Глава 1.Ледники, гейзеры и дом из лавы, где стены тёплые, а тишина – поёт.

«В Халонге мир говорил шёпотом.

В Шарме – молчал, ожидая, пока заговоришь ты.

В Кёто – уже сказал всё.

А в Исландии…

Он дышит.

Глубоко.

Неровно.

Как человек, переживший шторм – и впервые вдыхающий воздух, в котором нет пепла».

Часть I. Лёд (дни 1–5)

Где холод – не отсутствие тепла. Он – архив чувств, замороженных не для сохранения, а для созревания.

Да – в июле 2014 года в Исландии действительно был необычно тёплый старт лета: +19°C в Рейкьявике, +7°C у ледника Ватнайёкюдль. Но ветер с ледника – другой. Он не «холодный». Он помнит лёд, и несёт эту память в каждую клетку лёгких.

Артём и Мария прилетели не из Москвы.

Из Кёто – через Хельсинки, где провели 3 дня в молчаливом доме у Финского залива, учась одному:

не бояться, когда тишина становится плотной – как лава перед извержением.

1. Дом из лавы: где стены – не для защиты, а для резонанса

Утро. +11°C. Ветер – 32 км/ч, с привкусом серы и морской соли.

Аэропорт Кефлавика.

Их встречает не гид.

Камень.

Лежит в багажнике такси – не гранит.

Базальт.

Чёрный, с шестигранными столбами, как органная труба.

На нём – одна надпись, вырезанная не резцом, а пальцем:

«Þú ert kominn heim.

Ekki fyrir augun —

fyrir brjóstið.»

«Ты пришёл домой.

Не для глаз —

для груди».

Такси везёт их не в отель.

В гостевой дом «Гримур» – «Заря» – на южном побережье, у подножия вулкана Эйяфьятлайёкюдль.

Построен в 1982 году – не из дерева.

Из лавы.

После извержения 1973-го на острове Хеймаэй рабочие собрали застывшие потоки, распилили на блоки – и сложили стены.

Нет вывески.

Нет номера.

Только – одно окно, выходящее на ледник.

И на подоконнике – камень:

тот самый, из такси.

С выемкой – не от ладони.

От сердца.

Хозяйка – Эйла, 68 лет, бывшая сейсмолог, ушедшая из Научного института после того, как её прогноз «вулкан проснётся в 2010-м» проигнорировали.

Она не здоровается.

Она кладёт руку – не на плечо.

На грудь Артёма.

Там, где пульс.

– «Hér. Ekki hérna. Здесь. Не здесь».

(Она касается груди – потом – глаз.)

– «Вы привыкли смотреть.

Здесь – чувствуйте».

Дом – не интерьер.

Организм.

Стены – толщиной 80 см.

Не «тёплые».

Живые.

Внутри – тепло +22°C, снаружи +11°C – но никакого отопления.

Только – геотермальная вода, текущая в трубах, вмурованных в лаву.

– «Лава не держит тепло.

Она помнит, как быть горячей».

В комнате – алтарь.

Не полка.

Углубление в стене, выточенное потоком 1973 года.

Внутри:

– глиняная чашка кintsugi (та самая, из Кёто – привезена Фудзико-сан через дочь в Копенгагене);

– лист папируса (с серебристым отливом);

– кора мангра (от Саида);

– гравий Рёандзи;

– и – новый предмет:

кристалл льда, заключённый в ампулу из вулканического стекла («обсидиан – память огня, лёд – память слёз»).

– «Это – Skeljungur – „Страж“.

Он не защищает.

Он напоминает:

даже в самом холодном месте —

есть место, где вы – уже тёплый».

Обед – одно блюдо:

Хардарбладмилисуппа – суп из овечьей крови, риса и лука, с крошкой базальта («для заземления») и каплей геотермальной воды («для связи»).

– «Ешьте медленно.

Каждая ложка – не еда.

Это – вопрос:

Что ты готов отдать – чтобы остаться целым?“

После обеда – первое задание.

Не «сходите к Сельяландсфоссу».

Не «сфотографируйте Строккур».

– «Сядьте у окна.

Смотрите на ледник.

Когда заметите движение – не в леднике.

В себе – поднимите руку.

Я подойду».

Артём садится.

Мария – рядом.

Не касаясь.

Но – в такт дыханию.

Ледник – Ватнайёкюдль.

Не «белый».

Серебристо-синий, с трещинами – не как раны.

Как жилы.

Как будто пульсирует.

Проходит 20 минут.

Ничего.

Только ветер.

Только дыхание.

И вдруг – Артём чувствует:

не в груди.

В солнечном сплетении.

Как будто что-то тает.

Не больно.

Освобождающе.

Как будто лёд, о котором он забыл, только что растаял.

Он поднимает руку.

Эйла подходит.

Не улыбается.

Она кладёт ладонь поверх его – на солнечное сплетение.

– «Þetta er ekki brjóstið þitt.

Þetta er jarðarborg. Это не твоё сердце.

Это – замок земли.

И он открывается».

Она уходит.

Возвращается с двумя предметами:

– кусок лавы, тёплый («принесла из-под земли сегодня утром»);

– лист бумаги, не белый.

Серого цвета, с вкраплениями чёрных точек – пепла из Эйяфьятлайёкюдля, 2010 года.

– «Напишите.

Не что вы чувствуете.

А – где вы чувствуете».

Артём берёт лаву.

Кладёт на ладонь.

Она – не горячая.

Тёплая.

Как чашка у Хасана.

Он закрывает глаза.

И – пишет.

Не ручкой.

Пальцем – по пепельной бумаге.

Влага кожи оставляет след:

«В солнечном сплетении – лёд.

В груди – лава.

Между ними – я».

Мария пишет рядом:

«Не „я“.

Мы – в этом пространстве».

Эйла смотрит.

Кивает.

Берёт бумагу.

Кладёт в углубление в стене – к чашке, папирусу, коре, гравию и льду.

– «Теперь – Skeljungur знает ваши имена».

Вечером – баня «Laug».

Не из дерева.

Из лавы и мха.

Вода – геотермальная, +39°C, с добавкой:

– соль из Сабхи («Хасан прислал через моряка из Рейкьявика»);

– лепестки сакуры («Фудзико – через дочь»);

– и – крошка базальта («для связи с землёй»).

Эйла оставляет на скамье два предмета:

– ампулу с льдом (ту самую, из алтаря);

– кусок папируса (высушенный, с серебристым отливом).

– «Опустите в воду.

Пусть знают: расстояние – иллюзия.

Связь – в вибрации».

Артём опускает лёд.

Он не тает мгновенно.

Медленно.

Как будто выбирает, когда отпустить память.

Мария – папирус.

Он не размокает.

Плывёт – как «Сафина» в озере у Ахмеда.

Они сидят в воде.

Молча.

Но в тишине – звуки:

– треск лавы в стенах («она дышит, когда остывает»);

– далёкий рёв гейзера Стрейкюр (каждые 8 минут – «как сердце, пережившее шторм»);

– и – два дыхания, сливающихся в один ритм.

Артём смотрит на руку Марии в воде.

На запястье – не нить.

Три чёрные крупинки – вплавлены в кожу.

Не «татуировка».

Резонанс.

Она следует его взгляду.

Улыбается – не губами.

Всем телом.

Позже, в комнате, он открывает блокнот.

На последней странице – две ладони, лепесток, 14 точек, три корня и надпись «Мы – дом».

Он берёт кусок лавы (остывший), макает в воду – и проводит по бумаге.

Не рисунок.

Отпечаток тепла.

Под ним – одна фраза.

На исландском.

Он выучил её сегодня, глядя на ледник:

Köld er ekki fjarvera hita.

Hún er minnið hans.

«Холод – не отсутствие тепла.

Он – его память».

За окном – полярный день.

Солнце – не за горизонтом.

Над ледником.

Но в груди – уже не присутствие.

Дыхание.

Глубокое.

Неровное.

Готовое к следующему полмесяцу.