ТОМ 1: «РАСЩЕП»

ГЛАВА 1: «ПОСЛЕДНИЙ ТАНКЕР»

СЦЕНА 1: ПРОЩАЛЬНЫЙ ГУДОК

Серая вода сливалась с серым небом где-то на широте Северного моря. Гигант, длиной в треть километра, «Титан Прогресса» не плыл – он влачился по воде. Его корпус, некогда гордо выкрашенный в синий и красный, был покрыт шрамами ржавчины и заплатами временной смолы. Он шел без флага. В том, чтобы вывешивать цвета какой-либо нации, давно не было смысла.

На мостике пахло старым пластиком, холодным кофе и тихой безнадегой. Капитан Маркас Соренсен, положив руки на стойку радара, смотрел не на экраны, а в свинцовое марево за бронированным стеклом. Его лицо, изрезанное морщинами, как карта штормовых маршрутов, было неподвижно. В ушах, привыкших за сорок лет к рокоту турбин, теперь стояла непривычная, гнетущая тишина. Глушили лишь жалобный вой ветра в растяжках мачт и прерывистое шипение рации.

«– …повторяю для всех судов в секторе Семь. Норвежский энергоконвой запрашивает приоритетный проход. У нас на борту критический груз литиевых матриц. Просим освободить коридор…»

«– Маяк «Абердин-Песчаный» с шестнадцать часов переходит на аварийное питание. Огни погашены. Повторяю, навигационные огни погашены…»

«– Это «Северный Ветер». Наш запас хода шесть часов. Просим о буксировке или координатах убежища. Кто-нибудь…»

Голоса в эфире были разными – от механически-холодных до срывающихся в истерику. Хор конца эпохи.

Маркас отвернулся. Его взгляд упал на единственную яркую точку в рубке – голографическую проекцию грузового манифеста. Цифра «850 000 баррелей сырой нефти сорта «Брент» мерцала ядовито-зеленым. Не груз. Нет. Гроб.

«Скорость?» – его голос прозвучал как скрип ржавой двери.

«Десять узлов, капитан, – отозвался у штурвала молодой, с испуганными глазами штурман. – Турбина три на минимальных оборотах. Инженер Ковальски говорит, больше не вытянем. Палим последний аварийный запас синтетической солярки. Она грязная. Фильтры забиваются».

Маркас кивнул. Он знал. Он все знал. Они везли в своих чревах последнюю настоящую кровь умирающего мира, а питались его суррогатной, ядовитой похлебкой. Поэзия абсурда.

Дверь в ходовую рубку открылась, впустив волну звуков с палубы – лязг, скрежет, проклятия. Вошла Лайза Чжан. В комбинезоне, испачканном машинным маслом, с планшетом в руках, она казалась чужеродным, слишком живым элементом в этой законсервированной гробнице. Ее глаза, быстрые и умные, метнулись к показаниям датчиков, затем к лицу капитана. В них не было страха экипажа. Была холодная, сосредоточенная решимость. И что-то еще. Боль?

«Капитан. Отчет по системам охлаждения грузовых танков. Удерживаем температуру, но система балансирует на грани. Еще одна поломка насоса, и мы либо взорвемся, либо нефть загустеет до состояния асфальта. В любом случае, контракт сорвем».

Она говорила четко, технично. Но Маркас уловил в ее голосе странные нотки. Не тревога инженера за вверенное имущество. Скорее… нетерпение палача?

«Что предлагаете, мисс Чжан?» – спросил он, наблюдая за ней.

«У нас есть три неиспользованных аварийных дизель-генератора. Можно переключить часть их мощности на контур охлаждения. Это риск – останемся без резервного освещения и связи. Но шанс довести… груз до пункта назначения повысится на восемнадцать процентов».

«Сделайте», – просто сказал Маркас.

Она кивнула и резко развернулась, чтобы уйти. Ее взгляд на секунду зацепился за иллюминатор, за серую, мертвую воду. И в этом взгляде Маркас прочитал нечто, заставившее его старую морскую душу сжаться. Не страх. Отвращение.

«Мисс Чжан, – остановил он ее. – Вы на «Титане» два месяца. Ни разу не спросили, как работают главные турбины. Необычно для инженера».

Она замерла, не оборачиваясь.

«Эпоха турбин закончилась, капитан. Я здесь, чтобы отслеживать агонию. Не более».

И вышла.

Маркас снова посмотрел в окно. Где-то там, в тумане, был Гамбург. Последний порт. Последняя остановка. Он медленно достал из кармана потертую ладонью фотографию. Молодой он, улыбающийся, на фоне сверкающего нового «Титана». И он же – его отец, великий капитан Соренсен-старший, положивший руку ему на плечо. Гордость династии. Они были богами, двигавшими континенты. Теперь он водил плавучий саркофаг.

Рация снова зашипела. Новый голос, на этот раз официальный, из Евроэнергокомиссариата:

«– «Титану Прогресса». Добро пожаловать в зону ответственности Гамбурга. Ваш коридор «Омега-Последний» подтвержден. Ожидайте лоцмана и вооруженного эскорта. Причал номер Ноль. Повторяю, причал номер Ноль. Примите к сведению: любое отклонение от курса будет расценено как акт агрессии».

Причал номер Ноль. Символично. Ноль надежды. Ноль будущего.

Маркас положил фотографию обратно в карман и нажал кнопку судового гудка. Один долгий, низкий, пронзительный звук разорвал тишину. Не триумфальный салют. Нет.

Это был стон.

Реквием.

СЦЕНА 2: ДУША МАШИНЫ

Машинное отделение «Титана» было сердцем корабля. Вернее, тем, что от него осталось. Когда-то здесь царил оглушительный, живой гул – песня двухсот тысяч лошадиных сил, рожденных в горниле главной турбины. Теперь тут было тихо, как в склепе. Громада турбины, высотой в три палубы, стояла, закованная в сталь и тишину. Лишь кое-где мигали аварийные светодиоды, да с шипением вырывался пар из недопечатанных клапанов.

Лайза Чжан пробиралась между трубами, ее фонарь выхватывал из мрака пятна ржавчины, подтеки масла, пыльные таблички с надписями на немецком и корейском. Ее пальцы, вопреки воле, тянулись прикоснуться к холодному металлу. Отец. Ее отец, Ли Чжан, тридцать лет проработал старшим механиком на платформе «Нептун-9» в Южно-Китайском море. Он мог на слух определить малейшую неисправность в самом сложном двигателе. Он называл их «железными драконами» и говорил, что у каждого есть душа.

Он погиб, когда «Нептун-9» затопило во время шторма «Кай». Слишком старая платформа, слишком изношенное оборудование, слишком жадные хозяева, выкачавшие все до капли и бросившие тех, кто им служил. Ей было шестнадцать. Она поклялась тогда, что «железные драконы» умрут. Все до одного.

Ее планшет мягко вибрировал. Сообщение из глубин защищенной сети:

«Рассвет» – Лайзе. Статус «Ангел-хранитель»? Цель жива? Ждем сигнала «Падение Иерихона».

Лайза сжала губы. «Ангел-хранитель» – ее позывной. Цель – «Титан Прогресса». «Падение Иерихона» – команда на активацию логической бомбы, вшитой ею в систему управления балластными цистернами. По легенде, сбой должен был вызвать крен, вынужденную эвакуацию и скандал, после которого танкер отправят на слом. Но Лайза знала истинные расчеты своих кураторов. При определенном стечении обстоятельств крен мог привести к разлому корпуса. К быстрой, «героической» гибели последнего великого танкера в открытом море. Идеальный символ. Яркий финал.

Она подошла к турбине, положила ладонь на массивную крышку картера. Металл был ледяным.

«Прости, батя, – прошептала она. – Но твои драконы… они всех съели. Пора положить конец».

Внезапно из темноты вынырнула фигура в засаленном комбинезоне. Старый механик, которого все звали Дед. Его лицо, похожее на высушенную грушу, было испачкано сажей. В руках он держал ветошь и канистру с маслом.

«А, юный инженер, – хрипло сказал он. – Пришла поглядеть на покойничка?»

«Я проверяю системы, – холодно ответила Лайза.»

«Системы… – Дед фыркнул и подошел к турбине. – Это не система. Это она. Маргарита. Я ее так назвал. Тридцать лет вместе. Красавица, а?»

Он начал вытирать ветошью бессмысленно уже чистое смотровое окошко, его движения были полны нежности.

«Помню, как мы в первый раз вышли на полную… Гул стоял такой, что в груди переворачивалось. Мощь. Настоящая мощь. Мы свет в дома привозили. Тепло. Мы мир кормили».

«Она мир и убила, – сорвалось у Лайзы. – Выкачала все соки, отравила все вокруг.»

Дед остановился и посмотрел на нее странным, почти жалобным взглядом.

«Детка, машина не виновата, в чем ее используют. Она просто работала. Верой и правдой. Как и мы все. Виноваты те, кто решил, что можно бесконечно брать и ничего не давать взамен».

Он потрепал металлический бок «Маргариты».

«А теперь ее списывают. На иголки. Душу вынут, корпус порежут на сувениры для богатеев. Несправедливо. Так нельзя с живым существом. У нее душа есть, я тебе говорю».

Лайза хотела возразить, сказать, что это просто кусок металла. Но слова застряли в горле. Она видела, как у старика на глазах блеснули слезы. Настоящие. Он прощался. Не с работой. С другом.

«Что вы будете делать… после?» – спросила она тише.

Дед пожал плечами.

«А кто меня ждет? Дети в Австралию смылись, жена давно… Попробую в угольные копи устроиться. Или на синтетику. Дышать смогом, зато греться. А ты?»

«Я… не знаю».

«Верю. У тебя глаза, как у моего шкипера. Потерянные. Он тоже не знает, куда ему плыть, когда кончится его море».

Дед вздохнул, взял свою канистру и поплелся в темноту, оставив Лайзу наедине с холодным «железным драконом» и невыносимой тяжестью в груди. Ее рука снова потянулась к планшету, к кнопке отправки условленного сигнала. Но пальцы не слушались.

Она больше не видела перед собой символа. Она видела «Маргариту». И Деда. И своего отца, который бы точно так же плакал, прощаясь со своим «драконом».

Логическая бомба ждала своего часа. А Лайза внезапно поняла, что не может стать тем, кто нажмет на спуск. Не из-за жалости. Из-за предательства. Предательства памяти отца, который любил свои машины, какими бы они ни были.

Но и отказаться от миссии она не могла. «Рассвет» был ее семьей, ее религией последние десять лет.

Она стояла в полумраке машинного отделения, разрываясь на части, в то время как старый танкер, тихо поскрипывая, плыл навстречу своему последнему порту.

СЦЕНА 3: РЖАВОЕ ЗОЛОТО

Гамбург встретил их молчанием и холодом. Небо над портом было неестественно чистым – не работали ни фабрики, ни электростанции. Воздух, лишенный привычной промышленной вони, пах сыростью и разложением.

«Титан» медленно, словно слепой гигант, вползал в акваторию под присмотром двух маленьких, юрких катеров береговой охраны с тускло мерцающими синими огнями. На причале, который когда-то кишел кранами, грузчиками и контейнерами, теперь царила пустота. Лишь у одного пирса, обозначенного огромной, облупившейся цифрой «0», маячила группа людей и несколько грузовиков с вооруженной охраной.

Маркас стоял на крыле мостика. Ветрозащитный козырек не спасал от ледяного ветра, рвавшегося с Эльбы. Он смотрел на родной, умирающий город. Вдалеке, в районах Альтоны и Санкт-Паули, к небу поднимались тонкие столбы черного дыма – горело то, что не могли или не хотели тушить. Ближе к порту окна небоскребов были темными, слепыми. Лишь в самом центре, у ратуши и озера, горели островки света – анклавы для элиты и силовиков, питаемые отдельными геотермальными источниками и аккумуляторами.

«Лоцман передает приветствие и требует открыть внешний канал для видеосвязи с комиссаром», – доложил штурман.

«Откройте, – буркнул Маркас. На экране коммуникатора возникло лицо – выхоленное, холодное, с глазами, оценивающими не людей, а актив. – Капитан Соренсен? Я комиссар Фогель. Пришвартовывайтесь к нулевому пирсу. Ваш груз будет немедленно изъят по протоколу «Последняя капля». Экипаж пройдет дезинфекцию и карантин в зоне «Дельта». Личные вещи – досмотр. Контракт считается исполненным по факту передачи груза. Вопросы?»

Голос был лишен интонаций. Голос машины в человеческой оболочке.

«Вопросы, – сказал Маркас. – Мое судно. По условиям, после разгрузки оно должно быть отведено на отстой и утилизацию под моим командованием.»

«Условия изменились, капитан. Решение комиссии: судно «Титан Прогресса» будет разгружено, после чего переведено в док номер три для немедленного начала утилизации. Ваши услуги более не требуются. Вы получите расчет и… статус перемещенного лица второй категории».

Маркас почувствовал, как что-то холодное и тяжелое опускается у него внутри. Он предполагал, что его карьера закончится здесь. Но чтобы вот так… как ненужную тряпку.

«Я требую соблюдения контракта. Мой экипаж…»

«Ваш экипаж состоит из наемников с сомнительным прошлым, капитан. Они будут трудоустроены в соответствии с потребностями Евроэнергокомиссариата. Швартовые, начинайте».

Связь прервалась. Маркас сжал перила так, что костяшки побелели. Он видел, как к борту танкера, грохоча, причаливали гигантские пауки-краны. Начинали свою работу. Выкачивать душу.

Процесс разгрузки занял двое суток. Двое суток ада. Экипаж, загнанный в угол карантинной зоны на верхней палубе, наблюдал, как через огромные шланги уходит их груз, их смысл, их последняя ценность. Лица людей ожесточались. Шли разговоры о бунте, о том, чтобы захватить какой-нибудь из грузовиков и смыться. Но вездесущая охрана с автоматами и в бронежилетах пресекала любые попытки сближения.

Лайза, запертая с другими, видела, как Маркас день и ночь стоял у иллюминатора, наблюдая за опустошением своего корабля. Он не ел, не спал. Он просто смотрел. И в его спине, всегда такой прямой, появилась сутулость. Слом.

На третье утро, когда последний насос отключился с жалобным всхлипом, на борт поднялся комиссар Фогель в сопровождении охраны.

«Капитан. Груз принят. Ваше присутствие на судне более не требуется. Прошу вас и ваш экипаж проследовать к транспорту».

Маркас медленно обернулся. Его глаза, впалые и красные от бессонницы, встретились с глазами комиссара.

«Мне нужно забрать личные вещи с мостика.»

«Необходимые вещи уже изъяты и отправлены на досмотр.»

«Карты. Судовой журнал.»

«Цифровые копии будут вам предоставлены. Оригиналы – собственность Архива комиссариата».

Маркас сделал шаг вперед. Два охранника тут же подняли автоматы.

«Это мой корабль, – тихо, но так, что было слышно в мертвой тишине, сказал Маркас. – Я его капитан. До последнего заклепки.»

«Ваш корабль, капитан, – это кусок металлолома, который стоит меньше, чем пайка вашего экипажа на неделю, – холодно парировал Фогель. – Не усложняйте. Ваше время кончилось».

В этот момент Лайза, наблюдающая из толпы экипажа, увидела, как что-то в Маркасе умерло. Последняя искра. Погасла. Его плечи опустились окончательно. Он кивнул, больше не глядя на комиссара, и повернулся к своим людям.

«Слышали. Собираемся.»

В его голосе не было ничего. Пустота.

Когда они, жалкой колонной, спускались по трапу на причал, Лайза обернулась. «Титан Прогресса» стоял, безжизненный и пустой, пришвартованный к пирсу-призраку. Гигантский саркофаг. На его палубе уже сновали люди в защитных костюмах с резаками – стервятники, прилетевшие разделывать тушу.

Она поймала взгляд Маркаса. Он смотрел не на людей, не на порт. Он смотрел на линию горизонта, где серое море сливалось с серым небом. И в его взгляде она вдруг прочитала не поражение.

А решение.

СЦЕНА 4: ДИВЕРСАНТ И КАПИТАН

Карантинная зона «Дельта» оказалась переоборудованным складским ангаром. Нары, тусклый свет, запах дезинфектора и отчаяния. По периметру – вооруженная охрана. Разговоры шли шепотом. Планы строились и рушились. Дед мрачно сообщил, что всех мужчин при годности отправят в «угольные копи» на восток. Женщин – на сборку аккумуляторов. Стариков и больных – в «центры адаптации», о которых лучше не думать.

Лайза сидела в углу, обхватив колени, и пыталась принять решение. Ее планшет был мертв – внешняя связь блокирована. Сигнал «Падение Иерихона» не был отправлен. «Рассвет» сочтет ее провалившейся или предавшей. Ей оставалось только плыть по течению в этот новый, жуткий мир рабского труда. Или…

Или признаться. Маркасу. Странная, иррациональная мысль. Но старый капитан был единственным человеком здесь, который, как ей казалось, мог понять. Он тоже потерял все. Он тоже стоял на краю.

Ее размышления прервал тихий голос над ней:

«Инженер Чжан. Пройдемте.»

Это был один из охранников. Не грубый, почти вежливый. Сердце Лайзы упало. Раскрыли? Взяли след?

Ее повели не к выходу, а вглубь ангара, к запертой комнате, бывшему кабинету начальника склада. Внутри, за столом, сидел Маркас Соренсен. На столе горела газовая лампа, отбрасывая прыгающие тени. Охранник кивнул и вышел, притворив дверь.

«Садитесь», – сказал Маркас. Его голос был спокоен, устал.

Лайза села, готовясь ко всему.

«Вы знали, что на борту была диверсионная группа?» – спросил он прямо, глядя на нее поверх пламени лампы.

Лайза похолодела. Но отступать было некуда.

«Знаю.»

«Вы входили в нее?»

Пауза. «Да.»

Маркас медленно кивнул, как будто получил подтверждение давней догадке.

«Логическая бомба в системе балласта?»

«Да.»

«Почему не активировали?»

Лайза вздохнула. «Потому что… потому что это было бы убийство. Не символическим актом. Реальным. Экипаж… Дед…»

«Дед говорил с вами о душе машины, да?»

Она удивленно взглянула на него.

«Я знаю своих людей, мисс Чжан. И вижу, когда в них что-то меняется. Дед – последний романтик. Он может разбудить совесть даже в фанатике.»

«Я не фанатик, – с вызовом сказала Лайза. – Я видела, что эта индустрия делает с людьми. С моей семьей.»