Глава 1. Попутчица (1)

Первое время Татьяна побаивалась появления матери. Прислушивалась к каждому шороху, ловила любую речь в зоне слышимости и наблюдала за коридором, по которому сновали люди. Она сидела на полке, положив локти на квадратный стол, и озиралась по вагону, боясь наткнуться взглядом на знакомую фигуру, но это были только страхи.

Мама, скорее всего, не начала и подозревать о побеге. Но каждый раз Татьяна вздыхала с глубоким облегчением, когда прохожий оказывался другим пассажиром или проводником. Тогда она отворачивалась к окну, за которым мельтешили кроны деревьев. Сплошная зеленая полоса стремилась назад, а поезд нес Татьяну вперед. Оставалось только упиваться свободой.

На следующей остановке через пару минут после начала движения поезда на койку рядом с грохотом приземлилась девушка-подросток, бросив рюкзак на пол перед собой. Татьяна вздрогнула от неожиданности. Она думала, что до самой Москвы будет ехать одна в своем открытом купе.

Девчонка встряхнула неаккуратно подстриженными сине-зелеными волосами и издала бурлящий звук наподобие того, каким извозчики пару столетий назад останавливали лошадей. На правом широком плече красовалось корявое солнышко, словно его старательно рисовал маленький ребенок, а не профессиональный тату-мастер. Она имела пухлые руки, широкие бедра и большую для ее возраста грудь, откровенно выпирающую из-под тонкой майки с логотипом малоизвестной Татьяне музыкальной группы. Подошвами красных кроссовок, в которых без стеснения легла на койку, девчонка уперлась в матрас.

– Фу, чуть не опоздала, – пояснила попутчица, будто Татьяна ждала разъяснений, и замахала телефоном в лицо как веером.

В отличие от коммуникабельной матери Татьяна не умела заводить непринужденные транспортные беседы, равно как и поддерживать их. Повезло, что для собеседницы это не было проблемой.

– Опоздала бы, пришлось бы билеты перекупать, а у папы деньги закончились. Так бы я у него и осталась, – рассказывала девчонка, смеясь в потолок, то есть в дно верхней койки. – Мать бы тогда нас обоих убила. Она меня и так не пощадит. Наверное, поэтому я и не хотела возвращаться.

Татьяна с сочувствием на нее посмотрела.

– Да мне не впервой, переживу, – девчонка села, сложив руки на столе.

Телефон она сунула в передний карман бридж и закрыла его на молнию. Татьяна проследила за ним взглядом и, вернувшись к лицу, поинтересовалась:

– А почему ты не можешь остаться с отцом?

Попутчица сдвинула линию губ вверх и в сторону.

– У папы денег нет и постоянной работы, чтобы меня содержать, – глаза убежали к окну, за которым вид совершенно не изменился.

Сосны, березы, ели и разные кустарники сливались в изгородь на обочине дороги. Казалось, сейчас в мире существовал только локомотив и рассеченные им две половины леса.

– Я тоже от мамы сбежала, – вздохнула Татьяна, опустив взгляд на стол.

– И твои в разводе?

Девчонка впилась в нее глазами. Татьяна не смогла определить, что за взгляд это был: сочувствующий, жалеющий или злорадный, а, может быть, включающий в себя все и сразу. Было заметно, что ей развал семьи дался непросто.

– Нет. Папы у меня никогда не было, – откровенно ответила Татьяна без особенного драматизма.

– Оу, – отреагировала девчонка.

Как обычно бывало, после ответа на вопрос об отце наступила неловкая пауза в разговоре. Люди не знали, как реагировать и что говорить, хотя для Татьяны это не было трагедией. Все вокруг просто считали, что так должно быть. Чувствуя неприятную неловкость, она решила сама нарушить это молчание.

– Как тебя зовут?

– Лада, – сразу ответила девчонка и улыбнулась.

На зубах засверкали металлические брекеты. Татьяна вспомнила, как сама носила такие до четырнадцати лет. Эта девчонка выглядела максимум на пятнадцать.

– Необычное имя, – исключительно для поддержания разговора заметила Татьяна.

– Дурацкое. Особенно с моей фамилией: Калинина, – Лада усмехнулась, склонив голову набок. – Ну, ты догадалась, как меня обзывают в школе.

Татьяна выдавила смешок.

– Обидно, знаешь ли, когда тебя с говном сравнивают.

Лада откинулась на стенку и скрестила руки на груди, но легкая усмешка еще кривила полные губы, а Татьяна засмеялась в голос.

– А тебя как зовут?

– Таня.

– Ну, так себе тоже.

Лада провела языком по щекам изнутри и отвернулась к окну.

– Спасибо, – усмехнулась Татьяна растерявшись. – За откровенность.

– Да не за что.

Без напряжения и неловкости Лада стала расспрашивать о том, почему Татьяна сбежала от матери, что собирается делать и зачем едет в Москву. Им предстояло ехать вместе много часов, делать было нечего, да и, познакомившись, они не могли друг друга игнорировать. К тому же, душа никак не успокаивалась. Там еще кипели остатки переживаний, которые Татьяна копила целый месяц в заключении. Хотелось заглушить эти мелкие очаги боли. Легче всего было просто высказаться незнакомцу. Поэтому она решила рассказать о себе все. Начала с того, как мама впервые поставила ее у станка.

Лада слушала с вниманием, потому что вряд ли могла найти здесь занятие поинтересней. Не вдаваясь в детали, Татьяна поведала достаточно о своих мотивах, воспитании, обучении и первой любви, которая привела ее к этому поезду.

– Вы с ним переспали? – спросила Лада, расширив глаза, когда дошло до встречи с Вадимом.

– Ну, да, – Татьяна смущенно пожала плечами.

– Ого, и как это? Прикольно? Тебе хочется еще?

Татьяна, покраснев, опустила взгляд в стол и обхватила пальцами левой руки правое предплечье. Она не знала, как ответить на такой слишком откровенный вопрос, заданный несведущим ребенком.

– Нууу… мне понравилось. Ну, как… Не то, чтобы я постоянно этого хотела… Но я бы повторила, конечно, если…

– Он тоже девственник был? – перебила Лада, подперев подбородок ладонью.

– Нет. Он до меня встречался с девушкой три года.

– Ну, тогда понятно. Опытный, – с видом эксперта в области сексологии сказала девчонка, закачав головой. – Я тоже хочу, чтобы у меня первый раз был с кем-то опытным, чтобы сразу все получилось. А то моя подруга, которая с одноклассником переспала, была вообще не в восторге.

Татьяну рассмешили такие рассуждения, хотя она сама не была экспертом в этой области и, казалось, обладала меньшими познаниями, чем школьница-девственница Лада. Но она помнила самый первый раз и то, как у Вадима он тоже не сразу получился несмотря на всю его опытность.

– Мне кажется, главное, чтобы сам человек тебе нравился, – Татьяна тщетно пыталась сделать мудрое лицо.

– Да ну! – махнула рукой Лада. – Это же простая механика! Вон мать моя спит со всеми налево и направо и кайфует.

Она сказала это сначала легко и без зажимов, а потом осеклась, поймав ошеломленный Татьянин взгляд, и покраснела.

– У меня мать – нимфоманка. Так она себя называет, по крайней мере, – поправилась Лада, будто говорила о собственной слабости, и отвернулась к окну, съежившись. – Она ходит к психологу, но… все равно со всеми флиртует. И спит тоже. Она скрывает, но я знаю, что она со всеми спит.

Девчонка надулась и с силой скрестила руки на груди, будто физическая боль могла спасти от душевной. По ее недовольному виду стало ясно, что это не помогло. Она сжалась, нахмурилась, закусила губу. Глаза слегка увлажнились. Татьяна не ожидала, что разговор дойдет до такой степени откровенности. Лада еще не умела контролировать мысли и чувства и не пыталась. Татьяне это понравилось, но неловко все равно стало.

– Она и с моим учителем по физике переспала. Прямо в кабинете! Мои одноклассники подглядели. Фуу!

Выражение отвращения на девичьем лице быстро сменилось эмоцией гнева. Лада покраснела от злости и с силой замотала головой, а потом резко замерла и, опустив руки на колени, начала их разглядывать пристально.

– Из-за нее все и меня считают шлюхой! – заговорила она, словно маленькая обиженная девочка. – Ни один нормальный парень на меня не посмотрит.

Густые ряды черных ресниц дрогнули, и слезы покатились по округлым щекам. Татьяна впала в ступор. Она и предположить не могла, что все выльется в это русло. О нимфомании только слышала, и то в шутках, которых не понимала. Она и сама не чувствовала себя взрослой, но Лада была еще большим ребенком и требовала утешения или хотя бы сочувствия, а Татьяна пялилась на нее с вытаращенными глазами, как на диво дивное. Девчонка тихо всплакнула, вытерев слезы майкой, и отвернулась к окну всем корпусом. Татьяна только спустя пару минут оттаяла и вздохнула. Тоже уставилась в окно, просто потому что туда удобно было смотреть: там ничего не происходило и ничто не смущало глаз.

– Родители не определяют, кто мы есть, – сказала она спустя минуту.

– А вдруг это наследственное? – Лада резко повернулась лицом. – Вдруг я буду такой же? Я, может быть, просто еще не пробовала, поэтому пока не страдаю. А если попробую, и мне понравится? И я буду хотеть этого постоянно, как моя мать? Она же вообще себя не контролирует иногда!

Девчонка раскраснелась. Потерянные глаза забегали по вагону, мечась в отчаянной попытке зацепиться за что-то весомое.

– Мне кажется, либидо нельзя унаследовать, – неуверенно ответила Татьяна.

Лада только хмыкнула и снова отвернулась.

– Поэтому я, с одной стороны, очень хочу попробовать, чтобы узнать, с другой, боюсь, что превращусь в мать. И тогда лучше совсем не начинать.

– В любом случае не попробуешь – не узнаешь, – на большую мудрость опыта Татьяне не хватало.

Девчонка перевела на нее вдумчивый взгляд и опять отвернулась к окну.

– Если стану как мать, уйду в монастырь, – докончила она и сжалась сильнее.

Какое-то время они молчали. Ясное небо постепенно покрывалось облаками и серело. По мере приближения к Москве тучи сгущались. Вскоре сплошная стена леса сменилась пустырями, засеянными полями, садовыми домиками, дачами и коттеджами. Потом пошли небольшие города. Затем опять длинные участки леса. Пейзажи быстро чередовались.

– Я бы хотела жить с отцом, но суд ни за что не поручит ему опеку надо мной, – с сожалением сказала Лада.

Татьяна снова ворвалась в вагон поезда из густых зарослей придорожных деревьев, которые странным образом ее успокаивали. Чтобы понять услышанное, она несколько раз повторила фразу в голове, прежде чем спросить:

– Почему он не может найти постоянную работу?

– Раздолбай потому что, – шутя-любя ответила девчонка.

Она смеялась открыто, ничем не закрывая рот несмотря на брекеты. Татьяна в уме похвалила ее за это, потому что сама сильно стеснялась, когда носила такие же. Ей казалось, что тяжелые, металлические, неестественные скобы уродуют ее маленькое личико, показывают несовершенство и сильно привлекают внимание людей. Сейчас она смотрела на Ладу и видела, что брекеты не могли ее испортить, потому что воспринимались как нечто чужеродное, и стесняться их было подростковой глупостью.