Раскаты Грома

Глава первая. 903-й

2016 год.

Летний вечер перетекал в ночь. Сумерки уже скрыли стоящие в стороне от дороги деревья, последние красные лучи закатного солнца исчезали в парящих низко над горизонтом облаках. Звуки мерных, неторопливых шагов одного сопровождались шарканьем подошв армейских ботинок другого. Дорога проходила сквозь небольшие ельники и укрытые россыпью диких цветов поляны. Она связывала собой отдаленные друг от друга здания и постройки, вписанные в рельеф местности – чтобы скрывать от фотофиксаций с воздуха. По этому, седьмому маршруту «Объекта 80», двигался патруль – сержант Вавилов и ефрейтор Коваль.

Коренастый курносый светловолосый сержант шёл почти посередине дороги. Висевший на его груди автомат удобно поддерживал массивные руки. Согласно инструкциям, рукава кителя следовало закатывать по локоть в начале дня и расправлять на всю длину после захода солнца. Такое правило ношения формы было утверждено в гарнизоне на летний период, чтобы облегчить несение службы в жаркие часы, но ткань все равно промокала от пота. Казалось, что из-за влаги чёрные и серые узоры патрульного камуфляжа стали ещё темнее. Бронежилет привычно натирал крепкое туловище сержанта, его лямки покоились в малозаметных под одеждой бороздах на плечах: полк охраны «Объекта 80» часто и надолго переводили в состояние боевой готовности при полной экипировке. У правой ключицы на клипсе держалась потрескивающая, хрипящая рация. Её тонкую черную антенну то и дело задевал стебель осоки, кончик которого лениво жевал Вавилов.

Худой сутуловатый Коваль шёл левее, по обочине. Уставший, с винтовкой на плече и тяжёлым «броником» на теле, он скорее волочил ноги, чем переставлял их. Каждый второй-третий шаг из-за разболтанной походки измученного ефрейтора получался шоркающим. Его длинный тонкий нос всю дорогу притягивал комаров, и изредка Коваль сгонял их своими вытянутыми костлявыми пальцами.

– Слышь? – спросил сержант, смотря на окрашенные закатным солнцем облака.

– М? – то ли простонал, то ли промычал Коваль.

– Или мышь? – В голосе Вавилова слышалась издёвка.

– Что? – Ефрейтор наконец очнулся от монотонной ходьбы.

– Чё скис, мля, Ковыль? – в шутку приказным тоном гаркнул сержант. В роте охраны все называли Коваля только по прозвищу. – О «барабашках» волнуешься?

Коваль, не меняя шаг, перевёл задумчивый взгляд с сержанта на массивы складов вдали. Тяжело выдохнув, ответил:

– Да… Немного.

***

Пару часов назад одна из рот полка охраны собралась на ужин. Столовая встретила дежурные патрули третьей смены привычным тошнотворным запахом варева из капусты и рыбы. Раздача – длинная металлическая полоса, шириной в поднос – была границей между ищущим и искомым, желающим и желаемым, ватагой голодных потных вояк и кастрюлей с едой В этом небольшом зале каждый боец в порядке очереди получал белые тарелки с пищей и, продвигая поднос по зеркальному покрытию из нержавеющей стали, забирал в конце кружку с чаем. Затем военнослужащего ждала грубая скамья. Вот как раз за столом на восемь человек, среди братьев по оружию и товарищей по обжорству, Коваль и мог ощутить истинное счастье. Для него подобное стало обыденным: шесть месяцев в строевой части напрочь отбили привычку выбирать еду, одежду, компанию, а ещё два месяца в статусе контрактника здесь, в «восьмидесятке», окончательно превратили в единственную дорогу в рай потёртую розовую плитку в столовке. Каждая ложка супа, кружка чая, крик: «Рота подъём!», очередной заполненный патронами магазин винтовки оставляли всё новые и новые камуфляжные кляксы на его душе, на образе мыслей. Казалось, что другой жизни никогда и не было.

Поставив винтовку к стене рядом со скамейкой, ефрейтор Коваль сел за стол к уже вовсю жующим товарищам. Людей сейчас в столовке было немного, но в воздухе всё равно висела какофония. В единый гул слились случайные удары вилками о тарелки, шум посудомоечного отделения кухни, ругань поваров: заступившие кашеварами солдаты из другой роты суетились у больших электроплит и духовок, готовясь к приходу остального полка.

Третья смена патрулей ужинала раньше всех. Но кроме неё у центрального прохода, за длинным, человек на двенадцать, столом со стульями вместо лавок, сидели ещё капитан Саблин, командир второй роты девятого полка охраны воинской части 00082, и какой-то офицер Федерального Бюро Безопасности. Незнакомец был в стандартной для своего ведомства чёрной полевой форме. На погонах вместо привычных армейских звёзд виднелись два значка в виде миниатюрных золотых мечей, по одному на каждом. В специальных званиях ФББ никто из военных не разбирался, да и ни к чему им это было. На объекте войска и бюро жили двумя параллельными мирами: каждая сторона имела своих покровителей, свою «территорию обитания» и свои задачи. Многие догадывались, а некоторые утверждали, что и сами слышали, будто бы одной из задач ФББ на «восьмидесятке» было выявление шпионов в рядах военных. Об этом старались не думать, но сам факт того, что нарушители армейской дисциплины убывали на гауптвахту под конвоем из сотрудников ФББ, а не военной полиции, побуждал солдат обсуждать неформальные, расширенные полномочия контрразведчиков на «Объекте 80».

Прихлюпывая чаем, негромко, но достаточно внятно для семерых однополчан, рядовой по прозвищу Рыжий подметил:

– А у «барабашек»-то ротация.

Его чернявый сосед одобрительно мотнул коротко бритой головой и, продолжая вылавливать остатки тушеной капусты из тарелки вилкой, добавил:

– Недавно здесь. Форма – целочка!

Остальные бойцы третьей смены аккуратно, в шесть пар глаз, осмотрели сотрудника ФББ, сидевшего за офицерским столом. В этот момент Коваль явственно почувствовал неприязнь со стороны «барабашки» ко всем его окружающим. Внешность контрразведчика казалась ефрейтору неприятной, озлобленной: острый нос, почти незаметные, сливающиеся с впалыми щеками губы, растягивающиеся в подобии улыбки, и глубоко посаженные чёрные глаза, похожие на два уголька.

Лопоухий младший сержант, сидевший напротив чернявого пулемётчика, прошептал:

– А когда им вспотеть-то? Морду кирпичом с утра делают и бродят по корпусам, шпиёнов в штукатурке высматривают. Там и не запылится форма!

Улыбки скользнули по лицам жующей оравы.

– Да не, у них посерьёзнее работка, – после смешка вставил Рыжий.

– С какого перепугу? – недоверчиво произнёс лопоухий вояка.

– Да вот, курил я сегодня с одним капэпэшником. Ну, тот с полка, что у центрального въезда стоят. Дак вот…

Вавилов, насупив брови, остановил:

– А ты чё у капэпэшников делал? Они в километре от нашего маршрута находятся.

– Дак это они к нам подошли! Я на маршруте с Гогой был, он подтвердит, – продолжил Рыжий и для подтверждения своего алиби кивнул на чернявого бойца. – У складов мы шли. А капэпэшники за какими-то запчастями для своих машин приехали, ну, так и пересеклись. Но не суть! Короче, один из них – Витёк, нормальный пацан, – рассказал, что с неделю назад два «холодильника» на объект въезжали. Ну эти, машины с восьмью колёсами…

Рыжий сделал паузу, покосился на Коваля и Юру Снежка – ещё одного ефрейтора в их смене. Последний выделялся среди всех белой, как снег, кожей.

– Да видел уже их, можешь не объяснять! – с раздражением ответил Коваль.

– Дак вот, – продолжил рассказчик, – залез он в кузов на осмотр, а там – металлические камеры такие, как в магазинах, только без стёкол. Сплошной металл, и подписи краской нашлёпаны на дверцах: «Рыба», «Мясо» и прочее. Ну и идёт, говорит он, значит, между ними – на холодильных камерах замки кодовые на каждой, и температура там отображается на экранчике, рядом с кнопками. Он чисто для формальности вообще залез туда, день как день был. Прошёл весь тёмный кузов, потом обратно идёт, фонарём в проход светит, и тут вдруг замигало что-то рядом. Он смотрит – на одном из металлических шкафов этих экранчик не как остальные синим светится и градусы показывает, а красным мигает, и надпись: «Разморозка». Витёк из кузова кричит: «У вас тут оборудование неисправно!». Ноль, не услышали. Он снова крикнул: «Эй, водила! У тебя оборудование накрылось!». Снова тишина. У кабины, может, стояли все, или водитель на КПП документы подписывал, он не знает, но никто не прибежал к нему. И тут, короче, Витёк услышал стоны!

– Чего? – почти хором протянули Коваль и Гога.

– Стоны! Он прислушался: из холодильника, что, видимо, размораживался, – звуки типа стонов человеческих! Витёк с перепугу из кузова выпрыгнул, а водитель уже в кабину забрался. Витёк, значит, смотрит: пацаны с КПП шлагбаум подняли, упоры опустили. Он второпях бежит к дежурному, обращается: «Товарищ капитан!». А тот ему: «Всё нормально, мы знаем, иди на пост». И только из рации дежурного слышно было: «Быстрее! Быстрее! Второй пост, пропустить…» – Рыжий замолк, обвёл всех патрульных напряжённым взглядом и добавил шёпотом: – Людей сюда, походу, привозят. Учёные свои эксперименты на них проводят!

Гога рассмеялся.

– Да ну! Загнул ты. Врёт, как дышит, Витёк твой! Наплёл тебе за сигаретку. «Научники» тут какой-то своей теорией занимаются. Какие, на хрен, люди в «холодильниках»? Ты посмотри на них, учёные – это ботаны шуганные. Они с человеком что‑то делать обоссутся!

Лопоухий, сидящий напротив Гоги, улыбнулся. Рыжий пожал плечами с плохо скрываемой досадой на лице и потянулся к кружке с чаем.

Юра Снежок, проглотив комок ужина, нарушил тишину:

– Да не. Они точно чё‑то дикое разрабатывают.

Все повернулись в его сторону. Коваль спросил, смотря в глаза соседу:

– Откуда знаешь?

Снежок продолжил, разламывая кусок хлеба:

– Дня два назад, короче, иду я, значит, с Жирным по третьему маршруту. Проходим Бор, короче, корпус «научников» и, короче, мимо «полигона» идём. Смотрю, блин, на поле, а оно оцеплено «барабашками». Утро было, блин, а их целая рота на ногах, короче. И стоят в двух метрах друг от друга, короче. Такие чёрные все, короче, на выход прям оделись, блин. Все в брониках, со стволами, короче.

Гога перебил:

– Ближе к делу давай!

– Ну и «научники», короче, с их офицерами – «барабашками» – стоят на краю поля. Там, блин, эта… машина ещё была с тарелкой‑антенной, короче. И это, по полю оцепленному, под землёй ползёт будто что‑то. Будто бурят горизонтально, блин, в метре от поверхности, короче. Земля над этой хренью бурящейся, короче, на полметра поднималась. А «научники», короче, наблюдают такие, записывают. Земляные торпеды тут изобретают, короче!

Однополчане прыснули смешком. Коваль недоверчиво покосился на рассказчика, а лопоухий боец протянул задумчиво:

– Ну не знаю, не знаю…

Сидевший у торца стола сержант Вавилов встряхнул всех своим громким голосом:

– Товарищи детективы, мля, жуйте ускоренно! Нам заступать на маршруты через десять минут!

После этого он встал, поднял свой автомат с лавки и, на ходу доставая скомканную армейскую кепку из-под лямки погона, пошёл к выходу. Патрульные наскоро доели остатки ужина и, собрав посуду на два подноса из восьми, последовали за сержантом.

Коваль и Снежок убрали подносы к широкому окну приёмного отделения посудомойки, поставили их на ещё чистый, отделанный нержавеющей сталью подоконник. По ту сторону окна работали всего двое солдат из наряда по столовой, остальные, видимо, наводили порядок в помещениях для разделки овощей и мяса. В металлических глубоких раковинах «запруд» из грязной посуды пока ещё не было, поэтому «столовские» тихо о чём‑то болтали.

«Блин, ещё бы чайку… – С этой мыслью Коваль повернул обратно в сторону раздачи: никого не было, кроме наряда, уходящих патрулей, офицера его роты и сотрудника ФББ. – А, не спалят. Я быстро!»

Капитан Саблин о чём‑то увлечённо беседовал с представителем ведомства и смотрел совершенно в другую сторону. А «барабашка» Коваля не пугал: контрразведка никогда не вмешивалась в быт солдат за периметром зданий, где проводились секретные разработки или хранились какие‑либо лабораторные материалы, поэтому одиноко бродящий по столовке ефрейтор никому из «эфбэбэшников» вряд ли был бы интересен. А вот Саблин мог загонять подчинённого за такие вольности, но, к счастью, командиру сейчас было не до него.

Белую кастрюлю с чаем караулил дневальный из наряда по кухне.

– Налей по-братски! – попросил Коваль, протягивая «поварёнку» сигарету.

– Это дело! – расплылся тот в улыбке. Взял оплату, засунул её себе за ухо, затем ловко нацедил в ёмкость напиток и протянул наполненную кружку ефрейтору.

– От души! – выпалил Коваль, предвкушая, как сейчас смочит пересохшее горло. Небольшая порция чая за ужином не спасала в летнюю жару, а жажда мучила, да ещё как!

В этот момент в столовой прогремел рык Вавилова:

– Ковыль, мля! Десять секунд на выход! Время пошло!

От неожиданности ефрейтор чуть не выронил кружку. Он залпом выпил содержимое, кинул посуду на раздачу и рванул к выходу мимо стола офицеров, но тут же понял, что вот-вот захлебнётся. «Не в то горло, блин!» – пронеслось у него в голове. За доли секунды спазм в груди спровоцировал кашель, Коваль потерял равновесие, и чайный фонтан из его рта пришёлся прямо на сотрудника в чёрной форме. Кашляя, стоя на четвереньках, ефрейтор боялся посмотреть на «эфбэбэшника». Властный голос, от которого на голове зашевелились коротко стриженые волосы, заставил его вздрогнуть.

– Твои лучшие дни – в прошлом! Готовься, раззява! – будто поднимая лезвие гильотины вверх, медленно и чётко произнёс старший оперуполномоченный ФББ.

Перебарывая животный страх, Коваль всё же поднял голову и увидел, как офицер в чёрном промокает бумажной салфеткой свою форму, не сводя с него свои тёмные, как две чёрные дыры, глаза. Казалось, что это конец.

– В‑в‑виноват, товарищ! – промямлил сквозь волнение ефрейтор.

Сдерживая смех, капитан Саблин прикрикнул на солдата, возвращая его в реальность:

– Беги, мля, мамкина радость, на развод патрулей!

Схватив правой рукой цевьё винтовки, а левой – лежащую чуть впереди, на полу, кепку, Коваль вскочил и что есть мочи побежал к выходу из столовой.

***

Лицо Вавилова оскалилось в улыбке.

– Да забей ты.

– Думаешь? – неуверенно спросил ефрейтор.

– Я тебе говорю – забей! Я здесь четыре года уже. Чё в этой части тока не было! Однажды два мордоворота на ножах дуэль устроили, не поделили что‑то. В казарме весь пол в крови, эти сами хрипят посреди расположения и ещё душат друг друга.

– И что им? Уволили? – оживился Коваль.

– Ага, – фыркнул сержант и, сплюнув на прерывистую разметку дороги, иронично продолжил: – Как же! Заштопали их, подержали для смирности в карцере пару недель и развели по разным ротам.

– Да ладно! – удивлённо округлил глаза ефрейтор.

– Отвечаю! Это же «восьмидесятка». Тут всякое бывает. Часто ты здесь видишь людей, которые, как бы это сказать… элита армии? Из столичных частей здесь встречал кого‑нибудь?

– Да вроде не, – протянул Коваль, мотнув головой.

– Вот-вот. А помнишь, сколько с психологом бесед нужно пройти перед переводом сюда? И ведь там всё было на одну и ту же тему: готовы ли вы выполнить любой приказ? Не просто так нас сюда «отфильтровали». – Вавилов махнул рукой в сторону таблички с изображением дымящейся сигареты. Зона для курения была уже недалеко.

– А ФББ что? Это же почти убийство.