатого сентября пошел снег, смешанный с пеплом, окончательно похоронив наши надежды на потепление. Температура снова стала падать, и я созвал экстренное совещание, чтобы определиться с дальнейшими планами.

Мои опасения основывались на все тех же теоретических данных ученых, прогнозировавших катастрофу в случае извержения Йеллоустоунского супервулкана. По их выкладкам, если затянутое пеленой небо не освободится в течении первого года, вторая зима может стать еще холодней. Обосновывалось такое утверждение тем, что, если первая зима относительно мягкая, потому что планета прогрелась и медленно отдает тепло, компенсируя перепад температур, вторая будет катастрофической. Именно по этой причине не тают льды Антарктиды – за короткое лето воздух не прогревается настолько, чтобы растопить льды. А до почвы тепло не доходит и вовсе.

Мою озабоченность поняли не все: Лайтфут, Бер, Терс, Ганс считали, что худшее позади.

– Переживем вторую зиму. За это время небо расчистится и станет теплее. У нас здесь все – города, порты, могилы, – убежденно доказывал Ганс, вновь обретя былую уверенность. Вопрос о его правлении ушел навсегда – едва окрепнув, вместе с остатком своего народа, Мольтке попросился в Русы. Такое прощение было одобрено сразу и бесповоротно, не откладывая в долгий ящик. Дойчи были толковыми людьми – Терс выполнил мое указание, позаботившись о ремесленниках и мастеровых.

Герман настаивал на немедленном переселении в более теплые места. Корабли по-прежнему были в ледовом плену, но у нас имелся порох, руки и смекалка. Море промерзло на несколько сот метров от берега, дальше начинали встречаться участки чистой воды. А чем южнее – тем их будет больше. Предложение Тиландера поддержали Ната и Богдан. Баск и Гуран, также присутствовавшие на Совете уклончиво ответили, что последуют за мной, и им неважно, где быть рядом – здесь в Макселе или в другом месте. Мои сыновья Мал и Урр, также перевели стрелки на меня – дескать ты наш отец, наше дело повиноваться.

Принимать решение следовало мне: было очень жаль оставлять насиженное место, после такого развития инфрастуктуры. Но если вторая зима окажется холоднее, а температура в начале сентября уже опускалась ниже нуля – мы просто не выживем.

– Мы уйдем из Макселя, уйдем на время, чтобы вернуться, – шум в тронном зале моментально стих.– Мы вернемся, потому что здесь наш дом, потому что многие годы мы создавали это место. Мне трудно принять такое решение, но, если вторая зима будет такой же холодной – у нас просто не хватит сил. У нас погибло очень много людей, запасы овощей и семян не хватит на вторую зиму, а нам еще их надо сажать.

– Макс Са,– подал голос Ганс,– куда мы пойдем?

– Раньше я рассматривал два варианта – Южную Америку и Африку, это далеко и там очень жарко, – добавил я, видя, что эти названия ничего не говорят большинству. Из всех присутствующих, только Ната и американцы знали расположение этих континентов. – Африка перенаселена, там сейчас бум рождения и нам придется сражаться каждый день. А люди там не знают страха. Бер родом оттуда, может даже помнит жизнь на том месте.

– Помню, – улыбнулся Бер,– все время сражались племена между собой.

– Америка в этом плане предпочтительнее, но она находится далеко. Если мы уйдем туда, что само по себе нелегко, мы уже не вернемся назад. Поэтому, у меня появился третий вариант – мы пересечем море на юго-восток, высадимся южнее Плажа ближе к Нилу. Найдем такое место, чтобы сам Нил преграждал путь кроманьонцам, может даже подадимся в Междуречье.

– Оттуда можно вернуться? – Ганс не вытерпел.

– Можно, это не так далеко, да и места относительно знакомые. Где-то там еще обитают родичи твоей матери,– улыбнулся Малу, вспомнив виденное племя с красным цветом волос недалеко от Мертвого Моря. Изначально я поступил неправильно, поддавшись уговорам Александрова и решив основать империю в Западной Европе. Ведь знал же прекрасно, что древнейшие цивилизации зародились между реками Тигр и Ефрат, в дельте Нила, но этот сладкоголосый профессор меня переубедил.

В Макселе было холоднее, чем в Плаже и на Кипре, но я повелся на эти разговоры, что в Европе еще несколько тысяч лет не будет сильных племенных союзов. Теперь я знал наверняка почему за десять-двенадцать тысяч лет до нашей эры в Европе было так малолюдно. Потому что этот проклятый супервулкан вызвал настоящий малый ледниковый период. Третий день с неба шел снег, серо-грязного цвета с примесью вулканического пепла. И только на Востоке, туда куда я теперь стремился всей душой – проглядывал небольшой кусочек голубого неба.